Иллюстрация на обложке Анны Гайворонской

Дизайн обложки Яны Половцевой

© Ольга Персиянова, текст

© В оформлении макета использованы материалы по лицензии © shutterstock.com

1

– Соколова, ты опоздала! Мало того, что отстаешь ото всех, так еще и дисциплину нарушаешь!

Запыхавшаяся и растерянная, я смотрела на след от подковы, оставленный какой-то из лошадей на песке манежа. Видеть недовольное лицо тренера Алексея Викторовича не хотелось. Я понимала, что он прав.

– Ты первая должна быть на конюшне и в седле, чтобы угнаться за остальными и чтобы я поверил, что ты хоть на что-то годишься.

Я чувствовала, как горят щеки от стыда и обиды. Другая бы на моем месте еще и заплакала, но я с детства заменяла слезы более разрушительными чувствами или действиями. Поэтому сейчас я сжимала и разжимала в руках повод и надеялась, что мне все же разрешат сесть в седло.

– Ну что ты стоишь как вкопанная! И так всю разминку пропустила… Когда теперь конь будет разогревать мышцы? Ты хоть понимаешь, что из-за недостаточной разминки у лошадей случаются травмы? А!..

Алексей Викторович махнул рукой. От недовольства и крика, потому что он стоял в середине манежа, а я – в углу, его лицо покраснело, а голос под конец тирады охрип.

– И что я с тобой вожусь? Ведь никаких данных. Еще и пришла в группу позже других.

Последние слова он пробурчал себе под нос, но у меня всегда был хороший слух. Я суетливо залезла в седло. Это давалось мне все проще, хотя ногой в стремя я все равно попала не с первого раза. Пока отшагивала коня, украдкой смотрела на остальных и невольно сравнивала себя с ними.

Бойкую и очень разговорчивую Риту поставили во главу смены. Она уверенно держалась на аллюрах и четко руководила лошадью. Я бы даже сказала, что местами нагло и бесцеремонно. А еще она была худой, невысокой и энергичной. А я?

А меня мама прочила в модели из-за моего роста. Вот только на росте все и заканчивалось. Толстой я, конечно, не была никогда, но и стройной меня не назвать. Лишние килограммы путешествовали по жизни со мной с тех пор, как мне исполнилось семь, и у меня ничего не получалось с этим сделать. Но, если говорить честно, я не очень-то и пыталась. То же самое касалось и осанки. Из-за большого роста мне все время хотелось пригнуться, чтобы быть больше похожей на остальных детей моего возраста.

А еще я была жутко неуклюжей. Если на моем пути встречались неровности дороги, не до конца открытые двери, углы столов и высокие пороги, то мое тело непременно знакомилось с ними слишком близко. Так близко, что синяки, ссадины и ушибы стали моими верными друзьями. Мама говорила: «Ну какой тебе спорт? Ты же убьешься». Хотя при этом продолжала верить, что я стану моделью.

Я и сама думала, что, возможно, спорт – это не моя стезя и я трачу время, свое, тренера, а еще и лошади – понапрасну. Но жгучее желание, которое жило под кожей и в груди, сколько я себя помню, тянуло меня к лошадям. И вот на свой двенадцатый день рождения я перестала ему сопротивляться.

Моя мама, дизайнер одежды, поклонница высокого искусства и просто творческая личность, никогда не понимала моего желания заниматься каким угодно спортом. А тем более конным. Пот, грязь, усталость, вероятность получить травму… Мама считала, что человек создан для того, чтобы наслаждаться жизнью и творить. Но когда я при всех гостях, что пришли поздравить меня с днем рождения, попросила отправить меня в спортивную группу ближайшего конно-спортивного комплекса, она вынуждена была согласиться.

Папа с лукавой улыбкой в глазах переводил взгляд с меня на маму. Его позиция в вопросе моего воспитания была проста: папа не лез в воспитание девочки, но всегда поддерживал меня, а еще он говорил: «У тебя острый ум и огромная сила воли. Ты со всем справишься сама». Видимо, в этот раз я проявила и то, и другое.

Мы с Патриотом, или, как я ласково звала его, Петей, перешли к разминочной рыси. Я все еще не очень хорошо сидела на этом аллюре, но неизменно старалась поправлять себя: пятка вниз, ноги прижать, спину ровно, подбородок выше. В интернете я каждый день смотрела видео лучших всадников мира и представляла себя на их месте, а потом на тренировках старалась сидеть так же, как они.

