Глава 3

Привязываясь к человеку, запоминай последовательность узлов.

А началось всё с герберы и подруги Ириски, которая позвала Соню гулять, а сама, вполне себе предсказуемо, про это забыла.

На самом деле Ириску звали Айрис, а конфетная кличка досталась уже по жизни.

Познакомились они случайно.

Соня копила деньги и страстно мечтала попасть на море, чтобы увидеть китов или дельфинов. И, может, даже поплавать с ними. Ради этого она засела за языки и активно занялась переводами с итальянского, – это и стало её работой, – но в городке с заказами было туго.

Однажды в поисках новых заказчиков и заодно чтобы всё разведать, Соня пошла обходить турагентства, но цены на путёвки были заоблачные, переводами никто не интересовался, и до последнего офиса она добралась уже в полном отчаянии. Туда-то как раз незадолго до этого и благодаря своим связям устроилась работать Айрис, «тяжкий труд» которой состоял в оценке гостиниц и пляжей, где она тусила месяцами, собирая «объективные данные». Тогда она только вернулась «с морей» – с бронзовым загаром и расслабленной полуулыбкой.

– Ну-ка, – Айрис подвинула Соне пачку рекламных флаеров, где на верхнем значилось: «Benvenuti a Roma⁵». – О чём здесь?

– «Добро пожаловать в Рим», – рассмеялась Соня.

– Да ты умничка просто, – с ходу перейдя на «ты», защебетала Айрис и, помолчав, добавила: – Поговорю с шефом. Думаю, какая-никакая работёнка для тебя найдётся.

Они разговорились, обменялись телефонами, поохали о жизни.

– Зови меня Ириской, – сказала тогда Айрис, – меня так друзья называют.

Что привлекло её в скучной Соне, осталось большой загадкой, – возможно, ей просто понадобился невзрачный фон, – сама она свободно говорила на нескольких языках и уж точно не нуждалась ни в каких в переводчиках. Соня же привязалась к ней по-настоящему.

Ириске дарили дорогие подарки и безвозвратно давали в долг. В конечном итоге никто не выдерживал силы её неотразимого превосходства, – все в восхищении, но сливались. Её точёная фигурка с податливой грудью идеальной формы, – а лифчики она не носила принципиально, – в сочетании с грациозной походкой «от бедра» завораживали с ходу. Когда она улыбалась, начиная уголком рта и тут же вспыхивая всем лицом, всё вокруг словно освещалось солнышком, и только за это ей прощалось многое, если не сказать – всё.

Улыбка эта была обманчивой, – Ириска умела быть мягкой только рядом с более сильным мужчиной, и никто не мог приручить эту небесную красоту, знающую себе цену.

Её нежный, с хрипотцей голосок мог растопить сердце кого угодно, и Соня, усмехнувшись, авансом простила подругу, когда та на её напоминание о встрече беззаботно пролепетала:

– Ой, а я выхожу уже, выхожу! – и тут же добавила: – Ты где? Давай встретимся у цветочного ларька через час! Ты как раз дотопать успеешь! – и не дожидаясь ответа, повесила трубку.

Не соскучишься с ней. Замкнутой Соне слишком часто становилось завидно при одной только мысли о том, с какой лёгкостью подруге достаётся всё, что только она пожелает, нелепо похлопав нарощенными ресницами.

На улице между тем осторожно вступал в права молодой апрель, и свежий, пахнущий арбузными корками воздух царапал лёгкие острыми осколками лезвий. Соня вышла гулять в чулках, сером платье и распахнутой настежь куртке, утопив в её карманах неприкаянные ладони.

Первое, что увиделось ей на улице – это женщина, которая надрывно кричала «Рядом!» лопоухому псу, хлёстко избивая его концом удавки. От каждого удара собака приседала и взвизгивала. Рискуя попасть под раздачу, Соня стала их огибать, и женщина, заметив её, раздражённо гаркнула:

– Мы учимся!

Соня хотела было заметить, что бить животных неправильно, но в последний момент сдержалась, молча обошла их стороной и прибавила ходу, по счастливой для собаки случайности прервав своим появлением экзекуцию⁶.

