«Сейчас, подожди, я постараюсь помочь, – и он подошел к одной из продавщиц. – Девушка, вы не поможете нам?» Та с готовностью подошла к Василисе и очень доброжелательно обратилась к ней: «Что бы вы хотели? Какой стиль предпочитаете?» За нее ответил Герман: «Нам бы хотелось повседневный комплект, такой, знаете ли, для походов в институт, по городу, в общем, на каждый день, пару торжественных нарядов и еще что-нибудь для загородного отдыха. Поможете подобрать? А я здесь подожду», – и он уселся на небольшой диванчик в глубине комнаты, но так, чтобы видеть, что предлагают Василисе. Девица начала снимать с вешалки наряды и расхваливать их Василисе, при этом она без умолку трещала, расхваливала фасон и качество материала. Но Герман оказался очень придирчив. Он отверг все вещи, предложенные продавщицей, наконец, не вытерпел, встал со своего места и подошел к Василисе. Каким-то немыслимым жестом он вытащил из глубины этого моря тряпок нечто и протянул Василисе: «Иди, примерь, а я пока еще поищу что-нибудь, – и, обращаясь к девушке-продавцу, добавил: – А вам большое спасибо, если что-нибудь понадобится, мы вас позовем». Та ушла, слегка раздосадованная тем, что не смогла угодить вкусу покупателя. Минут через сорок бесконечных примерок искомые наряды были наконец выбраны. Это оказались брюки, строгий костюм, парочка блузок, рубашек и какое-то немыслимое выходное платье. У Василисы никогда такого не было, и чувствовала она себя в нем неловко. Платье было очень агрессивным, пестрой расцветки, но с преобладанием красного, любимого цвета Германа. Когда Василиса вышла в нем из примерочной, Герман даже покраснел от удовольствия: «Господи, как тебе идет! Просто прекрасно! Какое чудное платье!» Василиса не находила его особенно чудным, но спорить не стала, ему виднее. Наверное, оно очень модное. К тому же сидело, и правда, хорошо. Они расплатились за покупки и пошли в другой отдел, где купили одежду для отдыха, которая понравилась Василисе гораздо больше. В ней она чувствовала себя достаточно комфортно. В этом же магазине они купили и несколько пар обуви, белье, одежду для дома, сумочку. Наконец, спустя несколько часов блужданий, нагруженные пакетами, они вышли на свежий воздух.

«Уф, – Герман с шумом выпустил воздух, – ненавижу магазины. Слава богу, с этим покончено! А сейчас домой, домой, домой. Продукты в холодильнике есть, приготовишь что-нибудь на ужин, посмотришь телик, а я на работу сбегаю. А вечером приду, и мы с тобой по-семейному поужинаем. Заодно наряды примеришь пока меня нет, в спокойной обстановке. Идет?» Василиса кивнула. Она тоже чувствовала усталость и была не против даже поспать еще немного.

«А во сколько ты придешь?» – она задала ему этот вопрос уже в машине, когда все сумки были уложены в багажник.

«Часов в семь-восемь, не раньше, – Герман лавировал между машин, – а ты отдохни, осмотрись. Если не хочешь готовить, не нужно. Так что-нибудь перекусим».

За разговорами Василиса не заметила, как они оказались около дома. Герман выгрузил пакеты из багажника, взял их в руки, и они зашли в подъезд. Несколько секунд на лифте, и они в квартире. Герман перенес покупки через порог: «Ну все, пока, не скучай, я скоро». Дверь захлопнулась, и Василиса осталась одна.

Ей вдруг стало грустно и одиноко. Все чужое. И она здесь чужая. На нее опять нахлынула депрессия. «Ну что ты будешь делать, – укорила она себя, – все тебе не так да не эдак. Там тебе плохо – глушь и тоска, здесь тебе плохо – никто не развлекает, не бегает вокруг. Что хотела, то и получила. Радуйся, дурында. Иди жениху ужин готовь, а то передумает и отправит назад». А назад Василисе хотелось все меньше. Она отнесла покупки в спальню и поставила возле кровати. Мерить пока не хотелось, в магазине надоело. Она переоделась и пошла на кухню. В холодильнике нашла мясо, овощи картошку. Решила, не мудрствуя лукаво, приготовить картошку с мясом. Это она умела. Пока мясо размораживалось, она начистила картошки и поставила ее варить, нарезала салат. Через два часа ужин был готов. Василиса попробовала и осталась довольна. Времени до вечера еще было много, она села посмотреть телевизор и, незаметно для себя, уснула.

