Глава 5. Догадки

Я медленно поднялась на ноги и посмотрела Вестейну в глаза. Правда, шагнуть вперед мне не дали. Бешеная бесцеремонно толкнула меня, а затем повернулась к куратору и зарычала. Я начала гладить ее по голове и рассеянно сказала:

– Да встала я, встала. Сейчас пойду в комнату.

Но Вестейн и не собирался уходить. Вместо этого он привалился к двери и спросил:

– Злишься на меня?

Смотрел он при этом не на собаку. Но я не сразу сообразила спросонья, что вопрос адресован мне. Это он про поцелуй, да?

– Нет, – искренне ответила я. А потом вдруг спохватилась и добавила: – Ну то есть да! Я тоже хочу в Лабиринт Стужи, почему все участвуют, а я – нет?!

Таких претензий он точно не ждал. Кажется, только при мне у него бывает такое удивленное лицо.

– У тебя нет байланга, – напомнил он.

– А это кто? – спросила я, продолжая поглаживать скалящуюся собаку.

– Не твой байланг? – иронично спросил куратор.

– А чей же?

 Но скепсис в моем голосе его не убедил.

– Управлять байлангом без метки связи невозможно. Она должна выбрать тебя. Признать новой хозяйкой. Это не происходит сразу. Кроме того, другие адепты летают два с половиной года.

– А кто-то вообще не летает, – обвиняюще заявила я.

– Но учится владеть клинками. И если ты про Эллингбоу, то ей там ничего не грозит. Ты сама слышала, что сказал Крон. Он сделает все, чтобы я проиграл. Неопытный всадник – проблема всей группы. И кроме того…

Его взгляд скользнул по моему запястью, на котором красовалась черная повязка.

– Ты и сама подозреваешь, что Багрейн догадался. Если так, ты уже в опасности. А устроить несчастный случай в Лабиринте еще проще. Хочу напомнить, что Багрейн и Крон со своими группами тоже будут внутри, и мы с ними будем соперниками.

Я опустила взгляд, продолжая медленно поглаживать собаку. Та перестала скалиться, но продолжала подозрительно смотреть на Вестейна.

– Считаете, я – слабое звено группы?

Мой голос дрогнул, но я решительно посмотрела в глаза куратору. А он не отвел взгляд и сказал:

– Нет. Ты моя личная слабость, и, если хоть одна живая душа об этом догадается, вредить начнут уже не мне, а тебе. И я этого не хочу.

Вот как можно одной фразой одновременно расстроить и порадовать до мурашек?

– Хорошо, – выдавила я, снова опуская взгляд. – Буду паинькой. Не подхожу к Свейту. Не варю зелья.

– Сюда следовало бы вписать пункт – не приручаю взбесившихся байлангов, но уже поздно, – вздохнул куратор.

Моя ладонь замерла на голове собаки, и я спросила:

– Мы создали много проблем?

– Ты даже не представляешь сколько. Но не бери в голову, – отмахнулся он. – Сделай так, чтобы Бешеная сидела в загоне, а с остальным я разберусь.

– Мы будем паиньками, – пообещала я уже за себя и за собаку. – Только надо бы узнать, как ее раньше звали. Нельзя же и дальше называть ее Бешеной. Она такая хорошая.

Моя питомица в этот момент решила, что хорошего понемножку, и снова оскалилась. Правда, рычание было адресовано Вестейну, а не мне.

Куратор даже не взглянул на нее и сказал:

– Старое имя она потеряла вместе с гибелью хозяйки. Выбери новое сама. Правда, она может его не принять.

Я почесала белое ухо и задумчиво произнесла:

– Раз ее нашли в Лабиринте Стужи, может назвать ее Стужей?

Куратор удивленно вскинул бровь и заговорил:

– Смело. Ах да, ты же не знаешь…

– Не знаю чего? – тут же насторожилась я.

– В прошлом было несколько байлангов с таким именем. И все довольно выдающиеся. Так что имя с претензией на величие.

Я посмотрела на собаку. Она смотрела на меня и даже рычать перестала.

– Будешь Стужей?

Она скупо качнула хвостом в ответ. Я посчитала это согласием. И тут заметила, что куратор внимательно смотрит на мою руку.

– Что такое? – спросила я, начиная разглядывать ладонь.

– Кольцо, – нахмурился Вестейн. – Откуда оно у тебя?

