Глава 2. Диванчик откровений

Административным корпусом было двухэтажное здание для работников центра. Там они обедали, отдыхали, проводили собрания. Там же хранился весь хозяйственный инвентарь.

Сначала, когда центр только открылся, отдельный кабинет для директора никто, в том числе и она сама, делать не планировал. Зачем он нужен, если директор постоянно находится где-то на территории центра? То тут что-то смотрит, то там проверяет. Но, приняв первых гостей в центре, Светлана поняла, что ей все-таки нужно какое-то отдельное пространство. Для личных разговоров с теми, для кого поездка в центр стала большим стрессом, кто не хочет или не может довериться персоналу и из-за этого не получает нужного эффекта. Не использует все предоставленные им возможности и проживает зря дни, оплаченные их родственниками. Как недавняя новенькая – Маша.

Светлана не любила вычурности ни в чем. Ей нравились лаконичность, стиль и простота. Поэтому в ее кабинете не было дорогой мебели и золотых дверных ручек. Обычный стол, обычные кресла, одинаковые для нее и собеседника. Небольшой удобный диванчик, на котором она беседовала с теми, кто приходил в первый раз. С его помощью было проще установить контакт и помочь человеку открыться.

Не возникало у нее необходимости и в секретаре. Без приглашения в кабинет никто не приходил, потому что гостей комплекса она звала сама, а сотрудники предпочитали все вопросы с ней решать на территории, при любой случайной встрече. С чаем/кофе она также вполне справлялась самостоятельно. Для этого рядом с кабинетом была отдельная небольшая комнатка с чайником, посудой и обычно какими-нибудь печеньками или конфетками. А еще можно было попросить помочь накрыть на стол кого-то из гостей, если тот слишком смущался: такие простые и привычные хлопоты отлично способствовали расслаблению.

Окна кабинета выходили на восточную сторону. По утрам солнце, торжествуя, заглядывало внутрь, и скромное пространство преображалось под лаской его золотых лучей. Именно поэтому Светлана обычно приглашала женщин на разговор в эти часы – красота и сказочность действуют умиротворяюще, она знала это по опыту.

Дверь кабинета, как всегда, была широко открыта. Люди боятся закрытых дверей, полагала Светлана, их отталкивает неизвестность, скрывающаяся за ними. Сложно решиться зайти, и в последний момент, не справившись с волнением, человек может просто сбежать.

В коридоре раздался стук шагов, и на пороге появилась Маша.

«Волнуется», – опытным взглядом сразу определила Светлана.

Девушка стояла, переминаясь с ноги на ногу. Вид у нее был как у стеснительной школьницы, которую вызвали к доске на нелюбимом уроке. У Светланы таким предметом была физика. Ничего не понимала она в этих формулах, хотя цифры любила. Выходить и выглядеть несмышленой на глазах у всего класса – это было для нее настоящим испытанием. Больше всего ей тогда хотелось телепортироваться куда-нибудь подальше. Чтобы не отвечать ни на какие вопросы, безуспешно пытаясь избавиться от этой противной дрожи в коленках…

«Что ж, надо поддержать человека», – подумала Светлана.

 
                                                        * * *
 

– Здравствуйте, Мария! А я вас жду, проходите, пожалуйста. Присаживайтесь на наш волшебный диванчик откровений, я пока организую нам что-нибудь попить. Чай? Кофе?

– Чай, пожалуйста… – ответила Маша, оторопевшая от неожиданно радушного и какого-то совсем домашнего приема.

– Черный? Зеленый?

– Черный…

– Лимон у нас тут где-то вроде был. Ага, вот он. Добавить вам лимон?

– Да, наверно, можно…

– Хорошо!

«Диванчик откровений? Это вообще что значит? – думала Маша, недоверчиво разглядывая диван, на котором сидела. – Что именно я должна буду рассказать? Это что-то вроде психолога местного?» Ее размышления прервала Светлана, вернувшаяся с чашками в руках.

– Будьте добры, принесите, пожалуйста, из той комнаты блюдца, поставим на них чашки, – дружелюбно обратилась она к Маше.

Глава 3. Другая женщина

Чашки, блюдца и вазочка с конфетами расположились на столике рядом с диваном, чай понемногу остывал. Светлана была готова начать разговор, но не торопила события. Ее опыт давно подсказал, что с Машей будет непросто: сильное волнение плюс недоверие – не самый удачный коктейль для беседы по душам.

