Со своими было управляться куда сложнее. Вот и сейчас сердце колотилось как бешеное, будто он уже получил нагоняй за свое опоздание. А уж решение о помолвке и вовсе вызывало панику – он до последнего надеялся, что родители Агары всё же откажутся.

Вдох-пауза-выдох-пауза… вдох-пауза… Дело осложняли крылья, которые никак не хотели помочь ему скрыть его истинные чувства и мелко подрагивали.

С гостями он встретился уже практически в дверях. Будущие тесть с тещей одарили его лишь мимолетными снисходительными взглядами, а невеста и вовсе смотрела будто сквозь него.

Авантюрин попытался сосредоточиться на её чувствах. Ничего. В душе Агары было так пусто и холодно, что он поёжился.

Зато его отец был непривычно взбудоражен, хотя от долгих нравоучений воздержался.

– Твоя помолвка обошлась мне в целое состояние, – холодно сказал он, даже не дождавшись, пока они останутся наедине. – Будь любезен, не испорти всё.

Сразу после ухода гостей родители разошлись по своим спальням.

Авантюрину ничего не оставалось, как уйти в свою. Он долго не мог уснуть, вспоминая тёмные и безжизненные глаза невесты.

«Зато её не пугает и не расстраивает эта идиотская традиция договорных браков», – все же нашёл он себе пусть плохонькое, но утешение перед тем, как провалиться в беспокойный сон.

***

Через неделю стало совсем невыносимо.

Чем ближе был день свадьбы, тем мрачнее становился Авантюрин.

Его раздражало всё: полное отсутствие интереса к нему невесты, хлопоты матери, твёрдо вознамерившейся закатить пышное торжество, несмотря на чудовищно несправедливые условия этого брака. Отстранённость отца, который вёл себя так, будто вообще ничего необычного не происходит.

И несмотря на данное себе обещание не отлучаться никуда до свадьбы, Авантюрин всё же не выдержал и сбежал.

«Только один раз, всего один разочек», – твердил он, открывая портал.

Сирень уже почти отцвела, но и увядая, источала восхитительный аромат. Авантюрин не менял место отдыха, даже зная, что сюда частенько наведываются охотники: почему-то именно на эту поляну легче всего было попасть через портал.

Услышав шаги, Авантюрин встрепенулся. Не в силах навести порядок в собственных мыслях и чувствах, он был рад возможности поработать в чужой голове.

– Ты смотри, какой храбрый, – хрипло и насмешливо сказал охотник, неторопливо примеряясь к Авантюрину сачком.

Авантюрин по привычке сложил крылья, дожидаясь момента, когда охотник посмотрит ему в глаза, – во время зрительного контакта ввести в гипноз будет проще.

И всё же, как только его взгляд встретился со взглядом мужчины, Авантюрин вздрогнул.

Давно он не видел у человека таких черных глаз. Сказать по правде, никогда не видел. В зрачках охотника плескался такой холод, что эльф поежился.

Он, конечно, уже привык, что внутри у ловцов был бардак, а чистое и светлое приходилось искать долго, и, набравшись опыта, сначала находил среди тонн хлама хоть что-то подходящее для работы и только потом погружался в сознание человека.

Но сейчас он даже немного растерялся. Все эмоции охотника настолько отвердели, что нельзя было определить, чем же это было. На многих причудливых каменных образованиях была черная плесень – наверняка это что-то плохое. Но где скрывались хорошие чувства?

Авантюрин всё глубже и глубже погружался в темные холодные глубины, совсем сбитый с толку такой чудовищной обстановкой. Может, именно поэтому он не заметил, что охотник тоже смотрит на него.

Не как впавший в транс человек. А как кошка разглядывает мышку.

И когда мужчина вдруг пошевелился и начал отводить глаза, Авантюрин вскрикнул, не успел разорвать связующую нить и провалился в чёрную пустоту, потеряв сознание.

– Что за дьявол? – недоумённо и с досадой сказал охотник, разглядывая пустой сачок. – Сбежал, мелкий паршивец. Как он только это сделал?

***

«Я не хочу жениться, – думал Авантюрин, постепенно приходя в сознание. – Я слишком молод. И я не хочу, чтобы такой важный выбор делали за меня».

Но правда заключалась в том, что для эльфов такие браки были обычным делом. Мать-природа хоть и щедро одарила своих крохотных детей магией и долгой жизнью, в вопросах продолжения рода обошлась с ними весьма сурово.

На потомство могли рассчитывать лишь те эльфы, кто вступил в брак в первые тридцать-сорок лет жизни. И те – далеко не сразу, а в самом лучшем случае после пары веков.

У тех, кто не обзавёлся супругом в совсем юном, почти детском по эльфьим меркам возрасте, шансов на продолжение рода не было. Как и у тех, кто разошёлся со своим первым партнёром. С чисто технической точки зрения, по закону в брак можно было вступить в любом возрасте, как и развестись. Но по факту таких случаев почти не было. Потому что обязанность передачи магических генов обществом ценилась куда больше, чем отдельно взятое счастье конкретных эльфов.

