Цитаты из книги «Булочник и Весна»

друг вы мой, по вам так видно, что вы однолюб! – прибавил он с сочувствием. – Вы напитаны долговечной грустью, в вас нечему вспыхнуть. Грусть – сырой материал.

«Что же, Костя, ты тут теперь будешь жить? А мы? А старость нашу покоить?» – и улыбнулся, надеясь на что-то ангельское во мне. Может быть, на то, что их старость окажется для меня важнее собственной глупости.

мне было плевать на неустроенность. В моей жизни недоставало много чего поважней уюта.

должно быть, мой разум уже был повреждён красотой земли, душа нанюхалась душистого луга, распускающего всякую струну и стрелу до состояния кудряшки.

– Моя мудрость и наблюдательность говорят мне: в счастье человек средней души перерождается в скотинку. Забывает все свои высокие порывы и сладко кушает в хлеву.

прекрасные рыбы – открытость души, вдохновение, самоотдача, словом, всё лучшее, что мы ещё можем в себе обнаружить. Поодиночке мы с ним так себе герои, но спевшись готовы спасти планету.

Если бы не Петя, я бы не знал, что дружба, как и любовь, – вполне божественный водоём. В нём живут

– Хотя, друг вы мой, по вам так видно, что вы однолюб! – прибавил он с сочувствием. – Вы напитаны долговечной грустью, в вас нечему вспыхнуть. Грусть – сырой материал.

Я пожал плечами и, отвернувшись от её удивлённого взгляда, хотел идти к машине, как вдруг – мгновенным озарением – понял, что не желаю больше сторониться, беречь свою чёртову гордость. Напротив, хочу влезать, вникать, выяснять, понимать, открываться, пусть даже и вляпываться! Глупо надеяться, что равнодушие – такое сплошное, что я до сих пор не заглянул к Тузину в театр, хоть он и звал меня раз сто, – оставит мне хоть малый шанс на возвращение моих.

– Ничего не выйдет у тебя, – внезапно проговорил он и посмотрел мне в глаза – довольно лихо для врача-окулиста. – Ты не созидатель. Тебе нужны страсти. Есть такие люди. И нормальному человеку очень трудно с этим соседствовать. Поэтому Майя решила так, как решила. И ты ничего не сделаешь с этим. Просто ничего! – повторил он в упоении, и его грустное лицо прожёг азарт.