Рассказ священника: «Позвал своего брата помочь в храме проводку наладить. А брат, хотя и крещеный, но сквернословит страшно. Вразумлял я его, чтобы в храме не смел скверные слова говорить.
Начал брат в алтаре провод проверять, и выругался. Тут же упал без сознания – ударило током. Я его вынес из алтаря, с помощью святой воды привел в чувство.
– Что, – говорю, – будешь еще срамное говорить в Божьем доме?
Он, еще не в силах говорить, только головой отрицательно мотает» …
Рассказ прихожанина Николая: «Приехал я в другой район, помогать батюшке в ремонте храма. Остановиться негде было, батюшка благословил ночевать прямо в храме.
Вечером я долго, усердно поминал в молитве всех своих умерших сродников. Спать улегся в уголке, под иконами. Снится мне сон, будто несу я охапку дров, вхожу в дом, а там полно народа, и все хором благодарят:
– Как хорошо, дрова принес, теперь согреемся! А то замерзли тут совсем! Спасибо тебе…
Проснулся, и только потом сообразил, что люди в доме – это мои усопшие родные. Выходит, что наши молитвы нужны умершим не меньше, чем дрова – замерзающим».
В храме шёл ремонт. На полу громоздились свежеструганные доски и листы ДВП. Сквозь открытую настежь дверь доносились с улицы звуки пилы и стук молотка – это Максим-Борода сооружал каркас для перегородки на клирос. В перерывах между стуканьем-вжиканьем слышалось чириканье птиц. Шелестела июльская листва.
Батюшка неутомимо сновал по храму, полы его подрясника и ботинки были усыпаны мелкими опилками.
Полина, работница церковной лавки, в общей суматохе участия не принимала. Она неторопливо переписывала имена крестившихся вчера из тетрадки в толстый журнал. До того увлеклась работой, что не сразу заметила фигуру женщины, что застыла среди строительного беспорядка.
Вышел батюшка, о чём-то негромко спросил гостью.
– Полина, – крикнул он, – Налейте воды в купель. Крещение будет бесплатное, деньги на свечу, крестик и свидетельство принесу сейчас из алтаря.
Полина набирала в купель воду, смотрела, как бежит струя из шланга, и думала о том, что не успеет подогреть, как обычно, воду кипятильником. Ну да ничего, лето всё ж-таки…
Она мельком оглядела женщину, что съёжилась у окна, не смея присесть на скамейку. Худо одетая, измождённая. Сколько лет – не определишь. Пьюшка, поди…
– Обычно крестятся в длинных рубашках, а Вы уж в футболке, – Полина протянула женщине простыню, – Это вместо полотенца. А вон – тапочки…
Женщина боязливо заглянула в купель. Вода мерцала, холодная.
– Я уже пять лет по психушкам, – голос женщины звучал хрипловато, низко, – не могу больше. На мне слизни чёрные сидят…
Женщина обвела рукой грудь, ноги. Помолчав, продолжила:
– Никто не видит, а я вижу. Задавили меня совсем… В психушке лекарства ставят – забываюсь, вроде как нет их. А потом опять…
Вышел батюшка, быстро и деловито освятил воду. Женщина послушно забралась в купель, под батюшкиной рукой окунулась, и сквозь налипшую футболку проступили рёбра…
Батюшка давно уже вышел из крестильной комнатки, а женщина завернулась в простыню и всё стояла, застыв.
– Что с Вами? – спросила Полина, и женщина подняла растерянные карие глаза.
– Нету их. Впервые за пять лет нету их на мне… Может, они там, в одежде, остались?
– Не остались! – неожиданно для себя самой ответила Полина, – Посмотрите на себя! Чистенькая, светитесь! И одежда на вас…, – она подбирала слово, – освятится!
Женщина оделась, вышла на середину храма, высокая, прямая, словно свечка, с ясным и румяным, как у ребёнка, личиком. И Полина подумала, что столько раз видела людей до крещения и после, но привыкнуть к чуду преображения невозможно. Спросила:
– Как Ваше имя? Я свидетельство выпишу.
И услышала в ответ:
– Надежда.