Цветочный ларёк, про который шла речь, находился на другом конце города, и через час Соня была уже там. Оглядевшись по сторонам и не найдя Ириски, она подошла поближе, нырнула под дружную капель, порождённую сосульками, и сквозь стеклянные, отполированные до зеркального блеска стенки уставилась на высокие пластиковые вазы, наполненные цветами. Взгляд мгновенно выцепил сочные, оранжевые герберы, наблюдающие за её медленным приближением. Вторая Соня двинулась к ней навстречу, и, сойдясь максимально близко, они одновременно остановились, – она и её отражение.

Герберы. Её страсть и любовь – особенно те, что флористы не прокалывают проволочкой, жестоко пронзая венчики снизу, а аккуратно обворачивают петелькой.

Заворожённым взглядом Соня смотрит на цветок, расположенный к ней ближе других, отмечая мнимую хаотичность разнокалиберных лепестков, создающих тем не менее законченный шедевр и обрамляющих тёмно-шоколадную серединку – бархатную и гипнотизирующую, словно маслянистый глаз потомственной цыганки. Вот бы забрать этот цветок себе… Так хочется, что аж зубы сводит.

В этот момент с Соней происходит сразу две странности. Сначала её ноги касается нечто упругое, похожее на хвост. Она бросает взгляд вниз, полная уверенности, что тут же увидит кошку, которая обтирается усами и телом обо всё подряд в надежде на внимание или еду. Тем не менее, никаких кошек или котов она там не видит. Внизу имеются её ноги, обутые в демисезонки, и асфальт, влажный от стремительно тающего снега, – и только. Странно.

Может, ветер молодой хулиганит?

И не успевает она придумать логическое объяснение, как случается кое-что куда более значимое и неожиданное.

Её накрывает огромной тенью.

– Привет, – высокий, широкоплечий мужчина оказывается рядом совершенно внезапно.

Соня вздрагивает и испуганно всматривается в лицо незнакомца. Один его взгляд, – и она проваливается в омут.

«Я погибла», – ударяет в голову мысль. У корней волос становится горячо, живот обдаёт жаром, и за рёбрами ходуном заходится сердце.

– З-з-здравствуйте, – отвечает она осипшим голосом.

Их разделяет стена из нескончаемого потока сосулечных капель.

– Нравятся герберы? – его глаза широко открыты, блестят.

Зубы – белые, точно фарфор – сверкают в глубине очаровательной улыбки, которую он сдерживает, и это делает его ещё более харизматичным. Низкий голос многогранен и бархатист, слегка вибрирует. Ресницы – пушистые, как у ребёнка – добавляют его взрослому лицу беззащитности. Но самое потрясающее всё же – улыбка. Она обескураживает, и Соня с удивлением для себя отмечает, что тоже начинает лыбиться всё шире и шире, причём это выходит само собой и так естественно, как бывает от жирного счастья, распирающего изнутри.

Мужчина пристально изучает её, слегка склонившись из-за разницы в росте:

– Позвольте, я куплю Вам цветок? – и он тыкает пальцем прямо в цыганский глаз, обрамлённый оранжевым оголовьем: – Этот подойдёт?

– Да, – неожиданно соглашается Соня.

Не, ну подумать только!

Одет он достаточно неказисто – в потёртые джинсы и свитерок, – и от самого исходит такой приятный, цветочный аромат… такой сладкий…

Соня с жадностью вдыхает арбузный запах весны вместе с источаемой смесью из дикого мёда и мускуса…

Бдымс! По носу ударяет оголтелая сосулечная капля.

– Ой, – дёргается Соня.

– Как Ваше имя? – спрашивает меж тем мужчина.

– Соня, – отвечает она, потирая нос.

– Давайте зайдём внутрь, Соня, – незнакомец, продолжая сдержанно улыбаться, грациозным жестом приглашает её войти в стеклянный аквариум, наполненный цветами. Он произносит её имя так мягко, словно боится помять.