От осознания безысходности ситуации внутри нарастало такое горькое отчаяние, что Авантюрин окончательно пришёл в себя и открыл глаза.

И понял, что матримониальный вопрос сейчас далеко не главная его проблема. Потому что вряд ли у него получится жениться, если он не поймёт, где находится.

Обстановка была похожа на сущность его охотника – холодно, темно, повсюду безобразные окаменевшие чувства. Но как он сюда попал? Авантюрин точно помнил, что не совершал действий, которые могли привести к его телепортации.

Молодой эльф поёжился, вспомнив свою первую телепортацию в сознание человека без привязки к светлым чувствам. Учиться без наставника всё-таки тяжело, и Авантюрин тогда не предугадал, как долго можно блуждать в потёмках чужой души без единого проблеска света. В тот, самый первый раз поиски искры надежды внутри охотника заняли у него несколько часов.

Несколько мучительных, страшных и неприятных часов. Он плутал в закоулках памяти, постоянно натыкаясь на старые обиды, запинаясь об осколки разбитых мечтаний, продираясь сквозь цепкие сомнения и постоянно завязая в комплексах.

Ему тогда очень повезло, что его мать уехала погостить к подруге, а отец был занят какими-то чрезвычайно важными исследованиями и не заметил, как долго сына не было дома и как поздно он вернулся.

Авантюрин сцепил пальцы задрожавших рук и сосредоточился на дыхании. Вдох-пауза-выдох-пауза. Вдох-пауза… Через пару минут он открыл глаза и начал осматриваться по сторонам более осмысленно.

Он – сильный маг-эмпат. Не важно, как он оказался внутри этого охотника, ведь, если бы всё пошло по плану, он всё равно бы попал сюда, верно? А значит, нет смысла зацикливаться на этом досадном недоразумении. Нужно сделать то, зачем он сюда пришёл.

Как только он найдёт здесь хоть что-то хорошее, дело пойдёт быстрее.

Авантюрин решительно двинулся вперед, почти не поморщившись, когда впервые наступил на чёрную плесень.

«Это как же нужно жить, чтобы внутри стало вот… так?» – подумал он, разглядывая очередное каменное уродство, предположительно когда-то давно бывшее удовольствием. Чувство настолько затвердело и так густо покрылось какой-то липкой дрянью, что распознать источник не представлялось возможным.

Но больше всего поражали не мёртвые мечты, надежды, привязанности или радости – это-то как раз было типичной картиной для взрослых охотников. Куда больше сбивали с толку безобразные скульптуры страхов, комплексов, вины…

Этот человек не просто давно не знал счастья. Похоже было на то, что он вообще ничего не чувствовал.

Авантюрин потерял счёт времени, но понимал, что блуждает здесь уже довольно долго. Руки сводило от холода, в горле начинало саднить. В очередной раз ударившись об острый край чего-то гадкого, эльф не выдержал.

«Чего ради я это делаю? В конце концов, у меня сейчас есть заботы поважнее», – подумал он и произнёс заклинание открытия портала, собравшись вернуться домой не закончив работу.

Портал не открылся.

Немного дрогнувший Авантюрин попытался телепортироваться обратно на поляну в мире людей. В начинающейся панике начал искать любой другой маяк, к которому можно было бы притянуться.

Ничего.

Тяжёлая и мрачная атмосфера души охотника будто поглощала все чувства как внутри, так и снаружи, не пропуская внутрь ни искорки живых эмоций.

«Нужно успокоиться. Ну же, ты сможешь! Вдох-пауза-выдох-пауза… Вдох-пауза…»

И вдруг, не выдержав напряжения, Авантюрин бросился бежать. Едва различая оплывшие контуры предметов, он мчался вперёд, надеясь хотя бы случайно наткнуться на что-то, что поможет ему. Уже почти выбившись из сил, эльф вдруг заметил вдалеке свет.

«Наконец-то! Возможно, это затаённая надежда. Или, если повезёт, любовь к чему-либо… Сейчас всё будет хорошо…»

Свет становился ярче и ярче. Глаза, находившиеся в последние несколько часов в густом мраке, слезились. Авантюрин, болезненно моргнув, сильно споткнулся обо что-то и со всего маху влетел в твёрдый стеклянный экран.

Источником света оказалось вовсе не чувство. Зато теперь Авантюрин видел мир глазами охотника, находясь на своеобразной смотровой площадке.

***

Ощущения были странные.

Авантюрин узнавал лес, по которому шёл охотник, – эльф и сам гулял там не раз. Вот только в воспоминаниях эльфа лес был восхитителен.

В глазах мужчины сочная зелень листьев и яркие краски цветов казались практически серыми. Отсутствие других ощущений Авантюрин поначалу списал на особенность места, в котором находился, но потом понял: охотник почти не чувствует запахов леса. Его сознание не трогал и теплый солнечный свет, а пение птиц сливалось в довольно неприятный шум.