Подарок Бакке уже стал привычным. Поэтому я не сразу сообразила, что речь идет именно о нем. А когда поняла, то заколебалась. Можно ли рассказывать о том, кто мне подарил его? Но все же решилась и медленно произнесла:

– Бакке подарил. Сказал, что это память о человеке, который уже умер, а я на нее похожа. Только это тайна, наверное.

Вестейн задумчиво кивнул и продолжил внимательно смотреть на меня. Но его взгляд был странным, и я спросила:

– Почему ты так на меня смотришь?

От волнения я снова перешла на ты, но его это совершенно не смутило. Вместо ответа куратор попросил:

– Прикажи ей сесть и выпрямиться.

Я повернулась к байлангу и замешкалась. Но Стужа, рыкнув на Вестейна для проформы, поднялась на худых лапах и гордо вскинула голову.

– Прислонись к ней, – сказал куратор, и я послушно выполнила его очередную просьбу.

Он продолжал внимательно смотреть на нас, и я не выдержала:

– Да что происходит?!

– Прости, – тут же откликнулся он. – Пытаюсь вспомнить, где уже видел это кольцо.

Я шагнула в сторону от байланга и вопросительно посмотрела на куратора. И он продолжил:

– Теперь я уверен. На портрете.

– Вы так хотели узнать, кто подарил кольцо Бакке? – удивилась я.

Этот вопрос почему-то удивил Вестейна. Несколько мгновений он смотрел на меня, часто моргая, а затем недоверчиво спросил:

– А ты сама здесь разве не для этого?

– Для чего – для этого? – не поняла я.

Куратор сделал шаг вперед, но притихшая было Стужа снова зарычала. Поэтому Вестейн послушно отступил к двери и понизил голос:

– Ты же прибыла сюда не только из-за отчисления, верно? У тебя есть цель. Твой рассказ о Гольдбергах заставил меня сомневаться, но теперь… Ты и вправду хочешь сказать, что прибыла в Академию Севера не специально?

Теперь уже я смотрела на куратора, хлопая глазами, пытаясь сообразить, куда он клонит.

Я скрестила руки на груди и возмущенно произнесла:

– Специально для чего? Меня сюда отец отправил! Я думала, что поеду в Академию Драконов Востока. Но он нашел моим талантам лучшее применение…

С этими словами я многозначительно провела рукой по белым волосам. И едва не взвыла от досады. Кто ж знал, что в этой Академии я так вляпаюсь?

Вестейн вздохнул и признался:

– Я был уверен, что ты решила найти своих родственников.

Пришлось напомнить куратору:

– Моя мать умерла…

– Допустим, – оборвал меня он. – Но неужели тебе не хотелось бы узнать, кем она была? У тебя сильная магия стражей…

– И она могла перейти через поколение, так Бакке сказал, – возразила я. – Так что, скорее всего… Кто-то из вашей аристократии согрешил с моей бабкой.

– Возможно, все не так, как ты думаешь.

В сарае воцарилось молчание. Вестейн смотрел на меня так многозначительно, что я растерялась. С тем, что моя мать умерла, я смирилась давно. Герцогиня Карина все эти годы твердила о моем низком происхождении. Конечно, в детстве я мечтала, что однажды порог перешагнет кто-то из любящих родственников. Но эти мечты в детстве и остались. Отец никогда не мешал своей жене вбивать мне в голову мысль о том, что я дочь падшей женщины или нищенки. Да и разве он решил бы отправить меня сюда, если бы предполагал, что я встречусь с родственниками?

Наконец, я медленно выдохнула и проговорила:

– У тебя есть какие-то догадки?

Он заколебался, но потом ответил, взвешивая каждое слово:

– У меня есть вполне конкретные догадки.

Не знаю, как в этот момент выглядело мое лицо, но куратор шагнул вперед, невзирая на рычание байланга, и спокойно добавил:

– Вижу, что ты и правда о такой вероятности не думала. Что ж, дам тебе время осмыслить это. Не хочу быть голословным, так что… Перед соревнованиями в Лабиринте нас ждет бал. Картина, о которой я говорю, находится в Большой галерее дворца Правителей Севера. Там собраны портреты всех выдающихся представителей аристократических родов. Я покажу тебе этот портрет. И ты сама решишь, можете вы быть родственниками, или нет.

На миг мне захотелось вытрясти из него все предположения и догадки разом. Но я тут же поняла, что куратор прав. Какое бы имя он сейчас ни назвал – не поверю. Все это звучит слишком нереально. Мне нужно время, чтобы принять мысль о том, что у меня могут быть живые родственники. Да и нужна ли я им?

