Аспиратурной стипендии как-то не хватало, и кандидат взял подработку в такси. Машину Максу подарил старший брат Вадик. Он как раз поменял "Рено" на Бэху – 7-й серии. Автомобиль был дорог Вадику как память о получении должности главного экономиста в какой-то фирме, и ему не хотелось его продавать.

Так серебристый "Рено" перекочевал к Максу по наследству.

Конечно, физика это порадовало – не придется брать кредит, итак снимает однушку в Царицыно.

Работа таксиста оказалась Максу по душе – все же общение, а с ним у Макса всегда было непросто: коллеги физики и математики – интроверты, а это зануды и молчуны.

Макс себя к ним не причислял, поэтому охотно общался со всеми пассажирами.

Такси – это ярмарка контактов, калейдоскоп: тут тебе и продавцы, и профессоры, и депутаты и модели – кто угодно.

Попадаются иногда странные, но редко. Ничто не мешало работать и писать, даже мелочи радовали.

Но тут в жизни Макса появился такой раздражитель, который почти парализовал привычных ход вещей.

Новый сосед, едва переехавший в дом Макса повадился занимать его парковочное место. Ставит свой джип с аэрографией Эйнштейна и все.

Макса до боли раздражал этот Эйнштейн, но главное, что других свободных мест во дворе не было – раньше собственная машина имелась только у него, а теперь вот – новый сосед.

"Ну я тебе покажу! ", – грозил он Эйнштейну. Тот дразнил его высунув язык.

Эйнштейн на джипе снился Максиму каждую ночь как напоминание о разрушенной идиллии.

– Вот гад! – шипел Максимка, яростно измеряя волны кварцевых и пьезоэлектрических пластин в тазике, наполненным водопроводной водой.

Что только не перепробовал Макс, чтобы вернуть свою парковку: приезжал домой на час раньше, меняясь с напарником сменами – джип с Эйнштейном стоял на месте. Пробовал приехжать на два часа раньше —

джип стоял.

Макс даже брал выходной, сказавшись больным, и весь день не отходил от окна, вычисляя, когда уедет сосед. Как только парковочное место освободилось, Максим выбежал с подготовленной красной краской и кисточкой и прямо на асфальте крупно написал "занято!"

Вечером джип наплевательски встал на надпись всеми колесами, Макс даже чаем поперхнулся от увиденного.

– Надо было машину ставить, а не писать. Вот я дурак, – ругал себя Максим, выводя свой "Рено" с пустыря.

– Что ты мучаешься, все будет нормально, – утешал его Андрей, школьный друг Макса, единственный из оставшихся. Он был свободным художником- экстремалом и занимался тем, что время от времени запечатлевал на взятый в кредит фотоаппарат триумфы и падения кайтеров, вейкбордистов и серферов в районах Средиземного моря.

В последнее время он просто делал карандашные скетчи, поскольку один серфер разбил его камеру за то, что Андрюха утопил в шторм его доску на спор. Андрей поспорил, что прокатится на гребне волны, хотя имел слабое представление о серфинге.

Лихого Андрюху вытащили и откачали спасатели на катере, а доска потонула в пучине.

– Ты вот что, ты номера перепиши, а я отдам их одному кенту, он пробьет и узнаем, как зовут твоего Эпштейна, —

советовал Андрей Максу за кружкой пива в баре.

– Эйнштейна, – поправил Макс. Не путай, я еще не маньяк, хотя могу им стать. Как только и думаю об этом козле.

– Ну Энштейна, да какая разница, —

хмыкал художник, выливая пиво Макса в свою кружку.

– Хватит, Дюш. Ты сейчас наотмечаешься, а потом соображать перестанешь.

А нам надо задачу решить.

– Ты мне друг или физик, – слезно вопрошал художник, потрясывая опустошенной кружкой.

– Я и друг, и физик, – успокаивал его Максим. – Пошли ко мне, Андрюх, проспишься.

Затащить друга на шестой этаж оказалось делом нелегким. В лифте художник шлепнулся на пол, и обливаясь слезами заявил, что у него клаустрофобия и ему необходимо на морской берег.

Пришлось выволочь Андрея на втором этаже и пройтись пешком. Но пройтись не получилось, на свободе Андрей сник и завалился на ступеньки —

физику пришлось тащить его на себе до квартиры, перекинув через плечо, как свернутый ковер.

Дома, скинув пьяное тело на диван, Макс подошел к окну. Джипа не было.

Не думая Андрей рванулся из квартиры, не глядя прихватив куртку Андрея.

Макс бросился к лифту, но тот безжалостно закрыл двери и поехал вниз один.

Макс сбежал по лестнице и на выходе столкнулся с незнакомцем тридцати пяти лет в синем бомбере и наушниках Sony.

Бросив незнакомцу: "Извините! ", —

Макс выскочил во двор.

Джип стоял на месте.

Пнув ногой жестяную банку, Макс покосился на джип и показал язык.

По дороге домой Макс пытался понять, с кем он столкнулся в подъезде. В его мыслях росло подозрение, которое вот-вот должно было вырасти в истину.

– Да неужели! – воскликнул Макс. —

Значит, ты и есть тот самый хозяин эйнштейна. В моем подъезде живешь, гаденыш.

