– А это всегда первого апреля случается или только нам так сказочно повезло? – храбро поинтересовалась Марина Гусева.

– Это всем так сказочно везёт. Думаете, чудесные традиции, связанные с первоапрельскими шутками и дуракавалянием, возникли на пустом месте? Нет, конечно. Это было придумано и внедрено нарочно, чтобы особо наблюдательные граждане списывали все несоответствия и несуразицы на День дурака.

– Но ведь многие серьёзные деловые люди не обращают на этот дурацкий праздник никакого внимания! – не удержался Константин Петрович.

– При этом они отдают себе отчёт в том, что балбесы-окружающие надуют их вне зависимости от этого, – сказал Кастор.

– Странно, что эта смена караула не привязана к восточному календарю. Или хотя бы к празднованию Нового года, – задумчиво проговорил Денис.

– Э, нет. В эти дни и так происходит достаточно, незачем их нагружать ещё и сменой Модели Событий, – остановил его Кастор. – Кстати, вам не нужно проводить мозговой штурм на тему: «Что было бы, если бы системой случайных чисел заведовал я». От вас в данной ситуации требуется немного: сделать так, чтобы погода на улице соответствовала календарной и чтобы всеобщая вялость сменилась чем-нибудь более осмысленным. Координаты Вероники – так зовут нашу Модель – я положу вот сюда, на стол Даниила Юрьевича. По сути – обычный датчик, разницы никакой. И работайте, пожалуйста, так, как вы работаете с носителями желаний: старательно, но без фанатизма.

– А можно узнать, как выглядит эта Вероника? – спросил Лёва.

– Ну вот так примерно, – Кастор замер и медленно начал менять очертания: казалось, что в кабинет Даниила Юрьевича заглянула жизнерадостная юная галлюцинация, слабо представляющая, кем она хочет стать, когда вырастет. Наконец Кастор перестал клубиться, и вот уже на его месте стоит высокая статная блондинка: нос задран к потолку, руки скрещены на груди, на губах ехидная улыбочка. То ли только что убила какого-то несчастного одним взглядом, то ли собирается это сделать с минуты на минуту.

– Ты откуда здесь такая взялась, а? – тут же вскочила на ноги Галина Гусева, но вместо суровой незнакомки перед ней уже вновь стоял улыбающийся Кастор.

– Словом, вот такой тяжелый случай, – развёл руками он.

Галина Гусева молча осыпалась на своё место.

– Прямо Супермодель Событий! – восхищённо протянул Виталик, позабывший о том, что он обещал молчать. – Получается, что вы можете как угодно выглядеть?

– Я и выгляжу как угодно, – коротко ответил Кастор. – Как мне угодно.

– Да, но почему именно так? – Техник, казалось, не замечает, что этот разговор не слишком приятен его собеседнику. – Вы могли бы выбрать какую-нибудь другую внешность.

– Мог бы. Но когда ты невысокий такой, упитанный недотёпа, который вечно улыбается, окружающие к тебе относятся несерьёзно. И даже забывают о субординации.

– Разве это хорошо? – вмешался Константин Петрович (он считал, что забывать о субординации – возмутительно).

– Это плохо только в одном случае – если ты действительно недотёпа. А во всех остальных – вполне приемлемая маскировка. Тебя не принимают всерьёз, перед тобой не притворяются – и это очень удобно, экономит массу сил.

– А какой вы на самом деле? – злостно продолжал нарушать субординацию Виталик.

– На самом деле? На самом деле я давно мёртвый. Зрелище так себе. Есть желающие взглянуть?

– Спасибо, мы имеем кое-какое представление, – за всех ответила Марина Гусева, – особо любопытным можем показать. Наглядно. На материале заказчика.

– А почему же тогда Трофим Парфёнович выглядит так… устрашающе? – не отступался Виталик. – Ведь он тоже мог бы…

– У него другие функции – вы должны его бояться и не доставать дурацкими вопросами, как меня. И потом – разве он выглядит устрашающе? Довольно роскошный старец получился, по-моему. Но я передам ему твои слова, непременно передам.

– Да это вовсе не обязательно, я так, комплимент хотел сделать, просто неудачно получилось, – струхнул Виталик. – У меня остался ещё один дурацкий вопрос – и всё. Это вообще сложно – менять себя на глазах у всех?

– Сложно поддерживать хоть какой-то облик. Поначалу. Ты такой, каким ты себя представляешь. Если воображение богатое, представишь как положено – и будешь меняться, расти, стареть вместе со своей выдуманной оболочкой. А если воображение слабое или тебе наплевать на то, как ты выглядишь, можешь недосчитаться руки, ноги или ушей – ну, забыл просто о них, бывает. А когда привыкаешь казаться хоть кем-то, то дальше можешь притворяться кем угодно. Если будешь задавать так много вопросов не по существу, то сможешь овладеть этой техникой гораздо раньше, чем планируешь. На этом я, увы, буду вынужден покинуть вас, мои любознательные друзья.