Мы срезали манеж вдоль короткой стенки, и я смогла посмотреть в зеркало, висящее во всю длину стены. Да-а… Представлять себя на месте именитых всадников я могла сколько угодно, но реальность сильно отличалась от желаемого. В отражении я увидела лишь карикатуру и тяжело вздохнула, вновь поправляя себя.

Пятки, ноги, спина, подбородок… локти еще согнуть. «Повторение – мать учения» и «Без крепкого фундамента невозможно построить красивый дом» – скороговоркой я твердила себе любимые присказки моей учительницы по математике Веры Васильевны и пыталась найти в них утешение. На втором кругу не без удовольствия я отметила, что смогла исправить ошибки в посадке, вот только надолго меня не хватало, и я чувствовала, как все возвращается обратно в состояние «карикатуры».

А вот Петя был великолепен. Из-за высокого роста мне подходили не все лошади: большинство были для меня мелковаты, поэтому мне достался статный мерин тракененской породы Патриот. Он выглядел элегантнее многих других учебных лошадей, а его гнедая масть на солнце пылала огненными всполохами; при этом густая грива и огромный пушистый хвост были черными, как смоль. Такими же были ноги ниже скакательного сустава и бархатный нос. Алеся, девочка из старшей группы, рассказывала, что Патриота покупали для спорта, но на одной из тренировок он получил травму и теперь не мог нести серьезные нагрузки. Зато он отлично учил новичков: таких как я.

Я засмотрелась на отражение коня и не сразу услышала командный голос тренера:

– Соколова! Катя!!! Я тебе уже третий раз повторяю: можешь присоединяться к остальным. Отрабатываем серпантин.

И правда, судя по хаосу в манеже, все отрабатывали именно серпантин, при этом мешая друг другу.

Мне удалось грамотно исполнить элемент всего пару раз, и я постаралась сделать его как можно лучше. «Пятка, ноги, спина, подбородок, согнуть локти…» – повторяла я как мантру.

Мой папа, отучившийся в медицинском и после службы работающий хирургом, всегда говорил, что для выработки условного рефлекса требуется примерно три месяца. Поэтому я терпела и заставляла себя каждый день поправлять посадку в надежде, что когда-нибудь она станет идеальной и мне не нужно будет тратить на это столько сил – все будет держаться на этом самом пресловутом условном рефлексе. Но еще папа говорил, что у каждого человека время, за которое он вырабатывается, может быть индивидуальным… Что ж, надеюсь, мое не будет слишком уж отличаться от среднестатистического.

Тренировка для меня сегодня закончилась быстро, ведь я опоздала на пятнадцать минут. Пропустить пятнадцать минут скучнейшего урока истории – счастье. Поездить на пятнадцать минут меньше на коне – горе. Я поставила Петю на развязки и стала снимать седло. Оно было тяжелым, и я пошатнулась, пока несла его в амуничник.

На выходе я столкнулась с Алексеем Викторовичем.

– Катя, если будешь опаздывать, то ничему не научишься и точно провалишь переводной экзамен в конце года. Я два раза повторять не буду. Перестань витать в облаках и начни оправдывать доверие, которым тебя наградила Юлия Федоровна.

Я поспешно кивнула и почти бегом понеслась обратно к коню: продолжать разговор не хотелось. Да и о чем тут говорить? Я была виновата на все сто процентов. Самое обидное, что на конюшню-то я пришла первая из своей группы… Как всегда, причиной послужила моя неуклюжесть. Сначала вальтрап упал в опилки и пришлось его чистить заново. Потом я слишком сильно дернула собачку на крагах, и она вылетела. Я так долго провозилась с ней, что не заметила, как вся группа ушла. Только голуби курлыкали и подбирали овес, выпавший из кормушек лошадей.

«Эх… Петя, похоже, тебе достался самый неудачливый всадник». Я погладила коня по большой мускулистой шее. Пальцы плавно скользили по мягкой лоснящейся шерсти. Это успокоило и подняло настроение.