Будто в наркотическом экстазе Соня заходит внутрь. Мужчина следует позади и, преисполненный радушием, обращается к угрюмой продавщице:

– Девушка… – и от этого его «девушка» в воздухе расплываются горячие флюиды. – Дайте нам герберу, пожалуйста.

Лицо продавщицы озаряется светом. Торопливо вымолвив «конечно», юркой лодочкой она выплывает из-за прилавка и, покачивая бёдрами, направляется к заветной вазе.

Соня в упор изучает свитер незнакомца и петельки на нём, сплетённые в незамысловатые косички. Невыразимо притягательный аромат, будто набирая силу, так призывно манит к себе, что она, зажмурившись, невольно тыкается носом мужчине в подмышку. Смущённо отпрянывает. Сама мысль о том, что какой-то запах может иметь такую власть, кажется нелепой, но сердце колотится так, что готово выпрыгнуть наружу от радости и, одновременно, дикого страха. Чуткая интуиция воет сиреной, и Соня в недоумении морщит лоб. В ушах шумит, ноги слабеют, словно бы она попала в цепкие руки опытного и безжалостного иллюзиониста. Так не может пахнуть человек, но он так пахнет, и она вдруг проникается отчётливой мыслью, что с этой самой минуты становится полностью и неоспоримо причастна только ему одному.

Мужчина расплачивается и протягивает ей герберу.

– Держите, леди.

Оглушённая, раздавленная ощущениями Соня заполучает цветок, и они выходят на улицу в объятия влажной прохлады. Тут мужчина бросает тревожный взгляд куда-то в сторону, и его очаровательная улыбка во мгновение ока гаснет:

– Мне пора.

Он добывает из заднего кармана джинсов ручку, хватает обалдевшую Соню за худую ладонь и торопливо пишет на ней, – цифры получаются перевёрнутыми:

– Позвоните мне, ладно? Вечером.

Будто боясь, что она ответит отказом, он круто разворачивается на каблуках и широкими шагами уносится прочь, на ходу убирая ручку. Соня растерянно смотрит на ладонь с пляшущими цифрами, затем на цветок и, наконец, бросает взгляд в сторону незнакомца, но того и след простыл, – будто сквозь землю провалился. Что это было? Память о запахе будоражит её трепещущее сердце, оранжевая гербера смотрит своим глазом, и это явно не сон.

Она оборачивается и на другой стороне дороги замечает Айрис. Проигнорировав красный сигнал светофора и даже не замедлившись, летящей походкой та устремляется на проезжую часть. Одна из машин оглушительно гудит, огибает её и проносится дальше; остальные со скрипом тормозят, едва не столкнувшись друг с другом, и продолжают медленно ползти по трассе, а две останавливаются окончательно – с этой и другой полосы. Между ними Ириска, грациозно крутя бёдрами, и проходит.

Её подсвеченные солнцем пшеничные волосы обрамляют плечи, – упругие локоны от каждого шага взмывают чуть вверх, – и сама она так фантастически хороша, так свежа и прекрасна, как само воплощение молодости и весны. Водители обеих машин вместо того, чтобы выбежать и начать нецензурно нервничать, заворожённо пялятся на сказочное видение, ослепительную нимфу, обладать которой – во всех смыслах – они сочли бы за счастье. У одного из них рядом сидит жена, которая во время торможения больно приложилась лбом о лобовое же стекло. Проследив за взглядом мужа и отметив его открытый рот, она ревностно мутузит его кулаком в плечо и что-то возмущённо кричит. Видать, и правда, сильно ударилась. А пристёгиваться надо, вообще-то!

Нимфа в это время заканчивает своё дефиле и оказывается рядом, окатив подругу шлейфом терпковатых духов. С визгом, в прыжке она обнимает обескураженную Соню и, завидев в её руке цветок, кричит:

– Ух ты! Сама купила или мужик подарил?

Соня, пожалев, что как-то проболталась, что давно уж покупает себе цветы сама – неслыханное унижение для женщины! – глухо отвечает:

– Мужчина.

– Да ладно! Врёшь! – и Ириска выпытывает дальше: – И что, он хорош? Много зарабатывает? Давай, давай! Колись!

– Да не знаю я.