Сказавши это, Кастор неожиданно превратился в Виталика и тут же лопнул, как воздушный шар, разлетелся на тысячу лоскутков, которые через мгновение растаяли в воздухе, не достигнув пола.

– Красивый салют, – протянула Галина Гусева, – надо бы разузнать методику его изготовления.

– Не надо, – тряхнул головой Виталик.

– Ты хоть понял, что был на волосок от гибели? – строго спросил у него Константин Петрович.

– Наверное, был, – беспечно ответил Техник и почесал в затылке, – но волосков в моей замечательной шевелюре ещё много, так что, думаю, шансов уцелеть у меня будет побольше, чем у вас.

Вероника была натуральной блондинкой. Такой, знаете, светло-светло-русой красавицей, гордо шагающей по улицам, как бы с вызовом: мол, да, я блондинка и горжусь этим. На самом деле никакого вызова Вероника никому бросать не собиралась. Но, глядя на её узкие солнечные очки с антибликовым, антистрессовым, антирадарным, антиударным и ещё антикаким-то покрытием (из лучшего в городе салона, разумеется), на чуть иронично поджатые губы, на гордо вздёрнутый нос, каждый второй мужчина ставил поспешный диагноз: «Стерва, и не лечится». На самом деле Вероника вовсе не была стервой. Временами она могла продемонстрировать характер, но исключительно в рамках приличия и строго по делу, а общение предпочитала конструктивное и без лишних эмоций.

Контакт, который оставил Кастор, действительно ничем не отличался от обычных контактов, которых Виталик повидал на своём веку уже бесчисленное количество, так что вскоре Константин Петрович уже точно знал, где в этот момент лучше всего будет найти носителя, то есть, простите, Модель Событий.

Как и положено всякой приличной деловой леди, Вероника принимала поздний бизнес-ланч в небольшом уютном ресторанчике неподалёку от работы. Вообще-то ей вполне комфортно было обедать в одиночестве, но буквально пару часов назад очередная подружка напросилась составить ей компанию. Подружке конечно же интереснее всего было узнать, как именно Вероника рассталась со своим бывшим, что сказал он, а она, а он, а она, чем дело закончилось и как же теперь жить дальше. К её огромному сожалению, Вероника была достаточно немногословна и недвусмысленно дала понять, что её больше интересует текущее состояние дел на бирже. (В самом деле, интересная тема – для тех, кто разбирается в вопросе. Подружка, к сожалению, не разбиралась.) Так что к тому моменту, как Константин Петрович, преодолевая пробки, подъехал на автомобиле Даниила Юрьевича к дверям ресторана, девочковый разговор практически подошёл к концу.

– Ну, дорогая, теперь мы будем чаще встречаться, – громко заявила подружка, поднимаясь из-за стола. – Дома-то одной небось скучно сидеть. А так погуляем, глядишь, найдём себе новых, а? При нашей-то сказочной красоте и невообразимом интеллекте разве может быть по-другому?

– Дома одной неплохо, – ответила Вероника, – весь беспорядок сразу куда-то делся.

– Да ладно! Неужели ты по нему совсем-совсем не скучаешь?

– И что мне это даст?

– Тоже верно. Ну, я полетела. Погода, конечно, отвратительная, но это даже и к лучшему, когда расстаёшься с любимым. Никто не бродит по улицам, обнявшись, не разрывает сердце. Чао, Веронюшка!

Вероника задумчиво помахала ей вслед рукой и попыталась вспомнить, сколько раз – тридцать восемь или сорок два – она просила не называть её Веронюшкой.

Константин Петрович стоял у входа, силясь придумать хоть какой-нибудь логически обоснованный повод для того, чтобы подойти к Модели Событий и попробовать завести с ней разговор. У несгибаемого коммерческого директора Тринадцатой редакции слегка дрожали коленки. Они задрожали ещё сильнее, когда Вероника, глядевшая, казалось, куда-то в сторону, поднялась с места и подошла к нему.

– Узнаёшь меня или нет? – вполне дружелюбно спросила она. – Ты – Костя Рублёв из сто семнадцатой группы, так?

– А ты – Вероника, – легко ответил тот, потому что заранее знал правильный ответ. И тут же изменился в лице. – Слушай, а ты ведь и вправду Вероника. Ничего себе!

Более сомнительный подарок судьбы и представить себе было сложно: эта роскошная строгая дама была без памяти влюблена в него, балбеса невнимательного, на первом и втором курсе, а он, зубрила бессмысленный, был уверен, что они просто друзья.

– Ты очень изменилась… к лучшему, – промямлил Константин Петрович, борясь с желанием выставить защиту и, укрывшись под нею, убежать прочь от этой нелепой ситуации.