Я протянула Пете на раскрытой ладони ровный кругляшок сладкой моркови. Его шершавые губы мигом нашли угощение, и он, прикрыв глаза от удовольствия, стоял и жевал его. А я смотрела на изящное и доброе животное и чувствовала, что ради общения с ним вытерплю что угодно.

2

В воздухе уже ощущалось морозное дыхание зимы. Огненное покрывало под ногами перепачкалось в грязи и хрустело от лопающегося тонкого стекла инея. Яркое солнце, разогнавшее тяжелые облака, почти не грело. Я, в отличие от многих, любила осень. Она казалась мне уютной и милой. А еще спокойной.

Летом все куда-то летело, гремело, цвело и отцветало. Шальные дети, одичавшие без школы, кричали под окнами. Все вечно куда-то собирались и ехали: то в отпуска, то на дачу к родственникам, то на природу за впечатлениями. Осенью жизнь сбавляла ритм и давала насладиться каждым днем, прожить его вдумчиво и успеть поймать каждое ощущение: запах прелых листьев, тихие домашние вечера с чайником ароматного чая, бесконечные беседы с подругой Таней под мурчание ее пушистых кошек.

А еще осенью был мой день рождения, отчего я чувствовала ее особую благосклонность ко мне. Чего нельзя было сказать про благосклонность ребят из группы. Я присоединилась к обучению поздно. Группы были набраны еще летом, а занятия начались с первого сентября. Но мой день рождения был четвертого октября, и еще только спустя неделю папа отвез меня в конюшню. А чтобы меня взяли в секцию, пришлось идти к директору КСК Юлии Федоровне.

Юлия Федоровна в прошлом была спортсменкой по выездке. И не просто спортсменкой. Она выигрывала всероссийские и международные соревнования, входила в сборную города и страны. У нее была стройная спортивная фигура, несмотря на возраст и оценивающий взгляд. Она так пристально смотрела в глаза, что мне, как в далеком детстве, захотелось спрятаться папе за спину. Но я заставила себя выдержать это испытание. Я твердила себе: «Ты будешь ездить на лошадях, никто тебе в этом не помешает». И Юлия Федоровна будто бы услышала мои мысли и кивнула каким-то своим.

– Хорошо. Я вижу у нее огромное желание. Пусть присоединяется к начальной группе.

Что в тот момент творилось в моей душе, словами не передать! Тысячи птиц вспорхнули разом, сердце билось о ребра, грозясь выпрыгнуть наружу. Хотелось пищать от восторга.

Сейчас восторга поубавилось, хотя упрямое желание было все еще при мне. Из-за того, что я пришла в середине октября, мне оказалось сложно влиться в коллектив. Другие ребята уже общались кружками, и никто не спешил открывать их для меня. Думаю, причина была еще и в том, что меня невзлюбил наш тренер. В любом случае после тренировок мне было тоскливо наблюдать, как другие обсуждают свои успехи или неудачи и группками идут к остановке. Хотя бархатный нос Пети, тыкающийся мне в щеку, сильно облегчал ситуацию.

Вот и в этот раз после тренировки я наблюдала, как несколько ребят собрались недалеко от денника Патриота и обсуждали последние соревнования. Почти все парни были из старшей группы, и рядом с ними, глупо хихикая и смущаясь, стояли Рита и Надя из моей группы. Нашли к кому примазываться…

Один из парней – кажется, его зовут Антон, – активно жестикулировал и почти срывался на крик при обсуждении, двое других, вроде Кирилл и Миша, поддакивали ему, но все время поглядывали на самом тихого – Артура.

Артур был звездой старшей группы. Он отлично прыгал вместе со своим боевым партнером – конем по кличке Ланселот. Я видела их на соревнованиях, и они выглядели впечатляюще. Ланселот – золотисто-рыжий мерин с большой ровной проточиной на морде и белыми носками на всех ногах. Он всегда выглядел нарядно, но, когда прыгал, от него было просто глаз не оторвать. Конь сам рвался на барьер и дышал соревновательным духом. Сказывалась его чистокровность. Такие лошади неслись по маршруту, словно вспыхнувшая комета. Но энергию Ланселота было сложно удержать, и именно это мешало Артуру.

Марк всплеснул руками и выкрикнул:

– Да ты Воронкову проиграл всего несколько секунд! В следующий раз вы с Лэнсом его порвете!

