Её взяли в детский сад воспитательницей. В селе другой работы просто не было, а до города 200 километров. Пришлось нарушить обещание, данное себе самой, никогда не работать педагогом. Здание детского сада, как и рассказывал Антон, было большим, двухэтажным. Методистка Светлана Никифоровна собрала в своём кабинете множество книг, различных пособий, и сама была готова всегда помочь воспитателям советом, или показать на примере, что надо делать и как. То, что у неё было двое детей, тоже облегчало её задачу. И дела её, хоть и не без трудностей, но, пошли не плохо, что удивило её саму.
А ещё они получили жильё. Целых полдома! Три комнаты, кухня, веранда, собственный двор и хозяйственные постройки, всё это теперь принадлежит им. Таня радовалась, как ребёнок, и порхала, как птичка, прихорашивая дом. Ей казалось, что всё плохое позади. В доме снова воцарится покой. Она ещё не знала, как ошибалась. Возможность это понять, представилась скоро.
Их пригласили на день рождения к другу Антона. Предвкушая возможность повеселиться, она надела новое трикотажное платье василькового цвета и предстала перед мужем. – Как тебе? – повертелась перед ним, ожидая комплимента. Антон глянул, и, будто воды плеснул в разгорающийся костёр, сморщив лицо, вяло сказал: – Ничё, – и тут же отвернулся. Женщина огорчённо вздохнула. Очутившись в компании восточных женщин, празднично одетых, в ушах, на шее, на пальцах которых красовались золотые украшения с драгоценными камнями, она почувствовала себя не в своей тарелке. Одно единственное золотое колечко, подаренное ей когда-то давно мамой, она умудрилась потерять, а больше приобрести так ничего и не удалось. Но к ней отнеслись очень приветливо, и она почувствовала себя уверенней.
Когда гости были уже сыты, а тосты произнесены, хозяева пригласили всех во вторую, освобождённую от мебели комнату, и включили магнитофон. Начались танцы. Антон и за столом мало обращал внимания на жену, а тут, казалось, и вовсе о ней забыл. Он приглашал танцевать других женщин, не удостаивая жену даже взглядом. А когда зазвучал вальс, и все мужья пригласили своих жён, Антон ушёл курить. Таня сиротливо стояла у стены одна.
– Почему ты меня ни разу не пригласил на танец? – спросила она мужа, дома. Антон просто взорвался от негодования. – Чем ты вечно не довольна? Что тебе не нравится? – То, что ты не уделял мне внимания. – Там что, людей больше не было? Я, может, запрещал тебе танцевать с другими мужчинами? – возмущался он. – Но мне хотелось с тобой. – Как мне уже всё осточертело! Надоела твоя вечно кислая рожа! – У меня кислая рожа? – А что, нет? – зло глянул на неё муж, и плюхнулся на кровать. Таня почувствовала, что вот-вот заплачет, и вышла из комнаты.
Она не понимала, почему он так изменился. Ведь ещё не так давно вступался за неё перед родственниками. А, может, он прав? Дима меня не любил, и он не любит, потому что я не умею радоваться жизни. Со мной скучно. В последующие дни она старалась вести себя как можно непринуждённее, смеялась, шутила. Но, муж остался недоволен опять. – Я не понимаю, какого чёрта тебе так весело? – с ненавистью спросил он. И она поняла, что если тебя не любят, чтобы ты не делал, тебя всё равно не любят.
Теперь, возвращаясь с работы, она всегда видела висячий замок на их двери. Антон приходил домой не раньше половины одиннадцатого вечера. После работы он шёл к матери и валялся там, на диване, включив телевизор. – Молодец! – говорил отец матери, указывая на сына. – Окрутила, теперь пусть покрутится сама. Пусть пашет, раз захотела замуж. А Таня, вернувшись с работы, топила печь, качала из колонки воду, кормила поросят, варила ужин и выполняла прочую необходимую работу, вроде стирки и глажки.