– Я ни капли не изменилась, – улыбнулась в ответ Вероника. Вот уж ей-то было комфортно и легко. – Просто я больше не стесняюсь при тебе быть собою. Я теперь вообще никого не стесняюсь!

– Тебе это очень к лицу.

– Н-да? – с сомнением в голосе произнесла Вероника. Причём по интонации было понятно, что в своей собственной неотразимости она нисколько не сомневается, а вот искренность собеседника ставит под сомнение. – Подозреваю, что ты, так же как и я, манкируешь встречами однокурсников. Я собираюсь ещё кофе с плюшками выпить, так что присаживайся ко мне, если хочешь. Или будешь просто стоять?

– Да, у меня образовалось свободное время между встречами, решил попить чего-нибудь согревающего и безалкогольного, – быстро сориентировался Константин Петрович.

– Из всего вышесказанного делаю вывод, что ты неплохо устроился. Поздравляю.

– Спасибо. Ты, надо полагать, тоже.

– Да. Только автомобиль всё никак не соберусь поменять. У тебя, кстати, какой?

– «Бентли», – ровным голосом ответил Константин Петрович, хотя душа его в этот момент пела и ликовала. – Вон там за окном стоит, видишь?

– Очень неплохо, – кивнула Вероника с видом педагога, вписывающего в зачётку слово «хор.». – По– моему это немного чересчур, но, говорят, отличная машина. А я ведь думала о тебе на днях.

– Ничего себе! – вздрогнул Константин Петрович. Вот будет номер, если ради спасения мира, ну или, по крайней мере, климатического равновесия на планете ему придётся ответить ей взаимностью. Это, конечно, будет исключительно рабочее задание, ничего личного. Но, может быть, Маша одна не справляется там, в Париже, и ей срочно, буквально сейчас, нужна помощь? Он готов сорваться и прилететь, а спасение мира… Ну, есть же ещё Лёва, Виталик и Шурик.

– Да, вспоминала. Думала, каким ты стал, чем занимаешься, как я на тебя отреагирую, если случайно встречу где-нибудь.

– Ну и как? – осторожно спросил Константин Петрович, высматривая путь к отступлению.

– Нормально. В смысле – хорошо. Удачно всё получилось, мне кажется. А ты как считаешь?

– Да, очень. Знаешь, я случайно оказался свидетелем вашего разговора с той барышней, которая только что шустро выпорхнула на улицу.

– Это моя подруга, она да, достаточно проворная, но не такая глупая, как кажется с первого взгляда.

– Я не об этом. Просто я, кажется, случайно услышал что-то…

– Ну, так никто ведь не мешает тебе это «что-то» забыть, – мягко, но с нажимом приказала Вероника.

– Я уже почти забыл. Просто знаешь, я тоже переживаю разлуку… как бы это сказать… Короче, моя девушка уехала работать в другую страну, и неизвестно, когда вернётся, а я не могу последовать за ней.

– А погода, конечно, не соблюдает взятых на себя обязательств, – глянув за окно, проговорила Вероника. Константин Петрович ошалело проследил за её взглядом. Снова пошёл снег. Он крупными хлопьями падал на асфальт и на припаркованные автомобили, совсем как в рождественской сказке, заявившейся к детям в апреле. Только вот беда – дети выросли уже.

– Да, погода не фонтан, – согласился он.

– Кстати, только между нами, у тебя в подчинении сколько человек? – неожиданно спросила Вероника.

– Се… Де.. Двадцать пять! – брякнул Константин Петрович.

– Н-да? – скептически поджала губы Вероника и снова поглядела в окно, на автомобиль Даниила Юрьевича.

– А сколько надо?

– Нисколько не надо, – покачала головой Вероника. – Мне мои сорок с лишним остолопов надоели уже так, что я иногда подумываю за диссертацию взяться и послать всех подальше. Ладно. Кофе пить мне что-то уже не хочется. Была рада и всё такое. Пиши, если что, а я пойду, пожалуй.

На столе моментально возник и тут же исчез счёт, а перед Константином Петровичем появилось меню. Вероника ушла, оставив официанту разумные чаевые, а своему бывшему однокурснику – визитную карточку со столь впечатляющими названиями фирмы и должности, что идея спасать мир при помощи любви уже не казалась господину коммерческому директору слишком искусственной. Хотя, если сказать по правде, задание он провалил. Вряд ли эта новая Вероника, роскошная, строгая и неприступная, заинтересуется человеком, который хоть и разъезжает по городу на почти что эксклюзивном автомобиле ручной сборки, но при этом руководит всего какими-то двадцатью пятью жалкими человечишками, из которых настоящими, не вымышленными людьми являются только шестеро (ну хорошо, пускай семеро, если считать Гумира).

