Внезапный визит следователя меня не удивил. Похоже, Володе удалось узнать какие-то подробности произошедшего. Но он никогда не обсуждает такие вещи по телефону, боится прослушки. На мой взгляд, от этой привычки слегка попахивает паранойей. Однако с учетом сегодняшней доступности всяких шпионских «жучков», возможно, в такой осторожности и есть своя логика.

Через пару минут Володя уже расположился на нашей кухне и, стараясь не смотреть в умоляющие глаза Снапа (который, естественно, утром получил свою порцию корма, но всегда на любую еду смотрел так жалобно, как будто бы никто никогда не кормил эту прекрасную собаку), расправлялся с пиццей и кофе.

Закончив с едой, Седов вытер губы салфеткой и ехидно прищурился:

– Я решил, что с отпечатками пальцев на статуэтке ты, если можно так сказать, случайно под руку подвернулась.

– В каком смысле?

– Нет на статуэтке никаких отпечатков. Ни твоих, ни чьих-либо еще.

– Но Миронов-то говорил… Врал? – Я чувствовала себя растерянной и никак не могла собраться с мыслями. – Он меня на понт брал? Что-то я не понимаю, в чем прикол…

– Дело было так. После возвращения с выезда Казько отправился на свое рабочее место, оформлять вещдоки и писать акты. Его коллега, работающий за соседним столом, краем глаза видел – Казько пробивал снятые в парфюмерной мастерской пальцы по «базе». И по какой-то позиции возникло совпадение.

– Мои отпечатки есть в базе МВД? А каким образом они туда попали?

– Как раз твоих отпечатков там нет, я проверял. Но в тот момент, когда возникло совпадение, в кабинет вошел Миронов и поинтересовался, есть ли новости. Казько быстро свернул программу (его коллега со своего места это заметил) и сказал, что отпечатки пальцев на статуэтке принадлежат Лике Вронской. Коллеге Казько твое имя ничего не сказало, он подумал, что эксперт просто озвучил имя-фамилию из базы. Миронов радостно удалился пытать тебя вопросами. А Казько запустил на свой комп вирус, который положил систему и сейчас не позволяет проследить историю последних операций.

– Так он эксперт или хакер? Я себя компьютерным чайником не считаю. Но вот так быстро грохнуть всю инфу с компа не смогла бы.

– Наверное, если бы у тебя было, что скрывать, ты бы предусмотрела быстрый вариант.

– Но зачем Казько было врать насчет меня?!

Седов пожал плечами:

– А ему все равно было, чье имя называть. Ляпнул первое, что в голову пришло. Юридической силы все это не имеет. Сказал бы потом Миронову, что ошибся. Ему надо было просто срочно остановить направлявшегося к компу следователя. Что он и сделал.

– Получается, Казько сам решил снять денег с убийцы и уничтожить его отпечатки? Блин, ну как так!

– Вот так. Этот Казько – та еще мразь. Ничего за душой нет. По трупам пойдет ради своих интересов. Ну ладно, все это лирика. А вот не лирика – я думаю, должна быть какая-то связь между Казько и убийцей.

Я кивнула:

– Ага, получается, слишком быстро все произошло. Эксперт узнал, кто убил лаборанта, связался с ним. Наверное, получил гарантии большой оплаты, уничтожил пальцы…

– А он не поторопился с уничтожением отпечатков?

– А что ему было делать? Если бы он их оставил – их пробили бы по базе, нашли убийцу, он сдал бы криминалиста со всеми потрохами…

– А убийца как об этом узнал? Он расправился с Казько, но где были гарантии, что отпечатков нет?

Седов подлил в свою чашку кофе и вздохнул:

– Наверное, тертый калач. Или Казько – дурак, ему проболтался. Но, в общем, самое главное – больше тебя особо дергать не будут. Работай спокойно. А я поеду, работы куча, все свои дела запустил из-за этих твоих приключений.

– Спасибо. Прости, что напрягла тебя!

Володя встал, давая понять, что разговор закончен. Я проводила Седова, дождалась, пока Володин «Форд» скроется за поворотом, и пошла к своей машине.