Герман пришел, как и обещал, около восьми часов. Она накрыла на стол, и они сели. «Совсем как муж и жена, – подумала Василиса, – теплый семейный ужин». Ей стало уютно и хорошо. Герман похвалил еду, попросил добавки: «А говорила, ничего не умеешь. Врала?»

«Нет, что ты. Просто мой арсенал блюд весьма скуден, я равнодушна к еде. Могу одно и то же неделями есть, – Василиса посмотрела на Германа: – Вкусно?»

«Весьма. Я даже удивлен. Приятно, конечно. А ты одежду не мерила? – Герман наконец наелся и отложил ложку в сторону. – А теперь чай. Ты заварила, я надеюсь?»

«Заварила. Что-что, а это я умею. Мама научила. Она мне в сумку разных трав положила, чтобы вкуснее было. Ты такого чая никогда не пил, – Василиса поставила чашки на стол, и осторожно стала наливать в них чай из большого заварочного чайника. – Тебе покрепче, или водой разбавить?»

«Покрепче. Не надо водой разбавлять», – Герман убрал свою чашку и тут же отхлебнул из нее большой глоток.

«Ну, как?» – Василисе не терпелось услышать его мнение относительно заварки.

«Прекрасно. А что ты туда добавила? Может, зелье какое, чтобы я превратился в чудовище?» – Герман, улыбаясь, смотрел на Василису.

«Господи, да ты просто помешан на зельях и чудовищах. Мы не в каменном веке живем. Чудовища теперь в людском обличье бродят, их сразу не узнаешь, – и без всякого перехода добавила: – Спать как вчера будем?»

«Да, и так до самой свадьбы. Слушай, а надень, пожалуйста, то платье, что мы купили. Ну, красное. Я еще хочу посмотреть. Завтра ты пойдешь в салон красоты, уже без меня, тебе прическу нужно придумать. А в том платье я весь твой облик сразу вижу. Надень, пожалуйста».

Василиса молча встала и ушла в спальню. Она достала платье из пакета, надела его и вышла к Герману.

«Восхитительно! Тебе очень идет! – он присвистнул от удовольствия. – Повернись задом. О, какие формы! И ты еще уверяла меня, что некрасива? Ты просто ничего не понимаешь».

Василиса и сама уже начинала ему верить. Мужчины лучше разбираются в женской красоте. Какая ей разница, что о ней думают женщины? Она не собирается им нравиться, она хочет нравиться Герману. И, кажется, ей это удается.

«А какую прическу ты мне придумал? – Василиса надула губки, решив пококетничать. – Ты уверен, что мне пойдет?»

«Ты сделаешь ступенчатую стрижку, такую короткую, рваную, знаешь. Волосы можешь чуть-чуть подкрасить, для интенсивности цвета. Челку до бровей. Будет просто отлично», – Герман оценивающе смотрел на нее, как художник на модель.

«Ладно, – ответила Василиса, – пусть будет, как ты хочешь. Меняться, так меняться. Новой жизни – новый облик».

Они поговорили еще немного под шум телевизора и разошлись по постелям.

Наутро Василиса услышала звонок будильника. Она открыла глаза и посмотрела на часы. Было еще семь утра. «Ого, рановато, однако, мы встаем!» – она накинула халатик и вышла из спальни. Герман уже заправил кровать и сидел на кухне, читал газету: «Привет! Как спалось? Я уже чай поставил», – он привстал навстречу сонной Василисе.

«Нормально, а что так рано? И почему меня не будишь?» – голос Василисы звучал хрипло после постели.

«Да я не хотел нагружать тебя сразу. Все в холодильнике, я и сам могу достать. А на обед я бы заскочил и отвез тебя в салон. Ну раз уж ты встала, командуй, а я пока газету почитаю, вчера не успел», – и Герман снова уткнулся в печатный листок.

Василиса нарезала бутербродов, разлила чай, еще остававшийся в чайнике, только пришлось его разбавить кипятком.

«Может, ты кашу утром ешь? Или что-нибудь посущественнее? Просто мы дома утром только бутерброды едим, но ты, если что, скажи, мне не трудно кашу сварить», – говорила Василиса, накрывая на стол.

«Все нормально, я тоже бутерброды ем. Садись, ешь, скоро поедем. Салон с восьми работает. Я тебя завезу и в институт поеду. Обратно одна доберешься. Я на такси денег дам. Ключи запасные я тебе нашел, дверь легко открывается», – Герман деловито отхлебывал из чашки, одним глазом уткнувшись в газету. Со стороны выглядело немного комично и нелепо. Василиса чуть не рассмеялась, но удержалась.