Рассказ Александра: «Лет мне уже немало, на пенсии давно. Но, пока здоровьишко есть, на покос каждое лето езжу. Года два назад потерял я оселок, ну, знаешь, точило, которым литовки правят. Искал, да без толку. Жалко, удобное было точило, сейчас такое не купишь…
Нынче, как собрался на мотоцикле с коляской на покос ехать, вспомнил снова о пропаже, да и крикнул, как мать в детстве учила: «Николай-Угодник, помоги найти!».
Приехал, поставил мотоцикл в тенек у березы, слез, глядь: у колеса, наполовину в землю вросший – мой оселок!»
Похороны тёти назначили на 14 октября. Я взялась звонить в храмы, чтобы отпеть. Но – праздник, Покров, все священники где-то служат, нет свободных.
Родные договорились к двум часам собраться у клинической больницы, рядом с моргом. Должны были выдать гроб с телом Там и комнатка есть, чтобы с усопшей попрощаться.
Мы стояли на улице, было зябко. Кучковались, переговаривались. Я держалась поодаль, переживала, что тётю, которая меня в своё время в храм привела, отпеть не получилось. А так хотелось, в благодарность за всё, что она сделала хорошего.
У тёти покойной было ещё три сестры и брат, мой папа. Собрались почти все родные. Старшая тётя, одинокая, раньше всех приехала, она организовывала похороны сестры. Были младшая тётя с мужем и детьми, средняя тётя с дочкой. Не хватало только папы моего, они с братом моим ехали где-то.
Вдруг кто-то сказал, что приехали они, и я поспешила встретить. Издалека увидела желтый «Москвич», что остановился на другой стороне улицы. Не успела и шага сделать на дорогу, как перед носом остановилась тёмная машина и оттуда выбрался… отец Симеон! Знакомый мне по клинической больнице. К нему, когда лежала в стационаре, ходила я на молебны, исповедовалась и причащалась даже. Вряд ли он меня запомнил, конечно, а я обрадовалась невероятно:
– Батюшка, благословите!!! У меня тётя тут, умершая, так хотелось бы её отпеть.
– Отпоём, – спокойно загудел отец Симеон, – я сейчас отпою одного усопшего вон в том зале, – священник махнул рукой в сторону здания ритуальных услуг, – а потом – к вам.
Он быстро пошагал на территорию больницы, а я поспешила к папе.
…Отпел отец Симеон мою тётушку, поплакали, помолись от души. Потом спросил, не может ли кто отвезти его в Кафедральный собор. Мы с двоюродным братом, благоговейным и верующим, с радостью согласились. В дороге я удивлялась «совпадению», а священник в ответ поведал удивительную историю.
Как-то пригласили его сюда же отпевать бабушку, и всё было как обычно. Вынесли гроб с лёгоньким сухим тельцем старушки в цветочках-кружевах. Отец Симеон отпел, как положено, и уехал. Гроб не закрывали, так как прощаться родные решили на кладбище. Когда загружали открытый гроб в машину, выяснилось, что бабусечку-то… перепутали! Не их это бабусечка, а чужая, незнакомая! А своя полёживает в морге в похожем гробу, тоже высохшая от старости и в цветочках.
Отпевать второй раз уже никто не будет, повезли её так хоронить. Но отец Симеон, узнав об этой истории, поинтересовался, кем же была та, над которой он все молитвы пропел.
Оказалось, что это была одинокая бабушка, очень любившая Церковь и службы. Когда умерла, тихо уснув в своей постельке, её не сразу обнаружили. Вызвали милицию. Хоронили от соцзащиты, и отпевание, конечно, никто и никогда бы для неё не организовал… А Господь о ней не забыл. Одинокая, а не забытая. Вот как бывает.
Сегодня рассказали реальную историю. Забрали родственники к себе жить свою бабушку из деревни, ослабла она, не могла за собой ухаживать. Были в этой семье и взрослые, и детишки, бабушкины внуки.
Она очень любила молиться, и это было главным делом, которым могла и всей душой хотела заниматься. Прожила она несколько лет и покинула этот мир. После отпевания и похорон батюшка спросил родственников, изменилась ли жизнь семьи после того, как бабушка стала жить у них.
Родные ответили, что очень изменилась. Куда-то ушли многие-многие проблемы, раздоры, напряжения, стало жить спокойнее, радостнее.
Дело было в постоянной молитвенной поддержке, и, самое главное, они это поняли.