«Милая, как же тебе тяжело… Ну ничего. Справимся».

– Как вам у нас? – спросила она Машу, теперь уже вслух.

– Да ничего вроде, нормально… – ответила Маша, и Светлана услышала в ее голосе дрожь от спрятанных слез.

– Были уже на каких-то занятиях?

– Нет пока… Как-то не получилось…

– Мария, поверьте, я знаю, как вам сейчас тяжело. Вдали от дома, от привычной обстановки, да еще в непростом эмоциональном состоянии. Но вы приехали за помощью, и мы – я, весь мой персонал – хотим вам помочь. Позвольте нам, пожалуйста, это сделать.

– Я… Я не могу… Не знаю… Мне трудно… У меня не получается…

– Вы скучаете по сыну?

– Да, я раньше никогда так надолго с ним не расставалась.

– А вы звоните домой? Говорите с ним, с мужем?

– Да, конечно. Каждый день. Они молодцы, рапортуют, что все в порядке. Кажется, и без меня им неплохо…

– В этом я сомневаюсь. Без женщины дом – это не дом, а так, жилище.

– Не знаю. Последнее время я чувствую себя там как в клетке какой-то.

– Что вы имеете в виду?

– Меня как будто лишили свободы… Да, муж обеспечивает нас материально, мы ни в чем не нуждаемся, он очень добрый, щедрый. И Максимка – такое чудо! Но мне тесно почему-то, душно…

– Понимаю. Мария, кто вы по образованию?

– Журналист… Но я ни дня не работала по профессии.

– Почему?

– Я писала в газеты, когда проходила учебную практику, но принципы работы мне не понравились. Там редактор решал, о чем писать. Никому не было важно, что думаю я сама. И приходилось делать, как сказано, выражать конкретную идею, задачу, даже если было неинтересно. При этом еще укладываться в определенное количество знаков, от которого зависел размер гонорара… И тогда, и сейчас я уверена, что это все убивает творчество. И делает из него ремесло. Мое отношение к текстам другое…

– Какое? – Светлана чуть откинулась на спинку дивана, удовлетворенно заметив, что в области воспоминаний Маша словно расслабилась, смягчилась. Глаза заблестели – отлично, это признак пробудившейся энергии!

– Мне всегда хотелось рассказывать про людей, специалистов в какой-то отрасли, умных, целеустремленных. И говорить о них так, как я хочу, как вижу.

– Хм, интересно! А сейчас вы что-нибудь пишете?

– Да, у меня есть небольшой блог. Я там пишу иногда.

– Про людей?

– И про людей в том числе. Если удается встретить вдохновляющую историю. А так мысли свои пишу, стихи…

– Стихи? Здорово! Дадите потом ссылку на ваш блог? С удовольствием почитаю.

– Ну да, если хотите…

– Подлить вам чаю горячего?

– Да нет пока, спасибо.

Светлана поняла, что разговорить Машу будет труднее, чем она думала. Наверно, с вопросом про стихи и почитать немного поторопилась – гостья как-то вмиг угасла. Надо исправлять ситуацию, что-то предпринять.

– Вы уже были в нашем саду?

– Еще нет…

– Наши гости любят там гулять – там не так жарко. И пруд есть с рыбками. Давайте сходим?

– Сейчас?

– Ну да, а почему нет? Прогулки полезны для здоровья.

 
                                                        * * *
 

«Зачем ей это все? Что она от меня хочет? Зачем я на это все подписалась? Сидела бы спокойно дома, – нет же, сама создала себе проблемы», – снова и снова спрашивала себя Маша. Отказ от прогулки прозвучал бы грубо, поэтому ей нехотя пришлось принять предложение. Она сердилась на себя, на Светлану – такую изящную, деликатную, улыбчивую, – на ситуацию, но деваться было некуда.

В саду и правда было хорошо. Тихо, спокойно. По обеим сторонам аллеи росли яблони, они уже отцвели – значит, скоро должны появиться плоды. Маша повела плечами, словно освобождаясь от тяжелых мыслей, выпрямила спину. Странно: идти рядом с этой цветущей Светланой и сутулиться ей показалось невозможным.

