Глава 3

Смысл слов директора школы дошёл до Любы не сразу, но, когда она поняла, что он сказал, девушка задохнулась, как от удара под дых, потому что сразу поверила ему. Бабушка Анфиса кого-то убила и за это долго сидела в тюрьме! Но это же просто ужасно!

Любаша медленно обвела взглядом всех присутствующих. Ей вдруг захотелось убежать, остаться одной, спрятаться, чтобы никто не видел, как она пытается справиться с новым позором, обрушившимся на неё.

А толпа притихла, заворожённо наблюдая, как опускаются плечи Любы, будто кто-то положил на них невидимый груз. Все стояли и молча ждали её слёз, оправданий, уверений, что это не так. И директор тоже надеялся, что она сейчас бросится к нему, будет плакать и извиняться перед ним и его дочерью.

Но Люба вдруг выпрямилась и высоко вскинула голову:

– А хоть бы и так! – громко, чтобы все слышали, произнесла она. – Если она кого-то и убила, значит, это был очень плохой человек! И заслуживал этого! Как вы, Лев Валерьянович!

– Что-о-о??? – вспыхнул униженный словами вздорной девчонки директор школы. – Ты мне угрожаешь?

Люба дерзко рассмеялась:

– Ну что вы! Разве я могу вам угрожать? Вы взрослый сильный мужчина, директор! А я ещё совсем ребёнок. Не бойтесь меня. Я же вас не боюсь!

В это время прозвенел звонок на урок, и Люба повернулась к застывшей рядом с ней Кате:

– Ты поела? Пойдём, а то на литературу опоздаем… У нас же сочинение!

Толпа расступилась, пропуская подруг. И даже директор шагнул в сторону, чтобы Люба не задела его. Порции обеих девочек остались на столе нетронутыми…

Анжела в тот день в школу не вернулась. А вот Люба спокойно отсидела все уроки, написала сочинение, вышла отвечать к доске, получила твёрдую четвёрку по истории. И только расставаясь с Катей, вздохнула:

– Надо же, какой дурацкий сегодня день. У меня просто голова идёт кругом.

– Ты молодец, я бы так не смогла, – не сдержала своего восхищения подругой Катерина. – Я думала, что ты просто убежишь, когда Лёвка набросился на тебя.

– Я очень хотела убежать, Катюша, – призналась ей Люба. – Но, если бы я так сделала, я бы предала бабушку и показала свою слабость. Как бы я потом смогла вернуться в школу и смотреть всем в глаза? Пусть лучше они отводят взгляды вместе со своей Гусихой. Ох, и попадётся она мне как-нибудь под горячую руку!

– Главное, чтобы в этой руке у тебя больше не было томатного сока! – проговорила Катя, и они обе громко расхохотались, хлопнув друг другу ладонью об ладонь.

***

Вернувшись из школы, Люба застала бабушку на кухне. Та уже сварила на обед вермишелевый суп с горсточкой сушёных грибов и теперь собиралась мыть посуду.

– Не надо, ба, я сама! – сказала ей Любаша, привычно чмокнув в щёку. – Расскажи лучше, это правда, что ты сидела за убийство?

Кружка выскользнула из рук старушки и со звоном разбилась об пол.

– Люба…– ахнула Анфиса.

– Правда, значит, – вздохнула девушка, взяла бабушку за обе руки и отвела в комнату, где усадила её на диванчик, и сама присела рядом.

– Я хочу знать всё, – сказала Любаша. – Пожалуйста, бабуля, расскажи.

Анфиса разгладила трясущимися руками застиранный, выцветший фартук, потом принялась теребить его. Ей вдруг вспомнилась Людмила и её насмешливый голос:

– Да какая я тебе дочь? Тамбовская волчица тебе дочь! Или где ты там срок мотала? В сибирских лагерях? Ещё не хватало, чтобы какая-то убийца моей матерью была! Слава Богу, что это не так!

Анфиса подняла голову и, беспомощно посмотрев на висевшую в чёрной раме икону, прошептала беззвучно:

– Господи, Иисусе Христе, сыне Божий! Неужели сейчас и Любаша отречётся от меня? Забери ты меня тогда к себе, не мучай… Не вынесу я…

А Люба молча сидела и ждала, когда же бабушка начнёт свой рассказ.