Вышла на улицу, глянула на часы в телефоне. Опаздываю!!! Путь до остановки неблизкий, до автобуса осталось немного, а ноги болят… Пошла осторожно, шалея от каждого шага, почти ничего не видя вокруг.
Извилистой тропкой спустилась к дороге. Теперь путь – прямой и длинный. Ковыляла, боль в ногах – ах, только бы не упасть. Хорошо, что палку взяла… Начала читать молитву Ангелу Хранителю, и Богородице, непрерывно. Мимолётом думала – опоздаю, ну и пусть… Придётся вызывать такси… К девяти всё равно успею. Врачиха раньше девяти не приходит…
Дошла до остановки. И свалилась на лавочку. Спустя какое-то время появилась соседка. Запыхалась. Она старше, но на ноги не жалуется, ходит легко. Всегда обгоняет меня по пути на автобус и после – тоже. До одной остановки едем.
– Я не могла Вас догнать! – с изумлением проговорила она, – Вижу, что идёте, хромаете, а догнать не получается. Вы так быстро шли…
– Молилась, – ответила ей, – Ангелу-Хранителю.
Но недоумение не покинуло её.
Зина, с палочкой, с трудом спустилась по ступенькам в магазин, который был в подвале.
– Косточки есть? А котлеты домашние? И хлеб… И сырых семечек …
Набрала целую сумку, едва можно поднять. «Как и дотащу? Может, Бог кого пошлёт в помощь?». В магазин зашёл крепкий мужичок. Лица не видно, в маске, только глаза – светлые, бегающие. Равнодушно скользнул взглядом по скрюченной Зине и весело, заискивающе заговорил с продавщицей.
«Нет, такой не поможет… Хотя, если на улице будет обгонять, попрошу».
Зина выбралась на улицу, прошла немного, и поставила свою палку прямо, повесила сумку на ручку. Стояла, переводила дыхание. Навстречу шла малознакомая старушка, она только что бросила бродячей собаке косточку и возвращалась домой. Жила она в ближнем от магазина доме, Зина знала её в лицо, а по имени – нет. Поздоровались, поговорили о собаках, птицах, о подорожавших семечках, а потом вдруг старушка сказала:
– Давайте я Вам помогу немного, донесу сумку. Далеко живёте?
– Ой, спасибо! Мне бы только на горку взобраться, а дальше сама… Не удержалась, купила котлеты для сына, а он на работе, не может встретить…
Так и дошагали до самого Зининого подъезда, и познакомились поближе.
– Слава Богу за всё! Прогулялась, надышалась, и продуктов накупила, и Бог послал добрую душу помочь!
– Вот, так правильно! А то всё жалуются на жизнь, ругаются, хорошего видеть не хотят, – отозвалась Зинина собеседница, а зайти на чай отказалась – торопилась домой, к своей парализованной матери.
– Спасибо, спасибо, спасибо, – бормотала Зина, взбираясь по ступенькам, открывая дверь, и радость, радость плескалась в её душе.
Она опускалась под воду, двигала руками, всплывала, хватала воздух ртом, и снова шла ко дну. Мальчишки, что сидели на помосте, смеялись. Они не понимали, что их семилетняя подружка, Иринка, тонет.
Сил кричать не было. Вода густела. Под водой, жёлто-зеленоватой, хорошо было видно песчаное дно с редкими кустиками. Иринка что есть силы отталкивалась ото дна и всплывала, барахталась, но со страхом и обречённостью понимала, что скоро сдастся.
И вдруг услышала голос бабушки.
– Не ужахайся! Иди по дну!
Только бабушка так говорила, вместо «не бойся» – «не ужахайся». По дну?
Иринка сделала несколько шагов по донному песку, всплыла, снова опустилась в глубину.
Шла, перебирала непослушными ногами… Страх исчез, мысли сосредоточились на трудной работе – всплывать, погружаться и идти…
Вдруг оказалось, что она стоит на дне, а голова – над водою. В глазах – пелена. Ирина потихоньку выбрела не берег, упала на траву.
… Бабушка умерла через несколько лет после этого случая, и однажды приснилась Ире. Они вместе находились в золотистом свете, не было ни земли, ни неба, только тёплое пространство, и очень было хорошо.
О проекте
О подписке