По субботам, у родителей собирались друзья и играли в карты. Таня помогала свекрови готовить ужин. – Пельменей хочу, – сказал Антон, заглянув в кастрюлю, и приказал жене: – Завтра приготовишь пельмени. – О! Мы завтра тоже к вам придём на пельмени, – оживился друг Антона. – Так что готовьте и на нашу долю.
Таня утром замесила тесто, сделала фарш, и стала будить мужа. Помоги мне, пожалуйста. Пельменей нужно много, придут твои друзья со своими семьями. Я одна не справлюсь. Антон повернулся на другой бок и натянул одеяло повыше.
Минут через пять Таня повторила попытку разбудить мужа. – Вставай, уже половина одиннадцатого. Помоги мне, пожалуйста, – и стала стягивать с него одеяло. – Отстань, – сказал муж и, схватив одеяло, укрылся с головой. – Если не встанешь, я оболью тебя водой. Антон проигнорировал угрозу. Тогда она набрала в литровую эмалированную кружку воды, и плеснула на мужа. Он молнией соскочил с постели, и, размахнувшись, ударил её кулаком в лицо. Не ожидавшая подобной реакции Таня, отлетела и упала на кровать, стоявшую у противоположной стены. А Антону было этого мало. С видом разъярённого тигра он шел к ней. И тогда она запустила в него кружку, которую всё ещё держала в руке. Кружка, ударившись о подставленную руку Антона, упала на пол. Но это его только раззадорило. Он, со сжатыми кулаками, продолжал надвигаться на жену, и его вид не обещал ничего хорошего. К счастью, на подоконнике окна, у которого стояла кровать, оказался утюг, и она, недолго думая, схватила его. С криком « тронешь, убью!», женщина замахнулась на мужа. И он остановился
Таня понимала, что переборщила с водой, но то, что муж может её так ударить, явилось неприятной неожиданностью. Немного остыв и обдумав ситуацию, она подошла к Антону. – Прости за то, что я вылила на тебя воду. Но запомни, в любом случае, чтобы, ни случилось, если ты ещё раз меня ударишь, я воду вскипячу. И не кружку, а целую кастрюлю. Дождусь, когда ты не будешь ждать, и вылью тебе на голову. Выжгу глаза, чтобы было неповадно. Сяду в тюрьму, но бить себя не дам. Ты всё понял? – пригрозила она. Антон не ожидал ничего подобного от спокойной и терпеливой жены. Это его огорошило. – Дура! Ещё сделаешь это на самом деле, – сказал он. – Можешь не сомневаться, сделаю.
Антон относился к ней всё холоднее, всё чаще пропадал у родителей. А она всё чаще в снах бродила то в овраге, поросшем могучими дубами, расположенном за их садом, где рвала необыкновенно большие светло-голубые колокольчики, собирала маленькие, словно бусинки бисера ягоды земляники, то бродила в светлой берёзовой роще, расположенной с другой стороны их дома, за огородом, любуясь полянками, густо покрытыми белыми ромашками, будто спустившимся на траву лёгким облачком. Всё чаще в мыслях она возвращалась в родное село, мыла ноги в чистой воде ручья, слышала пение соловья в их саду. Скучала по маме и по подружкам. И чем холоднее относился к ней Антон, тем сильнее одолевала её тоска.
Она лежала на диване с книгой в руках. Время близилось к полуночи, а муж где-то пропадал. Явившись, наконец, домой, он подошёл к жене и остановился рядом с ней. Она подняла на него глаза. – Слышь, я хочу тебя спросить, ты случайно, не гермофродитка? – ехидно улыбаясь, спросил Антон. Она чуть не уронила книгу. – Антон, ты в своём уме? Как ты можешь такое говорить?! – А почему у тебя такая маленькая грудь? – пытался уязвить её муж. – Да, у меня первый размер бюстгальтера, ну и что? Ты что, забыл, что я родила тебе двух детей и выкормила вот этой самой грудью?! И этой грудью в роддоме кормила чужого ребёнка, потому что у его грудастой мамы не хватало молока, а у меня было в избытке!