И Анфиса, зная, что внучка ни за что не отступится от неё, пока не получит ответа, заговорила:

– Правильно люди говорят. Убивица я. Давно это было, а в людской памяти, видишь, осталось. Подлый человек он был, Игнат. Ссильничал меня сначала один раз, потом другой. Отца моего обвинил в том, чего тот не делал. Игнат сам бригаду колхозную сжёг, много имущества тогда погорело. А сказал, что это сделал мой отец. В глаза мне смеялся. Вот я и не выдержала. Топор под руки мне попался, а на глаза как будто пелена упала. Не ожидал он, что я способна на такое. Да я и сама не ожидала.

– Так ты этого Игната топором зарубила? – ахнула Люба.

– Ага, – тихо и спокойно произнесла Анфиса. – Суд потом был. Мне много дали, отец Игната уважаемым человеком был, председательствовал тут у нас. Отцу поменьше, но я свой срок отсидела и вышла. А папка так в тюрьме и помер.

– Ой, бабушка, почему же ты мне раньше об этом не рассказывала? – воскликнула Люба.

– Зачем? – покачала головой Анфиса. – Я бы сейчас ничего тебе говорить не стала, если бы ты сама не спросила.

Она немного помолчала, потом посмотрела на внучку:

– Уйдёшь теперь?

Любаша округлила глаза, сначала не поняв, о чём говорит бабушка, а потом всплеснула руками:

– Да ты что, ба! Ты как могла такое подумать?! Никогда я тебя не брошу! Ты же моя родная бабулечка, самая лучшая на свете!

Девушка потянулась, чтобы обнять старушку, но Анфиса вдруг отстранила её:

– Давай-ка уж тогда я расскажу тебе всю правду до конца. По больному-то будет легче. Родственницы мы с тобой, Любаша, только очень дальние. Что называется, седьмая вода на киселе. Никогда у меня не было детей. Я уже из лагеря вернулась, когда Тамара, прабабка твоя, перед своей смертью привела ко мне свою внучку. Мать твою, Людмилу. Маленькая она была ещё, несмышлёныш совсем. А уже осталась круглой сиротой. У меня тоже никого не было, вот я и взяла её на воспитание. Вырастила как собственную дочку. Заботилась, как могла. А потом вот такие же добрые люди рассказали ей о моём прошлом. И не выдержала Людмила, отвернулась от меня. Так, внученька, тоже бывает.

– Злая она была! – блеснула глазами Любаша. – Я не такая, как она. И никогда тебя не брошу. Мне всё равно, что у меня нет мамы, а папа уехал далеко и только иногда вспоминает меня. Сейчас, когда он женился на тёте Регине, он стал лучше и добрее. Но всё равно мы с ним чужие.

– Не осуждай, Алексея, – попросила внучку Анфиса. – Не отец он тебе. Я не знаю, что у матери твоей вышло с Иваном, соседом нашим. Говорила она, что он силой её взял. Может и так. Я не знаю. Только забеременела она от него тобой. Этого ей Алексей и не простил. А Людмила, глупая баба, за это на тебе своё зло срывала.

Губы Любаши задрожали, а из глаз искрами брызнули слёзы. Девушка стремительно вскочила на ноги:

– Что ты такое говоришь, бабушка? Ты что говоришь??? Дядя Ваня мой отец?! Мой родной отец??? Бабушка-а-а!!! Как же так? Почему же ты молчала?

Любаша, словно подкошенная, упала к ногам старушки. Обхватив её колени руками и прижавшись к ним лицом, девушка горько зарыдала.

– Ну что ты, что ты, глупенькая…– гладила Анфиса узловатыми пальцами голову и вздрагивающие плечи внучки. – Как же я тебе могла такое рассказать? Маленькая ведь ты была совсем. А теперь выросла, взрослая стала. Вот и пришло время узнать правду, какой бы горькой она ни была. Не плачь, Любушка моя, не рви моё сердце…

Люба успокоилась не сразу, а когда снова посмотрела на Анфису, в глазах её светилось что-то непонятное.

– Ну? Чего ты? – старушка беспокойно приложила ладони к её лицу.