Кирилл и Миша закивали.

Артур их энтузиазма не разделил:

– Денис давно выступает на Неверморе. Они знают друг друга как облупленных. Нам до такого еще далеко… Было большой удачей составить ему достойную конкуренцию.

Но Марк не унимался. Интересно, как он сам держится в седле? Еще ни разу не видела его на коне.

– Да брось! Вы с Ланселотом тоже отлично понимаете друг друга. Чего стоила сегодняшняя тренировка!

Артур покосился на своего рыжего коня, и тот, будто почувствовав его взгляд, задиристо махнул головой.

– Все еще не так хорошо, как хотелось бы…

Удивленная тем, что Артур не стал нахваливать себя, я внимательнее присмотрелась к парню: высокий, отлично сложенный, он был воплощением истинного спортсмена. Каштановые волосы чуть отливали бронзой и красиво гармонировали с мастью его коня. Он держался спокойно и уверенно, а иногда мне даже казалось, что излишнее внимание доставляет ему дискомфорт. Пребывая в своих мыслях, я застыла и не заметила, как из рук выпала железная скребница и с грохотом упала на пол.

Вся компания обернулась на меня, а Рита и Надя противно захихикали. Я почему-то решила, что это отличный шанс блеснуть своим мнением, и выпалила:

– Невермор у Дениса берет техникой и выезженностью, он пластичный. Но Ланселот более мощный, и скорости ему не занимать.

Все уставились на меня. Мне даже почудилось, что в глазах Артура промелькнуло одобрение, но затем Марк скривился и расхохотался.

– Неучам слова не давали! Что бы ты понимала… В седле всего несколько месяцев, а уже о высоком рассуждаешь. Щетки держать научись!

Мои щеки вспыхнули, и лицо залило краской, но я нашла в себе силы буркнуть в ответ:

– Я долго теорию изучала. Чтобы заметить эти особенности лошадей, не обязательно всю жизнь в седле провести.

– Ха! Теорию она изучала! Это спо-о-орт! А не физика.

И ребята разразились хохотом. Один Артур промолчал и понес в амуничник свое седло.

А я… А что я? Было обидно, но раскисать из-за такой глупости я не собиралась. В конце концов, я пришла сюда учиться обращаться с лошадью, а не дружить. Конечно, одно другому не мешало и было бы здорово найти новых друзей, которые разделяли мою любовь к лошадям. Но если не сложится… Что ж. Нет так нет.

Из соседнего с Патриотом денника вышла Алеся. Судя по ведру с грязной водой и тряпке, с которой на пол стекала тонкая струйка, образуя небольшую лужицу, она мыла кормушку у своего Рокки. Осмотрев меня с ног до головы и остановившись на моем лице, которое, видимо, было красноречивее бегущей строки, Алеся проговорила:

– А я согласна с тем, что ты сказала. Марк дурак, раз этого не понимает.

– Ведет он себя точно как дурак…

Я старалась, чтобы мой ответ звучал безразлично, но голос звенел обидой, которую слышала даже я.

Алеся приободряюще улыбнулась.

– Не обращай внимания. Марку самому бы многому подучиться. И в конном спорте, и в физике. Его, между прочим, в седьмом классе на второй год оставляли.

От неприятностей Марка легче не стало. Но было приятно с кем-то обсудить то, что происходит в конюшне. Алеся занималась в группе Артура, она была старше и умела гораздо больше, а еще Алеся общалась открыто и честно. Она не первый раз заговаривала со мной и помогала в разных мелочах. Почему-то меня так и тянуло с ней пооткровенничать.

Набрав побольше воздуха в легкие, я на одном дыхании произнесла:

– Вообще Антон кое в чем прав. Мне еще многому нужно учиться.

Когда слова покинули мое горло, пришло осознание. В груди неприятно защемило. Грусть и страх заворочались там, напоминая о своем существовании.

– Научишься. Все же с чего-то начинали.

– Алексей Викторович не верит в меня. И мало внимания уделяет на тренировках…

От сказанных слов стало стыдно, будто я наябедничала на своего тренера. Алеся задумалась. Между ее бровей залегла складка.

– Я могу помогать тебе с тем, что знаю.

Предложение было великолепное. И я сразу обрадовалась. Похоже, я не умру в конюшне в одиночестве.