– Смотри, не западай раньше времени! – щебечет подруга. – Сначала всё узнай, а потом решай: твой-не твой. Чтоб у него квартира своя была! Понятно? А то так и прокукуешь в своей коммуналке до пенсии! А у тебя уже гусиные лапки вон и скорбные складки… – и она умолкает – многозначительно, с жалостью.

Своей квартиры Ириска тоже не имела, порхая перелётной птичкой от хахаля к хахалю – только и успевала таскать чемоданы.

– Да поняла я… – Соня утыкается носом в герберу и болезненно морщится. Каждый раз сценарий её отношений был одинаков: она влюблялась исключительно в тех, с кем не стоило даже заговаривать.

«Есть в тебе что-то недобитое», – бухтела Ириска. Сама она выбирала партнёров тщательно, по целому ряду параметров, бракуя даже идеальных, казалось бы, претендентов, которые липли к ней, словно пчёлы на мёд. Ириска упорно назвала всех Жорами – не могла упомнить имён. И те откликались. Жоры, раз за разом, разочаровывали. Она обзывала их слабаками, тоскливо ныла: «Вообще не мои берега» и паковала свои чемоданы. Пару месяцев назад она как раз рассталась с очередным таким Жорой и нашла себе следующего.

– Как у тебя-то? – спрашивает Соня, оторвавшись от цветка.

– Знаешь… Я, кажется, вытащила свой лотерейный билетик! – в глазах Ириски появляется дымка, а в интонации нотки, безошибочно повествующие об отключении разума, вызванном гормонами влюблённости. – Квартира – двушка. С деньгами – порядок. Криптой торгует. И эти, как их… акции-облигации-фьючерсы-дрючерсы! Дивиденды! Это Он! А имя какое! Имя!

– …Жора? – перебивает, посмеиваясь, Соня.

– Да ну тебя! – хохочет подруга. – Все Жоры в прошлом! Говорю же – это Он! Мой Мужчина! Я уже и вещи перевезла. Мы на море завтра летим, я на работе обо всём договорилась.

– Шустрая ты, – выдавливает Соня.

– Он такой кла-а-ассный! – полушёпотом продолжает Ириска. – В постели только никак… Но он по-другому умеет… радовать…

Соня опять утыкается носом в серёдку герберы.

– Слушай, подруга, видон у тебя абзац убогий. Под глазами – мешки, брыльки висят, морщины эти… – тут Ириска ныряет в сумку, похожую на поношенный вещмешок, но купленную во Франции по случаю распродажи «всего за трыдцать евро!», долго копается там, тихо матерясь по-итальянски, – Porco! Porco!⁷ – и извлекает связку ключей с брелком в виде трахающихся поросят. – Вот, поживи у нас, пока мы в загуле! Только не пугайся – там множество странных вещей, – и на её лице появляется загадочная улыбка.

«У нас». Вот так уже, да.

Она хватает Соню за ладонь, вкладывает ключи, и та попутно отмечает, что это уже второй раз за сегодня, как её бесцеремонно трогают.

«Рабочие загулы» у Ириски длятся подолгу. В прошлый раз она привезла Соне с моря аж три открытки, пополнив её драгоценную коллекцию – хобби, оставшееся с детства. У неё их целая пачка, и все с любовью уложены в пластиковую «Коробку Воспоминаний», где хранятся самые дорогие сердцу вещицы. В этот раз подруге светит не работа, а целый медовый месяц. Вернее, несколько медовых месяцев. Эх, зависть, зависть…

– Что там надо делать-то? Цветы поливать? – озадаченно спрашивает Соня.

– Да нет, – Ириска хохочет и мотает головой, от чего её волосы рассыпаются золотыми прядками по плечам. – Цветы все засохли. О, чёрт! Хорошо, что напомнила! Я же собиралась купить один на подоконник – мой посоветовал… Он занимается фэншуем!

– Чем-чем? – Соня вытягивает шею.

– Фэн-шуй⁸, – по слогам произносит Ириска с заумной интонацией. – Иносказательно это звучит как «Поиск дракона там, где его труднее всего найти». Короче, постой тут! Я мигом! А то опять забуду!