Немного подумав, я кивнула. И лишь после этого спохватилась:

– Это тот самый бал, на который берут только лучших учеников? А разве я туда еду? Отец же запретил мне покидать Академию!

Последняя мысль вот только пришла мне в голову, и разочарование стало особенно острым. А еще в мою душу закрались подозрения. Что, если это условие отец поставил не для того, чтобы наказать меня? А для того чтобы я ни в коем случае не встретилась с вероятными родственниками… Ведь они-то могут сразу признать во мне свою кровь.

Вестейн вырвал меня из размышлений:

– Я возьму тебя на этот бал. Твой куратор я, и по правилам Академии решение принимаю тоже я. Ты поедешь на бал в числе пяти избранных адептов из моей группы.

Поколебавшись, я осторожно намекнула:

– Ты не пустил меня на бал к Гольдбергам, хотя отец подал официальное прошение. А на бал во дворец Правящей герцогини Севера возьмешь. Не боишься, что он оторвет тебе голову?

– Поводом больше, поводом меньше… – философски ответил куратор.

И я тут же вспомнила про поцелуй. Если отец о нем узнает, отрывать он будет две головы. Моя полетит первой. Я вздохнула:

– Хорошо. Я пойду туда. Но… что если ты прав?

– А вот что будет тогда, мне и самому интересно, – загадочно ответил Вестейн и шагнул ко мне.

Он протянул руку к моему плечу. Но рядом с его рукавом щелкнули острейшие зубы.

Куратор отшатнулся и выразительно посмотрел на собаку. Стужа больше не рычала, но в ее взгляде был упрек. Я почесала белое ухо, а Вестейн сказал:

– Прикажи ей вести себя прилично и отправляйся спать. Свейт разрывается и не знает, кто из вас больше нуждается в его присмотре. До завтра, Анна.

С этими словами он вышел из сарая и закрыл за собой дверь.

– До завтра… – прошептала я. А затем с тяжелым вздохом обратилась к своей питомице: – Сегодня ты работаешь моим благоразумием, да? Точнее, нашим… Кажется, ему тоже не хватает.

Я задумчиво посмотрела вслед своему куратору. Несмотря на то что Стужа упорно держала нас на расстоянии, разговор вышел полезным. Весть о том, что я могу принадлежать к аристократии Севера по материнской линии, приводила в смятение. А еще большее смятение вызывало то, что… кажется, тот поцелуй не был настолько случайным, как я думала. И Бакке оказался прав. Чье-то ледяное сердце и правда дрогнуло. Во всяком случае, мне очень хотелось так думать.

К заданию куратора я отнеслась ответственно. Полчаса объясняла Стуже, что буду спать в другом месте, а она, как хорошая девочка, должна ждать меня здесь. Судя по взгляду собаки, у нее эта идея вызвала скепсис. Но, в конце концов, мне позволили уйти.

Я ждала бессонницы, но свежие новости и физический труд умотали так, что расталкивать меня с утра пришлось Мистивиру. Сначала я хотела возмутиться, что он поднял меня так рано. А потом вспомнила, что никто не решится кормить мое новое приобретение и перед завтраком придется зайти к Стуже.

Байланга я обнаружила на прежнем месте. Выглядела моя красотка сегодня бодрее, и я рискнула. На всякий случай оставила приоткрытой дверь сарая. Сетка не даст ей улететь. Пусть хоть лапы разомнет. С этой мыслью я помчалась на завтрак. В тревогах и волнениях были свои преимущества – горький супчик я проглотила моментально, почти не чувствуя вкуса.

На тренировке получилось собраться. Мистивир не помогал мне, и пришлось сосредоточиться на упражнениях. Привычно холодное лицо Вестейна и четкие команды даже успокаивали. Так что к концу тренировки ко мне почти вернулось душевное равновесие.

Но стоило куратору махнуть рукой, знаменуя окончание наших мытарств, как над плато разнесся удар гонга. За ним последовали еще два.

– Что это? – напряженно спросила я у Сигмунда.

– Общий сбор адептов всех курсов, начиная с третьего, – пояснил он.

– Правила, – неожиданно спокойно добавил Чейн. – Наверняка объявят правила испытаний в Лабиринте Стужи. Не отставайте.

С этими словами он первым направился к учебному корпусу.