Глава 3

Утром Геральт не вернулся. Почему знаю? Завтракать пришлось в одиночестве. Что радует, в столовой, а не в спальне, и в одежде. Панталоны мне вернули безропотно, чистые, с кружевами, и принесли еще пять штук таких же. Бесстыдную конструкцию же с чистой совестью выбросила в окно. Опасалась, найдут и отругают – нет, будто так и надо.

Горничная сменилась, из чего сделала вывод: вчерашняя не просто прислуга, а в некотором роде наставница. Очевидно, в ее задачу входило подготовить меня к развлечениям навсея.

За завтраком познакомилась с экономкой Геральта Свейна, пятого графа Местрийского – так официально именовали навсея. Нет, слуги ничего не говорили, темный вышколил строго, но выдало письмо, которое принес посыльный. От него и услышала имя адресата. Титул и добавка: «пятый» ввели в состояние задумчивости. У нас бы написали: «Магистру Онексу»: магия ценилась выше статуса барона или герцога. А тут все наоборот, я оказалась в доме знатного потомственного аристократа, который, несомненно, хороший волшебник, но отчего-то об этом ни слова не говорят.

Мысли о магии натолкнули на воспоминание о портале. Раз навсея нет дома, а мои передвижения по нему не ограничивают, нужно обследовать комнаты и попробовать выбраться отсюда.

Искоса взглянула на свою сотрапезнику – ту самую экономку. Ее осанке позавидовала бы любая принцесса. Строгое черное платье с воротником-стоечкой, скромная брошь на груди. Волосы собраны в пучок. На лице – выражение отстраненности. Еще не старая, но по морщинкам у рта видно: уже не девушка. Темная шатенка, как и навсей. Предполагаю, блондинов у них просто нет. Символично: темные темные во всем. Экономка мне не мешала, не удивлюсь, если она вообще меня не видела. Что ж, значит, можно спокойно осуществить желаемое.

Из-за стола встала первой и обмерла, когда экономка, промокнув губы салфеткой, поднялась следом. Сейчас начнется! Но нет, оказалось, дело в этикете. Стоило испуганно сесть обратно, как экономка сделала то же самое, допила чашечку кофе и спросила, может ли она идти. Я, признаться, опешила. Я ведь вещь для ублажения навсея, а не гостья или хозяйка. Или чего-то не понимаю?

– Вы наложница его милости, – снизошла до объяснения строгая дама, – хранительница его семени и мать будущих детей, поэтому в дни отсутствия ее милости считаетесь малой хозяйкой.

Поперхнулась от столь нескромного титула и густо покраснела. Хранить то самое я не собиралась, а экономка, кажется, убеждена, будто у нас с Геральтом все было. Насколько понимаю, без …эмм… Словом, без кое-чего девушка женой не становится, как я малой хозяйкой. Предположения подтвердились: экономка вежливо осведомилась, не болит ли что-то. Я ответила отрицательно и во второй раз встала. За мной никто не увязался, зато степень свободы определила быстро: в парк не пустили. Категорично, но вежливо. В связи с этим развязность горничной показалась вдвойне подозрительной. Однозначно, она не просто служанка, раз все остальные так милы со мной.

Комнаты навсея поражали роскошью и невиданными предметами. Разглядывая мебель, сплошь мягкую, поневоле соглашалась с мнением Геральта об отсталости Мира воды. Почти нет магии, но все так продумано, что локти от зависти кусаешь. Наша гостиная по сравнению с гостиными (да, их несколько) навсея казалась пережитком давнего прошлого – мрачная, огромная и пустая. И диван там лишь условно мягкий – скамейка с тюфяком для сидения. Зато камин в полстены. А тут – малахитовая полка, часы, бронзовые подсвечники, какие-то фигурки… Шитые золотом портьеры, портреты на стенах, узорный пол. Залюбовавшись, даже о портале забыла. И о сестре. Всегда считала себя серьезной, а оказалась дрянной ветреной девчонкой. Наверное, поэтому Геральт и не убил: почувствовал гнилое сердце.

Алексия… Мы никогда не были близки. Она не дружила со мной, жила иными заботами, ее любили больше меня. Это часто так, это нормально. Но, вседержители, я не желала ей смерти! Никогда! И навсея, повернись время вспять, лечить бы не стала. Вру – стала бы, и сестру так же осудила бы. Геральт живой, какой ни есть, но живой, ему больно, и я обязана помочь, клятву давала. Алексия же… Она его фактически насиловала с молчаливого одобрения родных. Геральт не мог сопротивляться, не мог не выпить возбуждающее зелье, сестра заставила бы с помощью ошейника. Помню ведь ее взгляд.

Мерзко, все мерзко! В голову закралась крамольная мысль: уж не заслужила ли смерть Алексия? Я не видела того, что творилось в спальне, но темные гордые, они такого не прощают.

От терзаний посреди Малиновой гостиной (тут все в малиновых тонах) оторвало хлопанье дверей и испуганные возгласы. Заинтересовавшись, хотела выглянуть в холл, но раздумала, услышав рык Геральта: «Пошли все вон!» Что-то мне в его голосе не понравилось. Точно, сип! Очень странное сочетание: крик с хрипом, как у человека с больными легкими.

