Глава 1

В десять утра апрельское солнышко весело заглядывало в убогую однокомнатную хрущевку на окраине подмосковного Лыткарино. Даша с улыбкой на лице вышла из ванной, подобрала валявшийся посередине комнаты свитер младшей сестры, вывернула его и достала из темно-коричневого лакированного шифоньера вешалку. Девушка аккуратно повесила кофту в шкаф, и, сморщив чуть вздернутый носик, начала складывать уголок к уголку пребывающую в обычном беспорядке одежду Маши. Доведя содержимое полок до идеала, Даша улыбнулась и нарочно громко хлопнула лакированной дверцей.

Маша, недовольно простонав, натянула одеяло так, что под ним скрылась ее белобрысая макушка.

– Вставай, засоня! – бодро проговорила Даша, собирая в низкий хвост темно-русые волосы. – Яичницу на завтрак приготовлю.

Она подошла к спящей сестре и, опустив одеяло, погладила ее указательным пальцем по заостренному кончику носа.

– Машка, вставай, а то на работу опоздаем! У меня в двенадцать сегодня первая группа, а у тебя, кстати, в одиннадцать тридцать!

Маша, щурясь от яркого солнышка, недовольно приоткрыла серо-голубые глаза с плохо смытой тушью и надула губы.

– Не хочу на работу, – простонала она, – я и так полночи танцевала.

– Ну, то ты танцевала для себя, а теперь поди, поучи детей. Тебе за это деньги платят, а не за танцульки в клубах.

Подмигнув сестре, Даша в два шага переместилась на крохотную кухню, зажгла газовую плиту и поставила на огонь начищенный до блеска чайник. Она видела, как Маша, недовольно пыхтя, поплелась в санузел.

Уже шесть лет прошло с момента, как умерла бабушка, и Даше пришлось все заботы о сестре взять на себя. К концу одиннадцатого класса бедная девочка, которой самой только в начале февраля исполнилось восемнадцать, осталась с пятнадцатилетним подростком на руках. Мама одной из подруг сжалилась над сестрами Громовыми и, воспользовавшись своими связями, помогла старшей оформить попечительство, чтобы младшая не оказалась в детдоме. Хоть разница в возрасте у девочек всего три года, но Маша упорно не хотела взрослеть и брать на себя хоть малейшую ответственность, поэтому Даше пришлось стать полноценной главой их маленького семейства. Иногда ее до ужаса раздражала беззаботность и бесшабашность младшей сестры, не умеющей правильно распоряжаться деньгами, не желающей понимать сложности жизни и пребывающей в постоянных мечтах о богатом, шикарном принце, который непременно ее найдет и женится, обеспечив роскошную жизнь. Даша злилась, ругалась, пыталась объяснять, но со временем просто смирилась, лишь иногда делая замечания, ведь кроме Маши в ее жизни не осталось ни одного близкого человека, так к чему лишние разногласия.

Протяжно засвистел чайник, Даша ловко сняла его с плиты и налила кипяток в бокалы, стоявшие на узеньком столике, покрытом клетчатой скатертью без единой морщинки, разложила в тарелки дымящуюся яичницу и достала из холодильника два куска хлеба.

– Машка, все готово! – позвала девушка и, выдвинув из-под стола две икеевские табуретки, села завтракать.

– Когда я выйду замуж за миллионера, то буду есть на завтрак устрицы, – мечтательно пропела Маша, садясь на свободный табурет.

– Ты бы грудь прикрыла, – укоризненно проговорила Даша, глядя на пышные формы, едва заслоненные кофточкой с глубоким вырезом, в которой девушка явно собралась идти на работу. – Сегодня ветрено; смотри, если продует, чем миллионера станешь завлекать?

Младшая сестра, недовольно цокнув, отхлебнула дешевого индийского чая и, сморщившись, посмотрела в смеющиеся серые глаза.

Позавтракав, Маша поспешила прихорошиться перед выходом, а Даша убрала со стола и помыла посуду. Накинув легкие курточки, девушки вышли навстречу солнечному весеннему дню.

Они торопились, потому что Маша, как обычно, прособиралась дольше, чем позволяло время. Пробегая мимо «Виктории» на Парковой улице, Даша привычно положила пятьдесят рублей сидящей возле магазина старушке с кружечкой. Бабулечка улыбнулась синеватыми губами и перекрестила две убегающие спины.

– Дашка, если ты будешь так раскидываться полтосами, мы никогда не насобираем на поездку на соревнования! – недовольно буркнула Маша.