Около восьми они вышли из дома, дошли до уже знакомой стоянки и, сев в машину, поехали по уже начинавшим наполняться улицам. Ехали около получаса, салон находился далеко. Василиса не спросила, почему именно сюда, надо, значит надо.

Внутри было прохладно и пусто. Стричься в столь ранний час желающих, кроме Василисы, не было. Возле одного из кресел стояла девушка. Ей было, очевидно, около двадцати пяти, она была симпатичная и очень стройная. Герман подошел к ней: «Привет, Маша! Вот, я привел невесту. Вчера договаривались, помнишь? Сделай ей короткую, ступенчатую, с челкой. Чтоб необычно и креативно. Ты меня понимаешь?»

Маша улыбнулась: «А не жалко такие волосы стричь? Вам не жалко, девушка?» – она обратилась непосредственно к Василисе. Волосы у Василисы, действительно, были очень густые и блестящие. Чем-чем, а волосами она могла гордиться.

«Волосы не руки, отрастут, – пошутила Василиса. – Иногда полезно что-то изменить. Я всю жизнь с такими хожу. Надоело».

«Ну раз так, садитесь, – Маша подвинула кресло Василисе. – Я сейчас».

«Ну, девочки, я вижу, вы договорились, а мне пора, – Герман похлопал Василису по плечу. – До вечера. – Он сунул ей в руку деньги на такси и назвал адрес его дома. – Не заблудись. Ужин как вчера, в восемь ноль-ноль». – Василиса пожала ему руку: «Пока».

Маша оказалась очень искусной мастерицей. Василиса в зеркале с удивлением наблюдала, как меняется ее внешность. Надо отдать должное чутью Германа, стрижка, и правда, очень ей шла. Она сильно преобразила ее облик, почти до неузнаваемости, даже Маша восхитилась: «Совсем другое дело! Герман был прав. Вам очень идет». Василиса поблагодарила девушку, заплатила деньги и попросила вызвать такси.

Дома она долго изучала в зеркале свое новое отражение. Ей понравилось. Потом она спохватилась, что до сих пор не позвонила маме, даже телеграмму не отправила. Та волнуется, наверное. За всей этой суетой она даже не заметила, есть ли здесь телефон. Если и есть, он еще ни разу не звонил. Значит, скорее всего, нет. Василиса решила дождаться Германа.

Вечером, когда они опять сели ужинать разогретой картошкой с мясом, она спросила его про телефон и почту.

«Телефона нет, неужели ты не заметила. А почта рядом, я покажу. Пойдем после ужина прогуляемся и отправим телеграмму, а то и правда, неудобно получается. Начнут думать черти что».

Телеграмму Василиса отправила длинную и восторженную – чтобы успокоить мать. Пусть знает, что у нее все хорошо. После этого она окончательно сняла груз с души и начала смотреть только вперед.

На следующий день Герман повел обновленную Василису к родителям. Василиса была в новом платье, в туфлях на высоком каблуке. Парочка старушек возле подъезда окинула ее изучающим взглядом. «Как в первый раз видят, – подумала Василиса, – а ведь вчера тоже сидели. Вот что значит одеться».

Старушки провожали их взглядом, пока они не сели в машину – Герман заказал такси. По случаю прихода сына с невестой родители накрыли стол, купили немного вина. Хоть Герман и не пил, но садиться за руль, даже после одного бокала, он не хотел – был очень законопослушным. Василиса немного нервничала – она в первый раз знакомилась с родителями молодого человека. Удастся ли произвести впечатление? Она, конечно, не была совсем невеждой, книги были доступны, она читала, и к тому же подготовка к поступлению на исторический еще не забылась.

Дом, где жили родители, был четырехэтажкой старинной постройки. Дверь в квартиру распахнулась при первом же звонке. На пороге стояла крупная женщина в переднике: «Проходите, проходите, заждались уже», – она радушно повела рукой, приглашая войти в прихожую, показавшуюся Василисе огромной.

Василиса хотела вручить ей цветы, которые они с Германом купили по дороге, но он успел ей шепнуть: «Это Варвара, она маме иногда по хозяйству помогает, – и добавил уже громче: – Родители, вы где? Это мы». На его голос из комнаты выбежала женщина. Ей было, вероятно, около пятидесяти, но выглядела она очень хорошо. Была она небольшого роста, но худенькая, со светлыми волосами, уложенными в красивую прическу. На ней было очень милое платье, светлого оттенка, и туфли-лодочки.