Когда Константин Петрович вышел на улицу, от пушистой рождественской сказки не осталось и следа. С неба падал мокрый снег пополам с дождём, дул сильный, пронизывающий ветер. Хороший, свежий весенний ветер, заблудившийся в снегах.

На улице была настоящая апрельская вьюга. Наташа смотрела на неё, прижавшись носом к оконному стеклу, и не могла оторваться, хотя, говоря по-честному, дел у неё было достаточно. Но дела могут подождать, правда-правда, а снежная симфония наверняка вот-вот закончится. Наташа вспомнила, как они летом все вместе ходили смотреть на танцующие под музыку фонтаны; нашёлся бы сейчас какой-нибудь сумасшедший осветитель и добавил бы в этот кружевной калейдоскоп разноцветных лучей. Впрочем, тогда бы она просто поселилась на подоконнике, а это пока не входило в её планы. А природа будто нарочно расстаралась, пытаясь произвести на неё впечатление. Сначала с неба летели белые перья. Они кружились в воздухе, медленно опускались на землю и обещали покой и умиротворение. Вскоре перья превратились в восхитительные хлопья белой пены, пытавшиеся заполнить все свободные от снега щели и выбоины в стене напротив. Подул ветер. Снежные хлопья замерли в воздухе, а затем полетели вверх, словно кто-то встряхнул земной шарик. Сугробы под окном не уменьшались, но снег улетал в небо.

Ветер сменил направление и принёс из холодных стран стаю каких-то белёсых насекомых, скорее всего ледяных ос, которые бились о стекло хитиновыми брюшками и настырно пытались проникнуть в помещение. Нужно было во что бы то ни стало уберечь себя и остальных от этих страшных тварей, укус которых превращает человека в ледяную скульптуру, но вьюга манила, колдовала, завлекала, и вот уже Наташа, сама того не желая, отодвигает в сторону жалюзи, забирается на подоконник, с трудом проворачивает медные шпингалеты и распахивает окно настежь. Осы врываются в приёмную, но жалить никого не спешат: здесь, в тепле, они неопасны и даже беззащитны.

– Это что ещё за сквозняк? – строго спросил неожиданно возникший в дверях Лёва, и осы тут же исчезли, превратились в обычный снег.

Наташа поспешно захлопнула окно и спрыгнула на пол.

– Как твоё ухо? – быстро спросила она, чтобы скрыть смущение.

– Ага, – почесал в затылке Лёва, – я как раз пришёл к тебе, чтобы уточнить, как твоё человеколюбие.

– Так себе, – призналась Наташа.

Разведчики понимают друг друга с полуслова: когда у Лёвы болит ухо, когда Наташа превращается в маленького и жестокого диктатора всея планеты, следует оглядеться по сторонам – наверняка где-то поблизости бродит носитель желания.

– А что, у нас в доме кто-то чужой? – немного помолчав, спросил Лёва.

– У нас гости? – из коридора сквозь неплотно прикрытую Лёвой дверь просочился Виталик. – Давайте же скорее пить, петь, плясать и веселиться, а то садю-га Цианид полагает, что я – робот-автомат, который получает истинное наслаждение от однообразной и тупой деятельности.

– Никаких особых гостей у нас нет, – поубавила его прыть Наташа, – просто Марина с Галиной в своём кабинете отбирают студентов для работы на книжной ярмарке. Вернее, Марина отбирает, а Галина сразу на месте их тренирует, и в процессе этой тренировки отсеиваются те, кого не отфильтровала Марина.

– Многих отфильтровали уже? – злорадно потёр руки Лёва.

– Ну, порядочно. Они проходят такие расстроенные! Я им кофе предлагаю, так они отказываются, бедняжки. Но того, кто нам нужен, среди них не было.

– Тайны? – спросил Виталик. – Как интересно! Пойду помогу старушкам тренировать персонал, уверен, со мной дело пойдёт быстрее!

– Тогда, наверное, мне будет лучше побыть здесь? – неуверенно спросил Лёва, когда за Техником захлопнулась дверь. – Чтобы поддержать тебя, когда «наш гость» появится.

– Как хочешь, – пожала плечами Наташа и принялась вытирать пол: от снежных ос возле батареи остались небольшие лужицы. – Ты не подумай, я не смотрю в окно целыми днями, пока никто не видит, просто хотела успокоиться. Глядишь на снежинки, и это как-то расслабляет.

– Зачем оправдываться? По-моему, люди уделяют слишком мало внимания красоте природы, а если их застанешь за этим занятием, придумывают оправдания. Хотя стыдиться тут нечего. Наоборот, этим гордиться надо.

– Гордиться тем, что ты бездельничаешь, когда все работают? – с удивлением спросила Наташа и на всякий случай протёрла идеально чистый подоконник.