Подумав, что навсей не обрадуется, застав внизу, схоронилась за занавеской, по-местному, портьерой: вдруг Геральта сюда принесет?

Прошла минута другая, голоса навсея не было слышно. Шагов тоже. Осмелев, выбралась из укрытия и прокралась к лестнице. Если повезет, сумею быстро проскользнуть к себе.

Он лежал у подножья лестницы, неестественно прогнувшись в спине. Побелевшие костяшки сжимали хлыст. Ноги дергались от судорог, глаза закатились, а изо рта капала слюна.

Испуганно вскрикнула и прижалась к стене. Припадочный! Есть падучая болезнь, у нее такие же симптомы. Но, приглядевшись к цвету слюны, поняла, что ошиблась. Розовая! Там кровь! Вседержители, значит, внутреннее кровотечение. Конечно, дура, спина! Она изогнулась от невыносимой боли. Приглядись, как дышит Геральт, как сведены челюсти, как вздулись почерневшие вены.

Ноги уже не дергались, зато судорога выгнула позвоночник дугой, сорвав с губ хриплый стон. Это не позерство, навсей меня не видел, просто боль оказалась настолько сильна, что разжала челюсти.

Наверное, я трижды дура, потому что бросилась к нему и взглянула на цвет кожи. Синюшный! Такой только при отравлениях бывает, более того, очень специфических отравлениях. Яд разъедал тело изнутри, и человек умирал в жутких муках. Долго, очень долго – агония длится до суток.

Так, яд попал внутрь с пищей. Знаю, процедура жуткая, но придется потерпеть, ваша милость. Какой же вы влажный, холодный и безвольный. Даже на-ре не метнулось мне навстречу, навсей только с трудом сфокусировал взгляд – мутный, безучастный.

Глаза слезятся, дышит неровно, поверхностно.

Слуг отослал… Плохо. Но причину понимаю: хотел умереть в одиночестве, чтобы никто не видел его таким. И рыкнул-то из последних сил, наверняка с трудом на ногах стоял.

Пощупала пульс и поняла, медлить нельзя. Еще немного – и поворотная точка. Конечно, смерть врага – это радость, но чужие страдания удовольствия никогда не приносили, особенно если противника травили свои же.

Раскрывшись, потянулась к ауре Геральта. Тот не сопротивлялся, вообще ничего не делал, я даже зацепила краешек сознания. Это хорошо, если он меня пустит, я попробую.

Сколько же черноты, сколько грязи, рваных ошметков! Навсей умирал, я стояла перед ним на коленях, а он умирал. Боль окончательно победила, сломала его, раскрошив зубы. В буквальном смысле. Ничего, это поправимо, всего-то ткани нарастить.

Горло Геральта свело страшной судорогой. Я почувствовала ее даже на уровне ауры. Заторопилась, призывая на помощь все полученные знания. Как бы сейчас пригодились подсказки мэтра Дорна! Одно дело, когда учитель рядом и всегда поможет, исправит, и совсем другое, когда один на один со смертью.

Яд цении – чрезвычайно редкая и мерзкая вещь. Его в шутку называют «циничным палачом». Судя по ауре и состоянию организма, отравили навсея ночью. Дозу дали небольшую, чтобы яд начал действовать не сразу, и жертва покинула дом убийцы. Видимо, Геральт много пил: алкоголь отсрочивает кончину.

Вздохнула. Зачем я его спасаю? Пусть бы умер, темный ведь, тоже убийца. Нашла бы портал и… И осталась бы в доме, потому что не знаю принципа его действия. Словом, все, как в прошлый раз: «Глупая ланга!» Она спасает того, кто потом будет ее насиловать.

Руки тряслись, но, закусив губу, я приступила к чистке. Делать ее полагалось ментальным огненным ножом – инструментом, доступным только магам-целителям, требующим точности, умения и сосредоточенности.

«Пожалуйста, помогите мне! – я потянулась к сознанию навсея. – Мне нужно, чтобы вы заснули и сняли внутренний щит. Клянусь жизнью, я пришла с миром».

Пальцы уперлись в единственную преграду, отделявшую меня от сгустков черноты и крови. Мне не сотворить нож, не запустить пальцы в склизкую массу внутренностей, пока стоит внутренний щит. Некоторые маги его никогда не снимают, чтобы обезопасить себя от сторонних вторжений.

Геральт щит убрал, и, не ожидавшая такой поспешности, я ухнула в черноту яда. Продышавшись, вытянула ладонь и сняла с нее светящийся маленький ножик без ручки. Со стороны он напоминал бритву, только тоньше и острее. Удобно перехватила его поперек и, закусив губу, начала работу.

Яд глубоко въелся в ткани, приходилось действовать ювелирно, чтобы ничего не повредить. Черные ошметки въедались в кожу рук, вызывая жжение. Но я терпела и чистила дальше.

Навсей, кажется, потерял сознание, во всяком случае, не реагировал на любые раздражители. Что ж, даже лучше.