Информация о том, что Казько втянул меня во всю эту историю случайно, была очень похожа на правду. Нет, наверное, никакого злодея, плетущего против меня мерзкие интриги. Но остановиться я уже все-таки не могу. Слишком сильно накрутила себя. А благоразумие к числу моих достоинств не относится…

* * *

Если бы не излишняя полнота, Станислав Орехов был бы очень похож на актера и режиссера Федора Бондарчука – тот же выразительный типаж внешности.

– Вот, этот парфюм я сделал для своей жены. – Стас протягивает мне блоттер и грустно добавляет: – Бывшей жены…

Я подношу полоску бумаги к лицу, с наслаждением прислушиваюсь к неторопливым ласкам ванили, проношусь над кустом бордовых распускающихся роз с капельками росы на нежных лепестках, попадаю в заросли кустов малины, спелой, готовой брызнуть терпким соком… Потом вдруг возникают практически физические ощущения – прикосновения Андрея, его тепло, мягкие нежные поцелуи. Люблю просыпаться утром в объятиях мужа, когда в окно льется розоватый солнечный свет, звенят птицы, и впереди целый день, и вся жизнь, и наша любовь…

– У вас талант, – невольно вырвалось у меня, когда грезы и видения пропали и я вспомнила, что есть не только запахи, но и слова. – Потрясающий аромат. Любовь во флаконе.

Орехов пожал плечами и откинулся на спинку кресла:

– Наши отношения это не спасло… Так что, какой аромат мы будем придумывать для вас? Я думаю, сначала надо определиться с группой, а потом уже думать о нотах. Какие запахи вам нравятся? Свежие, сладкие? Древесные, восточные?

На какой-то момент мне стало некомфортно и, пожалуй, даже страшно.

Я осознала, что Орехов, за пару секунд выдернувший из моих воспоминаний самые сокровенные нежные и счастливые мгновения, может подойти прямо к моей душе. Он может оказаться слишком близко, понять мои сильные и слабые стороны. Реакция на запахи – это код сейфа. Легко и непринужденно парфюмер вскроет хранилище с моими секретами. Если, конечно, позволить ему это сделать.

Но только я не позволю…

– Стас, а вы можете сделать мне «Ле фу д’Иссей» Иссея Мияке? Этот аромат давно снят с производства. Цены на аукционах доходят до тысячи долларов за пятьдесят миллилитров, дорого. Я скучаю по нему.

Орехов нахмурился:

– Никогда не мог понять привязанности ко всем этим снятостям и винтажам. Сколько новых марок появляется! Постоянно разрабатываются новые компоненты, обыгрывающие уже известные ноты так, что их просто не узнать! Зачем вам это надо? Воспоминания? Вы их вернете, но поймете, что вы уже другая!

Он прав.

Он снова прав, этот хитрый сомнительный человек.

Парфюм, который я прошу сделать, ассоциируется у меня с одним из самых эротичных переживаний в моей жизни.

Тогда я жила с парнем, работала журналистом, писала о политике. Пришла на интервью к лидеру политической партии – и забыла все вопросы, хотелось не обсуждать политологические нюансы, а целоваться. С моим визави происходило то же самое; сбивчивыми фразами он звал меня на прогулку, поужинать, в свою жизнь, в свою постель. Политик выключил диктофон, зарылся лицом в мои волосы и прошептал:

– У тебя потрясающие духи, ты так пахнешь…

Я убрала его руки, перевела дыхание и нажала на кнопку начала записи.

Не будет никакого ужина, никаких поцелуев, никакого секса. Потому что дома меня ждет бойфренд, который, когда я болею, приносит аспирин и чай с лимоном. Он знает мой любимый сорт шоколада и то, что зимой у меня дико мерзнут руки и ноги. И если только сейчас я скачусь в жаркую лавину другого тела – я больше уже никогда не смогу сидеть на кухне в его рубашке и болтать всякие глупости.

На следующий день политик разбился на машине. Мне хочется думать, что это просто стечение обстоятельств, что он не запивал горечь отказа алкоголем, или что если все-таки пил – то я тут совершенно ни при чем.