«Здравствуйте, вы, как я понимаю, Василиса? – она протянула Василисе маленькую сухую ручку. – Очень приятно. Я Людмила Сергеевна».

Василиса ответила на рукопожатие, и удивилась силе ее небольшой ладошки.

«О, какая вы яркая! А Герман нам рассказал, что вы у нас провинциалка. Но я скорее бы приняла вас за столичную штучку!» – И Людмила Сергеевна засмеялась звонким, молодым смехом.

«Мама, не смущай Василису, это я ее одел и причесал. А то она была совсем скромницей. А мне не хотелось, чтобы на нее накинулись. Она действительно из провинции, оттуда, куда я ездил в последний раз. Ну да я тебе рассказывал. А в таком агрессивном виде вы даже будете ее немного бояться. Вот так!» – засмеялся тоже и Герман.

Василиса не удержалась и улыбнулась. Обстановка разрядилась.

Отец Германа немного задержался, он подошел, когда они все уже сидели за столом. Извинился за опоздание, поздоровался, поцеловал руку Василисе: «Ну и красавицу ты, сынок, отхватил! Смотри, крепче держи! И где нынче такие девушки водятся?» – балагурил он.

В отличие от матери, он был высок ростом, немного за пятьдесят, седые волосы, немного одутловатое лицо, животик, уже начинала проглядывать лысина. Звали его Никитой Андреевичем.

Василиса, по мере возможности, исподтишка изучала родителей Германа, но, сколько ни старалась, не могла уловить никакого сходства сына ни с тем, ни с другим. «Странно, – подумала она, – ну просто совсем ничего. И бывает ведь так!»

За столом говорила она мало, в основном отвечала на вопросы: кто родители, чем занимаются? что собирается делать дальше? Иногда Герман отвечал за нее, видя ее замешательство. Наконец мама решилась задать главный вопрос: «Герман назвал вас своей невестой. Мы верим, что это у вас серьезно, иначе бы он не привел вас к нам в дом. Когда планируете свадьбу?» Василиса не знала, что сказать. Это была идея Германа, и она совсем забыла его спросить, а когда, в самом деле, свадьба?

Герман не растерялся: «Завтра мы идем подавать заявление, это будет считаться днем нашей помолвки. Свадьба через два месяца, как положено по закону. А на это время Василиса переедет из общежития ко мне, – и, перехватив взгляд матери, твердо повторил: – переедет ко мне. – Потом, смягчив голос, он добавил: – Не волнуйся, мама, ты меня знаешь, все будет хорошо. Я тебя не подведу».

Мать вздохнула: «Ну ладно, сынок, раз ты так решил. В общежитии, действительно, неудобно. Герман сказал, что вы на следующий год поступать хотите, а пока работаете у него в лаборатории, – обратилась она к Василисе, – я правильно поняла?»

Василиса кивнула. Герман не предупредил ее, что она, оказывается, уже где-то работает, а живет в общежитии. И когда только успела? И трех дней не прошло, как она здесь. Неужели они поверили? Но Герману виднее. В принципе, приехать в город, прийти в отдел кадров и получить общежитие хватило бы и дня. Иногородние так, наверное, и поступают. Не жить же им на вокзале, в самом деле?

Когда вечером они шли домой, Василиса укорила Германа, что не предупредил ее насчет работы и общежития. Тот ответил, что ничего страшного, он сначала хотел сказать правду, но потом передумал. Василиса спросила, почему?

«Мать бы обиделась. Почему ей не сказал, не посоветовался. Что соседи скажут, и так далее и тому подобное. А так меньше знаешь, лучше спишь. Неплохая импровизация получилась. А ты им понравилась. Внешность их, конечно, немного шокировала, но потом они отошли. Но насчет внешности не переживай, это был мой каприз. Можно сказать, шутка. Нет, не над тобой, над матерью. Не хотел, чтобы она клевала тебя, если бы ты выглядела совсем просто. Но все хорошо, что хорошо кончается, завтра подаем заявление, и ты официально живешь у меня. Попрошу отца, может, устроит тебя в институт на этот год, если места остались. Зачем время терять. А если не получится, то и в самом деле, придется тебе лаборанткой поработать годик, не сидеть же дома».