Авантюрин в недоумении смотрел через стекло экрана. Он никогда бы не подумал, что лес может быть таким неприглядным и почти раздражающим местом.

Тропинка, по которой шёл охотник, становилась всё утоптанней. Очередной поворот вывел в небольшую деревню, и мужчина направился к ближайшему дому.

Авантюрин машинально оглянулся по сторонам: где-то рядом должно быть чувство-реакция охотника на его жильё. Что это будет? Радость? Печаль? Облегчение?

Но в плотном, тяжелом сумраке ничего не изменилось и не пошевелилось.

«Разве бывает так, чтобы родной дом не вызывал никакой реакции?»

Мужчина, обогнув строение, осторожно заглянул в окно.

Его восприятие комнаты было таким же равнодушно-серым. Через эту призму обстановка казалась особенно убогой: давно не беленная печь, кривоватая деревянная мебель, беспорядок.

На потёртых шкурах на полу расположились два человека: мужчина и женщина. Мужчина пытался одеваться, но женщина мешала ему, играючи отнимая вещи и прижимаясь обнажённой грудью то к руке, то к спине любовника.

– Драгана, прекрати! – почти строго сказал мужчина. – Ты же знаешь, Горан скоро вернётся.

Женщина отпрянула и капризно надула губы.

– Так рано он может вернуться только без добычи. А значит, так ему и надо! Пусть знает, что я всё ещё желанна для других. Может, хоть это заставит его больше стараться.

Мужчина в ответ лишь усмехнулся, продолжив одеваться.

Авантюрин стоял, замерев, с широко открытыми глазами. Среди эльфов адюльтер был делом совершенно неслыханным. И, пусть он ещё и не был женат, наверное в такой ситуации он бы почувствовал…

Боль!

Боль накатила так внезапно и сильно, что Авантюрин упал на колени. Собрав волю в кулак, он оглянулся в поисках источника, но вокруг было всё по-прежнему темно и безжизненно. Зато внутри эльфа кипела такая горючая смесь из злости, боли, обиды и ревности, что Авантюрин не выдержал и со спазмами исторг из себя всё, что ел за последние сутки.

Ему было так плохо, что он не видел, как Горан отошёл от окна и вернулся к окраине леса, дождавшись, пока любовник его жены отправится восвояси, и только после этого вернулся домой.

Драгана расчёсывала блестящие черные волосы. Вокруг неё царил всё тот же беспорядок, и было ясно, что горячим ужином встречать мужа она и не собиралась.

– Что, опять ничего не принёс? – В вопросе было столько яда и презрения, что Авантюрин содрогнулся. Горан невозмутимо подошёл к печи и разжёг огонь, собирая нехитрые припасы для приготовления постной похлёбки.

Жена следила за ним с нарастающим раздражением. Её злило, что он пришёл с пустыми руками и что не обращает на неё никакого внимания.

– Да чего же ты никчёмный, – процедила она, – уже вторую неделю ничего: ни эльфов, ни хотя бы мяса. И как меня только отдали за такого неудачника!

– Тебя отдали за того, кто единственный во всей округе не знал, сколько мужчин перебывало у тебя под юбками, – холодно отозвался Горан.

Драгана вспыхнула.

– Приблуда! Кто бы у меня ни был, они хотя бы знают, что можно сделать с женщиной. А ты ни на что не годишься и в этом смысле тоже!

– Просто меня не привлекают проторенные тропы. Не вижу смысла соваться туда, где до меня побывали толпы. И я уже не приблуда, а муж дочери старосты, верно? Уж поверь мне, если бы я мог, с удовольствием сдал бы тебя обратно, волоком за волосы бы к отцу притащил…

Перебранка продолжалась, а на холодном каменном полу от каждого пропитанного злостью слова корчился Авантюрин, не замечая, как его опутывает чёрная склизкая плесень.

***

На следующий день Горан добыл на охоте оленя. Обессиленный Авантюрин надеялся увидеть или хотя бы почувствовать радость от добычи, но ощутил лишь пепел горечи.

Чуть позже стало ясно почему. Драгана не обрадовалась мясу. Упрекнула в том, что Горан попортил шкуру, и заметила, что олень мелковат, «как и всё остальное у тебя».

– Хотя чему я удивляюсь? Ты ничего не можешь сделать нормально. «Неудачник», – сказала она и вышла из дома, отправившись к родне в гости, чтобы её вдруг не заставили помогать с разделкой туши.

А Авантюрин впервые в жизни испытал почти непреодолимое желание ударить женщину. Это было так гадко и отвратительно, что он со стоном обхватил себя руками.

Горан методично и не торопясь разобрался с добычей. Пообедал похлебкой, на этот раз с мясом, не получив, впрочем, никакого удовольствия от еды. Вышел во двор и долго смотрел на тусклое серое небо, усыпанное бесцветными звездами.

– Не знаю, как ты это сделал, но знаю, что ты ещё здесь, мелкий ублюдок. Я снова чувствую. Ты думаешь, сделал мне одолжение? Да будь проклят день, когда я тебя встретил. Посмотрим, надолго ли тебя