– Приехали бы вы чуть пораньше – застали бы этот медовый аромат, – сказала Светлана, оглядывая деревья. – А какие цветы! Я каждый год любуюсь и никак не могу привыкнуть. Вот здесь у нас пруд для рыбок. Девочки-сотрудницы предлагают еще уточек завести – не знаю пока, не решаюсь. Но, похоже, они все-таки меня уговорят.

– Да, уточки – это хорошо… – Раздраженная Маша явно не собиралась облегчать спутнице жизнь.

– Присядем в тенечке? – сказала Светлана, кивая на скамейку, стоящую под одной из яблонь.

– Давайте присядем.

– Устала немного, если честно, от каблуков. Целый день еще на ногах – надо отдохнуть. Подумать только, а когда-то ведь я мечтала о них!

– О каблуках?

– Ну да. Когда после рождения сына просидела дома четыре года, отвыкла совсем от женской обуви. Все как-то больше кроссовки… ну, или что-то другое без каблуков.

Маша не верила своим ушам. Вот уж кого-кого, но представить именно Светлану сидящей дома четыре года, без каблуков, макияжа, прически у нее совершенно не получалось! Разве она не просыпается уже при полном параде?

Светлана, уловив реакцию Маши, легко улыбнулась и продолжила:

– Да, сыну долго не давали садик. Ну, вы же знаете, как у нас с этим туго. Хотя, может, сейчас что и изменилось в лучшую сторону…

– Только если немного…

– Да? Ну хорошо. Маленькие шаги – это же тоже шаги. А я вот тогда без садика не могла выйти на работу. Да, честно говоря, не очень-то и хотела. Мне нравилось проводить время с сыном. Только вот муж все чаще интересовался: когда уже я начну работать, – мол, ему одному тяжело нас содержать. Намекал, что пора бы уже мне заняться чем-то еще, кроме дома и ребенка…

Светлана вздохнула, задумалась, тень тревожных воспоминаний на миг мелькнула в глазах, и Маша вдруг увидела совсем другую женщину. Такую же уязвимую и ранимую, как она.

Глава 4. Другие обстоятельства

– А у вас как было с садиком? – спросила Светлана, будто очнувшись.

– Да вот знаете, хорошо. Максимке исполнилось три года в мае, и буквально через пару недель нам позвонили – сказали, что можно приезжать за путевкой. Я уж тоже готовилась к долгому ожиданию, а все как-то быстро решилось.

– Но на работу вы не вышли?

– Нет. Я до декрета работала в государственном надзорном органе и возвращаться туда не хотела, да.

– Почему?

Маша ответила не сразу. Чуть помолчав, начала говорить медленно, тщательно подбирая самые точные слова.

– Ну, как бы это сформулировать… Пока с Максиком в декрете сидела, отдохнула от этих всех отчетов, проверок, интриг. Они, конечно, на любой работе есть, но сама работа в государственной структуре для меня была трудной. Потому что это система, а ты в ней – винтик. Ничего не решаешь, ничего не стоишь. Уйдешь – легко заменят другим. Там нет места творчеству, душевным порывам. Только строгие, сухие регламенты. Мне было там душно. Во всех смыслах. Постоянно открывала окно – не хватало воздуха. И моей душе не хватало жизни, живых эмоций. Мне хотелось быть клиентоориентированной, но чиновнику это не положено. Есть срок – делай в этот срок, и без исключений, словно если мы выдадим ответ немного раньше, какие-то основы мироздания пошатнутся… И вот это постоянное «Маша, ты же госслужащий, ты не должна ни с кем возиться»… Я сейчас говорю это и думаю: как же странно, когда тебя ругают за проявление человечности…

Светлана кивнула.

– Понимаю. Мне поэтому тоже было трудно в банке. Там, конечно, клиентоориентированность, наоборот, поощрялась, но людей всегда приходило так много, что при всем желании индивидуальный подход не получался. В этом мы с вами похожи: нам интересны люди как люди, а не просто как имя и фамилия, да?

– Да! Но вот что интересно. Что бы я ни думала об этой работе, а увольняться было волнительно. Одно дело – говорить, и совсем другое – делать. Я, помню, забрала свою трудовую, увидела вот эту запись: «уволена с государственной гражданской службы…» – и только тогда поняла, что все на самом деле серьезно. С этого дня я безработная. Никаких запасных аэродромов, никаких планов. Не самые приятные ощущения…

– А близкие как отреагировали? Поддержали или говорили: «Зачем же ты уволилась, в наше время так сложно найти работу, а у тебя такая хорошая должность была…» Ну и все в таком роде.