Не знаю, сколько минуло времени, когда я, уставшая, с искусанными от боли губами, вычистила всю скверну. Теперь пришло время для целительства. Пальцы стягивали ткани, опутывали их золотистым сиянием и сращивали. С темными проще: регенерация мощная, держать приходилось всего пару минут, и все, ранка затянулась.

Наконец, аура. Измотанная, штопала ее из последних сил, пошатываясь от усталости. В итоге схалтурила и, вернувшись обратно в тело, рухнула на лестницу рядом с навсеем. Все же я хрупкая восемнадцатилетняя девушка, мои ресурсы ограничены. Ничего, полежу немного и доделаю. Заодно зубы подправлю.

Вздрогнула, почувствовав на себе взгляд Геральта. Зеленые глаза смотрели уже осмысленно, внимательно так и с недоумением.

– Опять глупая ланга, да? – устало вздохнула я, смежив веки. Пусть оскорбляет, ругает – плевать. Даже если убивать начнет, не пошевелюсь. – Подставилась, раскрылась и всякое такое.

Навсей молчал, просто смотрел, а потом хрипло спросил:

– Почему?

– Что – почему? – не поняла я.

– Ты знаешь, – так же чуть слышно пояснил Геральт и попросил: – Воды!

Позвала слуг, те не отреагировали. Неужели так хозяин запугал? Пришлось самой идти на кухню, а потом поить темного, следя, чтобы не делал больших глотков.

– Спасибо.

Этого я точно не ожидала, как и последовавшего после, очевидно, жеста ласки: Геральт засунул пальцы между моих пальцев, накрыв сверху ладонью. Думала, в глазах у него тоже что-то есть – нет, пустота. Ладно, после издевательств и это хорошо. Интересно, существуют ли у темных долги чести? Я ведь ему жизнь спасла. Дважды.

Слуги боязливо сгрудились у дверей и на межэтажной площадке, но подходить не решались. Я пробовала так и эдак – ни в какую. Пришлось просить навсея отменить прошлый приказ. Тот не ответил, только шевельнул рукой. Мир вокруг закачался, поплыл, и я оказалась сидящей на полу в огромной спальне в черно-красных тонах. Выглядела она зловеще, а изображения скалящихся звериных морд на столбиках кровати только усиливали чувство тревоги.

Навсей лежал у моих ног, весь в испарине. Чуть мерцало на пальце кольцо с печаткой. Понятно, местный портал. А это – спальня Геральта. Не похоже на семейный альков, скорее наоборот. Зато поневоле начало казаться, будто очутилась в мрачном замке, даже камин имелся.

Пока осматривалась, Геральт немного пришел в себя и попытался сесть. Закончилось все протяжным стоном и шишкой на затылке. Ну куда ему, он же лежачий! И тяжелый: волочить к кровати пришлось мне, не на полу же бросать.

На светлую шкуру неизвестного хищника, брошенную у постели, ступила в чулках: пожалела портить. Мех оказался на редкость приятным, мягким. Точно такая же шкура, но чуть поменьше, брошена у камина рядом с подставкой для разных странных вещиц из кожи и металла.

– Не надо, я сам, – неожиданно воспротивился попыткам водрузить себя на кровать навсей. – Придержи!

На кровать, широкую, с горой подушек, на которой бы легко поместились четверо, если не пятеро, Геральт забирался долго и мучительно. Он оперся руками о раму каркаса и попытался подтянуться. Сил не хватило, но навсей не сдавался и добился-таки своего. Ноги закинула уже я, сапоги (уходя, темный переобулся) стягивала тоже я, равно как одежду. Не всю, только верхнюю, разумеется. Темный все это время не двигался, только шумно часто дышал, превратившись в податливую куклу.

Однако обрадовалась я рано. Стоило наклониться, чтобы закончить работу с аурой, как руки навсея обвили за талию, повалив на себя, а губы настойчиво прошептали в ухо: «Целуй!». Ударив наглеца локтем в живот, вскочила. Нет, это немыслимо! Он и при смерти о плотских удовольствиях думает?!

– Ты не поняла, – показалось, или Геральт потешался? – Мне нужна сила, иначе не взять. Тут-то хранилища нет, придется твоей питаться.

Замялась и покраснела. Знаю об этом способе, но он опасен, темный легко может завладеть сознанием. Хватит того, что недавно Геральт использовал меня в качестве передатчика. Помню, чем все закончилось. Да и не целовалась я с мужчинами, страшно, стесняюсь и боюсь неправильно сделать. Наверное, их не так, как родителей, целовать положено. Никогда не интересовалась данным вопросом.

Вперила взгляд в покрывало. Какое оно занятное, тканное, с серебряной нитью.

– Дария, я не кусаюсь. – Точно издевается! – Я впустил в сознание и требую того же. Или все твое лечение насмарку.

Геральт с трудом перевернулся на бок и, нашарив подушку, подпихнул под голову. Пальцы у него были белее снега, хотя навсей не отличался белизной кожи. Со лба к подбородку стекали капельки пота.