Василиса молча слушала его. Столько событий навалилось на нее за последние две недели, что информацию она воспринимала уже ограниченно. Все как во сне. Ей с трудом удалось убедить себя, что это она идет, стуча высокими каблуками по асфальту в огромном городе, держа под руку красивого молодого человека, который рассказывает ей сказки про ее будущую жизнь. Цок, цок, Василиса устала, Герман заметил это и, пройдясь еще немного, они взяли такси и остаток пути молчали на заднем сиденье, задумавшись, каждый о своем.

А потом план, придуманный Германом, начал претворяться в жизнь. Они подали заявление, был назначен день свадьбы – самое начало ноября. Не самый лучший месяц, конечно, но ничего не поделаешь. Родители Германа приняли самое деятельное участие в их судьбе. Никита Андреевич весьма живо хлопотал, чтобы Василису взяли в институт, хотя бы на платное отделение. Только с историческим не получилось, мама Германа очень хотела, чтобы Василиса стала экономистом. Эта профессия представлялась ей достойной любой женщины и всегда нужной и, что немаловажно, хорошо оплачиваемой. К тому же у ее мужа были связи в банках, и после окончания Василису легко было устроить на работу.

«Зачем вам в семье два археолога? – вопрошала она. – Женщина должна быть дома, а не мотаться по раскопкам. Призвание каждой женщины дом, дети и муж. А что же это получится, если вы оба будете мотаться по свету? Ни кола, ни двора. Какая же это семья? И к тому же, в банках платят очень хорошо, гораздо больше, чем всяким там кандидатам и доцентам, до которых еще дослужиться нужно. Нет, нет, как хотите, Василиса, а я категорически против», – при этих словах она краснела и отворачивалась.

И Василиса сдалась. Герман поддерживал мать, и ей было нелегко противостоять им обоим. У отца Германа нашлись друзья в планово-экономическом, на платном отделении были места, и Василису приняли. Все успокоились и начали готовиться к свадьбе. Составлялись списки приглашенных, был заказан ресторан, один из лучших в городе. Герману купили костюм, а Василисе платье. Платье она выбирала очень тщательно, придираясь к каждой мелочи. Внезапно ей захотелось быть очень красивой, послать фото к себе на родину, ей хотелось, чтобы мать с гордостью рассказывала всем о том, как хорошо живет Василиса. Герман не должен был видеть платье до свадьбы, плохая примета, поэтому выбирала его Василиса практически одна. Людмила Сергеевна вскоре устала от магазинов, предоставив Василисе полную свободу, чему Василиса была ужасно рада. Ей нравилось мерить на себя роскошные наряды, она долго любовалась собой в зеркалах, и малейшее сомнение заставляло ее отказаться от покупки. Наконец она нашла, что хотела. Платье натурального шелка, с глубоким декольте, которое очень выгодно подчеркнуло ее немного смуглую кожу. Ей велели не стесняться в средствах, и она купила его несмотря на довольно большую цену. Им в квартире установили телефон, и Василиса позвонила матери. Та была страшно рада услышать голос дочери, даже прослезилась: «Ну как ты там, Вассочка, телеграмму твою я получила, спасибо. У нас все хорошо. Папа вернулся. Расскажи о себе, я так соскучилась!»

У Василисы тоже вдруг защемило сердце: она бросила мать, а сама наслаждается жизнью! Но она быстро взяла себя в руки: «Все хорошо, мама, я замуж выхожу! В ноябре свадьба, приедешь? Как папа? Что он сказал?»

«Замуж?! Так быстро? За кого же? Уж не Германа ли? Я сразу поняла, что он к тебе неравнодушен. Папа, ну что папа, пошумел немного, что так неожиданно, но потом успокоился, говорит, что так лучше, нечего тебе здесь сидеть. Опять вот в рейс ушел. А на свадьбу, конечно, постараюсь приехать».

«Мама! – Василиса повысила голос. – Что значит постараюсь?! Я у тебя одна дочь, или как?! Я же не сирота. Если ты насчет работы беспокоишься, то расслабься. Найдут тебе замену, Наташка-нянечка побудет, поймут, что не развлекаться едешь. Я не каждый день замуж выхожу. И потом, я в институт поступила, только на экономический».

«Господи, в институт! А что на экономический? Ты же на исторический хотела», – мать немного удивилась.

«Хотела, да передумала, так надо. Не судьба мне историком стать. Приедешь, поговорим. Давай, я тебя жду», – и Василиса назвала дату свадьбы.

«Ладно, – мать вздохнула, – приеду. А отец? Его, ты что, не приглашаешь?»