Чего-чего, а такого она не ожидала. – Что я здесь делаю, никому не нужная, нелюбимая? Уеду к маме. Как-нибудь проживу и без него, решила она и подала заявление на увольнение с работы.
Сообщение о её отъезде, Антон воспринял спокойно. – Хорошо, завтра поедем за билетами. Я до осени доработаю, а потом приеду тоже, – к её огромному удивлению, заявил он. Она хотела сказать, что не хочет, чтобы он приезжал, что в её сердце нет никаких чувств к нему, но в тот миг, когда слова уже были готовы слететь с её уст, будто по приказу кого-то невидимого, в комнату вбежал Саша. Он прильнул к отцу и тот ласково погладил его по головке. Она не сказала ни «да» ни «нет», но была уверена, что муж не приедет. Разве можно думать по-другому, после сказанного накануне?
Антон проводил их в аэропорт. Таню с детьми пропустили в самолёт в первую очередь. Они уже расположились, а посадка пассажиров ещё продолжалась. И вдруг! Тане показалось, что её ударила молния! Сердце отчаянно заколотилось. Между рядами кресел, по проходу шёл Дима. Он остановился возле ряда перед ними, сверился с билетом и, почувствовав её взгляд, посмотрел на неё. Их глаза встретились. Они ещё не взлетали, а ей казалось, что она стремительно падает вниз. Он пробирался к своему креслу, которое находилось прямо перед Таниным, а она задыхалась от нахлынувших на неё чувств. – Почему же так стучит сердце? Неужели я всё ещё люблю его? – думала она. То ли желая удостовериться, что это именно, Таня, то ли просто желая с ней заговорить, Дима повернулся к ней, и спросил: – Вы в Караганду летите? – Нет, в Киев. Дима был совсем рядом. Ей хотелось закричать: я соскучилась! Я люблю тебя! Я не могу без тебя! Но она молчала.
В Караганде самолёт садился на дозаправку, и Таня надеялась, что ей удастся поговорить с Димой в аэропорту. Но, во время полёта дети уснули, и стюардесса предложила ей не покидать самолёт. А он вышел и растворился в темноте ночи.
3. Замок на песке.
Антон приехал уже через месяц. Тёща, не посвящённая в тонкости отношений между дочерью и зятем, обрадовалась. Детишки радостно запрыгали, увидев отца, повисли у него на шее. Только Таня не испытала никаких положительных чувств. Когда они остались одни, холодно спросила: – Зачем приехал к гермофродитке? – Ой, перестань. Я тогда пошутил. Хотел приколоться. – Да? А если я приколюсь над тобой подобным образом? – Ну, хватит! Раздуваешь тут! – зло сказал Антон, перекладывая вину за их неудавшиеся отношения на неё. И она, как впряжённая лошадь, потащила опостылевшую телегу семейной жизни дальше.
Антон снова устроился на птицефабрику, а Таня – библиотекарем в своём селе. Жили в мамином маленьком домике, часть семьи спала на раскладушках, но, как любила говорить мама, в тесноте, да не в обиде. Соседи, друзья и немногочисленные родственники не упрекали Таню в легкомыслии. – Жаль, конечно, что не получили квартиру на птицефабрике, но вы ещё молодые, ещё получите, – успокаивали они.
Таня снова забеременела. – Аборт, и только аборт, – узнав об этом, категорично заявил муж. Она и сама понимала, что избежать ей этого не удастся. В мамином домике в одну комнату для такой большой семьи места не хватало. Она расстроилась. Для неё это слово означало одно: убийство. Материнский инстинкт у неё был настолько силён, что она стала ненавидеть своё тело. И, если бы на это согласился муж, навсегда отказалась бы от секса. Но с мужем приходилось считаться, а, как она уже успела понять, он, ни в чём, что касается удовольствий, ограничивать себя не собирался.
О проекте
О подписке
Другие проекты