– Если бы ты брала подработки и меньше тратила денег на салоны и наряды, то уже давно бы попала на Европу! – огрызнулась сестра. – Зачем надо было губы накачивать? Лучше бы отложила эти деньги. Мои пятьдесят рублей для поездки ничего не решат, а бабушка сможет себе хлеба купить!

– Хренов бандюр, – ругнулась младшая сестра, спотыкаясь о препятствие.

– Бордюр, – на автомате поправила Даша.

– Двадцать второй, бежим! – пропустив замечание, Маша на шестисантиметровых каблуках рванула вперед к остановке, как будто была в кроссовках. Скорости ей придавала злость на сестру.

Поехать на чемпионат Европы по хип-хопу было давней мечтой Маши, но денег катастрофически не хватало. Девушка понимала, что вряд ли займет высокое место, но зато ей представится возможность познакомиться с европейскими танцорами, а там, глядишь, сможет и отношения с кем-нибудь завязать. На ее яркую внешность мужчины всегда охотно клевали, а после и до свадьбы не далеко. Именно так и сложилась судьба первой хозяйки танцевальной студии «Double crewe», в которой сейчас работали сестры. За одним только исключением, что Катерина стала победительницей чемпионата Европы в сольниках – самая престижная номинация. Проходили тогда соревнования в Германии, и Катя смогла подцепить там американца, а через пару лет житья на две страны она все-таки вышла за него замуж и переехала в США.

Маша мечтательно дыхнула на окошко маршрутки и нарисовала на запотевшем стекле сердечко.

– Опять о принцах мечтаешь? – хмыкнула Даша, отрываясь от книжки.

Полупустую маршрутку тряхнуло на кочке, и Маша порывисто стерла сердечко.

– А ты вообще хоть о чем-то мечтаешь? – ядовито спросила она. – Или только копейки подсчитываешь и раздаешь призовые незнакомым старухам?

Закусив нижнюю губу, Даша невидящим взглядом уставилась в книгу; спорить с сестрой и что-то доказывать не имело смысла.

Мечтает ли она о чем-то? Конечно, мечтает… Только боится признаться в этом даже самой себе. Сейчас ее главная цель – это устроить жизнь младшей сестры. Она виновата перед ней, пусть это произошло в далеком детстве, но сделанного не исправить.

Даша продолжала смотреть в книгу Оруэлла, но вместо букв перед глазами всплывали картинки того страшного дня.

Бабушка Лида работала на двух работах посменно: в магазине возле дома продавщицей и уборщицей в новом элитном доме на третьем квартале.

В один ничем не примечательный августовский день бабушка ушла на третий квартал, он находился далеко от улицы Набережной, на которой жили Громовы, и пятилетняя Маша осталась полностью на попечении старшей сестры. Это была давно отработанная схема: в будни малышка в саду, а по субботам со старшей сестрой.

В два часа к девочкам, как обычно, заглянула соседка баба Тася, проверяя, пообедали ли сестренки. Даша хорошо поела сама и побыстрее запихала еду в Машу. Старшей Громовой не терпелось пойти на улицу к подружкам, ведь с ними намного веселее, чем возиться с капризной сестренкой, да и Маша всегда с удовольствием играла с более взрослыми девочками.

Даша уже слышала сквозь открытое окно, как звенит резиновый мяч, ударяясь о нагретый асфальт. Она быстро засунула ноги в дешевые сандалики из кожзама, расправила на Маше белое в горошек платьице и, схватив сестру за руку, бегом спустилась со второго этажа по пахнущей сыростью лестнице.

Три девочки, среди которых была заводила и лучшая подруга Вика, радостно бросились к сестрам и начали предлагать, во что можно поиграть увеличившимся составом. Из-за огромного куста сирени неожиданно выскочил Лешка, хулиганистый мальчишка десяти лет, и с воплями вырвал из рук коренастой упитанной Вики мячик. Девчонки бросились вдогонку, Даше тоже не хотелось отставать, и она поволокла за собой Машу, которая радостно приняла эту игру.

Лешка выбежал со двора и помчался к стоянке на набережной Москвы-реки. Вика уже почти догнала его, когда мальчишка запульнул мяч между гаражей и с криком: «Какие же вы дурочки!» – убежал к реке.

– Тебя накажут за мячик? – с сочувствием спросила запыхавшаяся Даша, напрочь забыв про запрет выходить со двора.

– Ерунда, – отмахнулась кареглазая подружка, пытаясь собрать растрепавшиеся жиденькие волосы в хвост. – Девчонки, а вы когда-нибудь прыгали по крышам гаражей?! – хитро прищурилась Вика.