Скрипнув зубами, Мак открыл дверь в подъезд. На него снова выскочил мужчина в бомбере и наушниках. Макс решил поговорить и помчался за ним.

– Простите, пожалуйста. Простите. Стоять! – Кричал вдогонку синему бомберу Макс, но тот только прибавил шаг и поправил наушники.

– Тьфу, – Максим с досадой плюнул в сторону бомбера и поплелся спать.

– Я не буду эту дрянь пить! – Капризничал поздним воскресным утром Андрей, вдумчиво вглядываясь в мутную жижу, будто пытаясь разглядеть в ней свое отражение.

– Пей, это абсорбенты, – убеждал физик. – Ты вчера столько пива выдул, что я тебя добудиться не мог. Дюш, поверь, хуже не будет.

– Не называй меня Дюшей, – огрызнулся художник, хрустя адсорбентами.

Я – Энди, между прочим, и не хочу слышать этого имени!

Макс смиренно махнул рукой.

– Допивай, мосье Энди. Полегчает. —

А пива нет?

Художник попытался сделать глоток, но проглотить не смог, вылил все обратно в стакан и заплакал.

– У меня душа болит. Так горько! – он дернул ногой и уронил таз с экспериментами Макса.

С кухни доносился теплый запах яичницы с колбасой.

– Я есть хочу, – всхлипнул художник.

Физик грустно взглянул на погребенные пластины, с досадой толкнул таз к батарее и пошел на кухню.

– Знаешь, я кажется видел этого джипера, – вспоминал Макс, наблюдая как Андрей хрустит пережаренным беконом.

– Серьезно? Ну и как он? —

прочавкал друг.

– Здоровый такой, повыше меня, в бомбере. И… наушники такие, беспроводные.

– У-м. Навороченный. А глаза там, лоб, нос, – выспрашивал художник, ковыряясь в остатках яичницы.

– Ну я же не разглядывал. Зачем?

– Для фоторобота, нарисуем и развесим на столбах с подписью: "Разыскивается злостный нарушитель парковки".

Друзья расхохотались.

Андрей выудил из кармана огрызок карандаша и блокнот.

– Давай, накидывай, – Макс вспомнил все подробности. Через десять минут фоторобот соседа был готов.

– Похож, – хмыкал Макс, разглядывая лицо на бумаге.

– Дай сюда! Не нарушай мое авторское право, – художник вырвал листок из рук друга и нацарапал автограф.

– Вот это я покажу одному капитану, он меня как-то отмазал там от одного дела, за картину для жены. Ну а что, пусть проверит этого кекса по базе, – заявил художник и хитро прищурил глаз.

– Ну а мне что делать? – Пробормотал физик и с грустью посмотрел в окно.

– Он тебе позвонит, – буркнул Андрей, натягивая куртку в коридоре.

– Я пошел. Жди звонка.

Всю последующую неделю Андрей жил, работал и не переставал ждать.

В воскресенье пришло сообщение с чужим телефонным номером.

Макс сразу позвонил Андрею.

– И что это? Что с этим делать?

– Колькин, ну того капитана телефон, – забулькал в трубке Андрей.

– А что дальше? – Не унимался Максим.

– Позвони ему, он все объяснит. Мне сейчас некогда.

Макс недоверчиво набрал номер. Звонок сбросили и взамен прислали адрес.

"Что это за конспирация двойных агентов. Вечно этот Дюшка втягивает в разное", – злился физик, нервно собираясь.

На углу высотного дома, по присланному на телефон адресу, на обшарпанной лавочке лежала желтая папка.

Макс прошелся мимо, как бы невзначай, не привлекая внимания. На папке лежала записка с надписью крупными буквами "Для Макса!"

Схватив папку, физик помчался к машине.

Дома он разбирал отпечатанные на принтере листки и читал все, что касалось Альберта Николаевича Свежина, 35 лет – своего соседа.

– Образование – кандидат наук!

– Он кандидат наук! Он учёный! – Кричал Максим Андрею в трубку.

Через полчаса художник сидел на полу в квартире Максима, играя в морской бой с медными пластинами в тазу.

– Ну и что, что кандидат. Подумаешь,

– утешал Макса художник.

– Подумаешь?!

– Ты не понимаешь, я не кандидат, а он кандидат! Мужик в бомбере, этот недохипстер. Кандидат! – с досадой и вселенским отчаянием кричал в таз Максим, как кричат в звездное небо.

– Успокойся. Может быть, он не такой кандидат, как ты думаешь, – предположил Андрей, утопив самую длинную пластину.

– Дай сюда! – отодвинул таз физик, расплескав воду. Он плюхнулся в лужу, закрыл глаза руками и тихо спросил.

– Какой не такой?

– Ну может он не по физике вообще кандидат, у вас же там все как это —

относительно.

Макс вытер лицо рукой и поднялся.

– Ох, относительно чего? Что ты мелешь?

– Ну вот он Альберт, —

начал рассуждать художник. – Но ведь Эйнштейн – он тоже, вроде Альберт.

– Ну и что? – Макс снова сел рядом с Андреем в лужу.

– Думаешь поэтому он физик?

– Ну а как – имя обязывает. Хотя, он мог и поменять его в паспортном столе, может быть его изначально там Иваном зовут.