«Ле фу д’Иссей» для меня – очень странный запах, сладкий, горький, запах страсти и смерти…

Парфюмер не сдавался:

– А может, вам купить «Этру» от Этро? Они отличаются по пирамиде, но схожи на обонятельном уровне. А мы с вами придумаем что-нибудь лично для вас? Мне кажется, это хорошая идея.

Я покачала головой.

Не пущу в свою душу этого странного дядьку. По крайней мере, пока он не станет для меня полностью понятным, как для него понятны все тайны ароматов.

– Я искала аналог «Ле фу», и у меня есть «Этра». Да, похожи. Но «етра» идет в концентрации туалетки, а я хочу парфюмированную воду. Мне нравится, когда аромат стойкий и густой.

– Хорошо, как вам будет угодно. Это ваше право.

Орехов пытался говорить равнодушно, но лицо у него было как у обиженного ребенка. Моя Даринка так же надувает губы, когда я не разрешаю ей поглотить вторую порцию мороженого подряд.

– Может, вам стали известны какие-то новые подробности об убийстве вашего лаборанта? – интересуюсь я, делая вид, что не замечаю вселенской обиды.

– Я уточнил у следователя, можно ли сделать уборку в мастерской. Следователь разрешил. Позвонил уборщице, она прибралась. Ковер лежит в кладовке. Попросили пока не сдавать его в химчистку.

Парфюмер говорил короткими предложениями и с такими недовольными интонациями, что мне стало понятно: пора убираться восвояси.

И тогда я решила сделать то, ради чего, собственно говоря, и пришла. Открыла сумку и протянула Орехову конверт.

– Ах да, чуть не забыла. Когда я к вам поднималась, почтальон хотела опустить в ящик с номером вашей квартиры письмо. И я его забрала. Когда жила в городе – у меня всегда хулиганы из ящика почту тырили. – Я поднялась с дивана и постаралась беззаботно улыбнуться. – Хотя кто сейчас письма-то от руки пишет? Наверное, опять реклама. Такое украдут – невелика потеря.

Орехов взял конверт, равнодушно посмотрел на него, положил на столик рядом с использованными блоттерами.

– Я вас провожу. Ваш аромат будет готов дней через десять.

– Мне казалось, по готовой пирамиде духи составить – это быстро.

– У меня нет всех компонентов, придется кое-что заказать. Я вам позвоню.

– Хорошо, договорились. Буду ждать с нетерпением.

Я щебетала, улыбалась – а сама думала только об одном: клюнет ли парфюмер на мою наживку или нет?

Если поведется – то я, вполне возможно, смогу получить новую информацию…

* * *

Я сижу на Белорусском вокзале и жадно рассматриваю потоки текущих мимо людских лиц.

Мне любопытно все: морщинки на лице работяги, наглый взгляд молодой девчонки, улыбка рассматривающего игрушку ребенка, суетливость носильщиков, оценивающая хитрость таксистов.

В такие моменты я понимаю, что в моей деревенской изолированной и комфортной жизни есть и свои минусы. Я редко сталкиваюсь с посторонними людьми, я теряю связь с их проблемами, интересами, стремлениями. Мне надо чаще выходить из нашего коттеджного поселка. Иначе в моих книгах и сценариях не останется настоящей жизни. Бутафорские судьбы и высосанные из пальца проблемы – это всегда очень печально, и…

Задумавшись, я едва не пропустила то главное, ради чего, собственно говоря, и пришлось ехать на вокзал.

«Я все знаю про духи «Красная Москва». Мое молчание стоит 100 тыс. рублей. Положите их к 15 часам в ячейку камеры хранения на Белорусском вокзале, а ключ прикрепите скотчем к обратной стороне доски барной стойки в кафе «Бульбаш».

Вот такое послание получил сегодня парфюмер Станислав Орехов.

Как я и предполагала, Орехов появился на вокзале и старательно выполняет полученные от меня инструкции. Вижу, как он, оглядываясь по сторонам, подклеивает ключ скотчем. О ножницах он заранее не позаботился, оторвать кусочек липкой ленты не получается, мужчина уже покраснел от неловкости и напряжения. Пора прекращать весь этот спектакль.