– Мама говорила. Она у меня женщина очень деятельная, трудяга невероятная, и поэтому, конечно, ей было непонятно: зачем увольняться?

– Вы объяснили?

– Пробовала… Но нам сложно в этом смысле понять друг друга. Я говорила примерно вот как вам, что мне там душно, тесно, что не мое.

– И?

Маша грустно усмехнулась.

– Да как-то не особо. Она нас с братом практически одна вырастила, прошла через суровые девяностые, когда, чтобы выжить, надо было вкалывать и на работе, и на огороде. Папа же почти не помогал – у него вскорости другая семья образовалась… Ей пришлось забыть про свою женскую природу, отключать эмоции и тащить, тащить… Поэтому все мои рассуждения про удовлетворение от работы, про пользу людям и прочее она восприняла как глупости. У нее-то в свое время не было выбора: надо было работать там, где платили деньги.

– Да. К сожалению, у многих женщин в девяностые происходило такое. Когда мужья растерялись, а детей-то надо было растить… Сейчас, к счастью, все иначе. Ну и муж вас, я так поняла, поддерживает?

– Ой, да. С Витей мне повезло – он очень обо мне заботится. О нас с Максом. Мы же долго ребенка ждали – несколько лет. Получилось, когда уже совсем надежду потеряли. И это нас с Витей так сплотило! Он с самого Максимкиного рождения мне во всем помогает. И насчет работы говорит: «Ничего, не переживай, ты же у меня умница – найдется и для тебя местечко».

– Знаете, а на вашу пару когда смотришь, сразу это видишь – эту близость, поддержку. Теплоту какую-то. Это ценно. Не каждый мужчина понимает, что женщина после рождения ребенка становится уязвимой, зависимой и морально, и физически от множества факторов. От ребенка, от мужа. В том числе и финансово.

Маша просияла.

– Да! Мне пока декретные платили полтора года, как-то нормально было. У меня всегда была своя копеечка, на которую я могла купить что-то. Те же подарочки мужу или сыну. Ну, или себе. То есть я тогда еще чувствовала себя самостоятельной женщиной. А вот когда перестали платить – тут-то и стало понятно, что я теперь содержанка, иждивенка…

– О, какие знакомые слова! Звучат грубо, но по своей сути ведь это правда… Я вас прекрасно понимаю. Меня тоже именно вот этот факт сильно удручал. Мой муж частенько намекал, что, мол, неплохо бы мне тоже что-то в семейный бюджет вкладывать. Он очень много работал, чтобы мы могли выплачивать ипотеку и более-менее нормально существовать. Мне было его жалко и стыдно перед ним, но сначала вот садик нам долго не давали, потом там другие обстоятельства…

Маша ждала продолжения, но его не последовало. По лицу Светланы Анатольевны снова пробежала тень, и Маша поняла, что под словами «другие обстоятельства» скрывается что-то очень непростое. Ей бы хотелось узнать, через что пришлось пройти этой женщине, она чувствовала, что там что-то очень ей близкое, но не решилась спросить. Все-таки это же очень личное. И если она не рассказывает – значит, этот выбор нужно уважать. В конце концов, они знакомы-то сколько?

Светлана прервала молчание.

– Мария, а сейчас сколько лет вашему сыну?

– Четыре вот недавно исполнилось.

– То есть вы уже год как свободный человек? В плане работы, имею в виду.

– Ну да, разве что в этом плане. А вообще, наоборот, чувствую себя пленницей, заложницей у любимого мужа. Ну, я вам говорила про клетку.

– Да-да, я понимаю. Ну вы же ищете работу?

– Искала…

– Почему в прошедшем времени?

– Потому что ничего толкового из этого не вышло. Мне стало казаться, что я вообще уже никогда не смогу найти себе работу…

– Ну зачем же так? Я вот уверена, что у вас все получится! Вы умная, красивая и, самое главное, ищете работу по душе. А это, поверьте мне, очень ценно. И это ваше желание обязательно приведет вас туда, куда нужно именно вам!

– Мне бы вашу уверенность…