Подружки замотали головами, но озорной огонек в глазах заводилы взбудоражил детскую фантазию новыми острыми эмоциями.

Девчонки отыскали корягу, прислонили к первой металлической постройке и поочередно забрались на покатую облупившуюся крышу, затащив с собой и Машу. Даша хотела оставить ее внизу, но сестра раскапризничалась и пригрозила рассказать бабушке, если не примут в игру.

От местами проржавевших крыш шел невероятный жар, который обжигал ступни, стоять на месте оказалось тяжело, и девочки гуськом двинулись за ловко скачущей Викой. Перебираясь с гаража на гараж, подружки воображали себя принцессами, покорительницами огнедышащих вулканов, воюющих с грозными волшебниками. Время от времени девочки пригибались от стай налетавших драконов, ставили щиты-невидимки, а у Даши в руках был волшебный посох, которым она могла сразить любого врага наповал. Это было ее любимое оружие; девочка так живо представляла в руках длинную серебристую палку с большим сапфиром на конце, как будто видела ее в реальности.

Борясь с воображаемым магом и посылая в него темно-синий смертельный разряд, Даша отпустила ладошку Маши, потому что одной рукой никак не удавалось справиться с врагом, а подружкам очень была нужна помощь, раненая Вика уже почти теряла сознание…

Неожиданный крик вернул девочек к реальности, и Даша в ужасе бросилась к краю блестящей на ярком солнце новенькой крыши. Внизу, сжавшись в комочек, лежала Маша и жалобно стонала, голова ее неловко пристроилась на коротко стриженном кусте акации, а из ободранных коленей сочилась кровь.

Дальше все происходило, как в страшном сне. Даша, не помня себя, спрыгнула с гаража и подвернула ногу, но на пронзившую боль лодыжку не обратила внимания. Кто-то из девочек крикнул, что сейчас приведет бабу Тасю. Даша с Викой попытались поднять Машу, но та упорно отказывалась вставать, изо всех сил сопротивлялась и рыдала уже во весь голос. Вика кинулась срывать подорожники и прикладывать к разбитым коленкам младшей Громовой, пока Даша продолжала уговаривать ее подняться. Сколько продолжался этот кошмар, девочки уже и не помнили.

С истеричными причитаниями на стоянку вбежала высокая сухопарая баба Тася, тряся своим седым пучком, напоминающим антенну, а через пару минут, перекрывая гомон птиц, с резкими звуками сирены подъехала скорая…

Из больницы сестер забирала трясущаяся бабушка Лида, поддерживаемая под руку бабой Тасей, злобно сверкающей глазами в сторону Даши. К счастью, Маша ничего не сломала, но получила легкое сотрясение мозга и пробила левую барабанную перепонку. Восстановить полностью слух ей так и не удалось, младшая Громова на восемьдесят процентов оглохла на одно ухо на всю жизнь…

Бабушка не ругала Дашу, только тихонько плакала, сидя в маленькой кухне, и от этих молчаливых страданий девочке становилось еще тяжелее.

– Ты старшая, ты сильная, ты должна оберегать и защищать тех, кто рядом с тобой, – шептала бабушка, гладя темно-русую макушку старшей внучки, – ты не имеешь права на ошибку, от тебя так много зависит.

Даша тогда совсем не задумывалась над словами бабули, она понимала, что ее успокаивают, и пыталась сделать вид, что все поняла.

Но если пожилая Громова старшую внучку не осудила, то баба Тася быстро разнесла весть о случившемся по всем ближайшим дворам небольшого городка. В ее вариации Даша чуть ли не специально толкнула Машу с крыши, и теперь несчастная младшая сестричка навсегда оглохла. О том, что только на одно ухо, баба Тася забывала добавить, да и то, что при падении она не присутствовала и как все происходило на самом деле, не видела, тоже уже было неважно.

Несмотря на летние каникулы, бабушку и Дашу вызвали в школу. Лидия Ивановна оправдывала внучку, как могла, но ее все равно поставили на внутришкольный учет, предупредив, что еще один подобный проступок – и придется обратиться в детскую комнату милиции.

Бабушка понимала, что это пустые угрозы и просто профилактическая беседа, но объяснить восьмилетнему ребенку никак не могла. Дашу начали травить: все дворовые бабульки осуждающе смотрели на нее и шикали в спину, соседским девчонкам запретили с ней общаться, в школе с «провинившейся» никто не хотел садиться за одну парту даже после назидательной речи учительницы, которая убеждала класс, что ошибиться может каждый и нужно уметь прощать. И только своенравная Вика не предала подругу.