– Бабушка! – сквозь слёзы улыбнулась ей Любаша. – А я всегда знала, что дядя Ваня – мой отец! Чувствовала это! И хотела, чтобы это было так! Хотела быть Морозовой, а не Кошкиной! Ой, бабушка! Как же мы с ним жили рядом и ничего друг о друге не знали! Или… – Люба вдруг замолчала, затаив дыхание от мелькнувшей в голове догадки: – Он знал?!!! Бабушка, в ту ночь, когда всё случилось, он сказал мне странные слова. Я запомнила их, но поняла только сейчас!

– И что же он сказал тебе, внученька? – с сочувствием спросила Анфиса.

А Любаша уже мысленно перенеслась в тот предрассветный час, когда она в последний раз была рядом со своим отцом и даже не догадывалась об этом. Тогда он сказал ей, что ему нужно уйти и она, в порыве детской признательности и благодарности за всё, что он для неё сделал, крепко обняла его. И маленькая Любаша проговорила, с трудом сдерживая слёзы:

– Дядя Ваня! Я буду скучать по тебе и ждать. Всегда тебя буду ждать. Ты возвращайся!

И вот тогда-то он и сказал ей с непонятной тоской в голосе:

– Дядя Ваня… Что ж, пусть я так и останусь дядей Ваней. Наверное, это правильно. Не заслужил я. А жалеть ни о чём не жалею. Потому что знаю, кто-то там, наверху меня почему-то простил. Иначе, зачем он послал мне тебя?

Они ещё раз обнялись, а потом случилось то, о чём Любаша вспоминать не хотела. Вот и сейчас она обожгла бабушку своими зелёными глазами и сказала уверенно:

– Да! Он всё знал! И очень любил меня. А я всегда буду любить его и тебя! И мне всё равно, что там было в прошлом!

Они обнялись, и Люба расцеловала старушку.

– Ба! – проговорила девушка после недолгого молчания.

– А? – отозвалась та, не зная, что ещё ожидать от своей егозы.

– Я есть хочу! Твой суп так пахнет!

– Так пойдём же обедать, – спохватилась Анфиса. – Всё готово давно. Уже, поди, и остыло!

Она так и не спросила Любашу, кто же рассказал ей о ней, а сама внучка говорить об этом не стала. Да и какая разница, чей рот не удержал чужую тайну. Впрочем, и тайны-то давно никакой не было. Целая жизнь прошла с той поры. Главное, что Любаша, егоза её любимая, не отвернулась от неё, не стала проклинать, как это сделала когда-то Людмила. И известие о том, что Иван её родной отец, Любаша восприняла как нельзя лучше. А ведь боевая какая девчонка! Такой палец в рот не клади…

– Эх, – вздохнула про себя старушка, – пожить бы ещё немного… Замуж её выдать. Определить, как надо, а потом можно будет уже и на покой…

***

Уже начало темнеть, когда Люба, сделав по дому все дела, подошла к бабушке, уютно устроившейся перед телевизором в глубоком кресле:

– Бабуль, там Катя пришла. Мы посидим у нас на лавочке, ладно?

– Только не долго, – кивнула старушка, всё-таки с некоторой тревогой вглядываясь в лицо внучки. Но Люба выглядела вполне беззаботной, и Анфиса успокоилась.

Катерина, в самом деле, ждала Любу на лавочке и как только подруга вышла, вынула из-за пазухи свёрток и сунула ей в руки.

– Спасибо! – шепнула Любаша. – Ну что, как обычно, к десяти?

– Ага, – кивнула Катя и вдруг заметила что-то особенное в лице подруги: – Ну, ты что, всё ещё из-за Гусихи переживаешь? Или из-за того, что сказал её отец? Да может быть это и неправда! Что ты его слушаешь?

– Правда, – вздохнула Люба. – Я поговорила с бабушкой. Она от насильника отбивалась и так получилось.

– А-а-а, тогда это правильно, – с пониманием произнесла Катя. – Слушай, там свежий номер «Спид-Инфо» вышел, я дочитаю и тебе принесу. Только ты никому, ладно? Так вот, там в одной статье тоже про это писали…

Подруги поболтали ещё немного, потом разошлись и Люба, быстро спрятав свёрток в своей комнате, пришла к бабушке.

– Ба, тебе что-нибудь нужно? Давай я тебе чай заварю или лекарства дам. Укрыть тебя?

– Нет, внученька, ничего не надо, – покачала головой Анфиса. – Я тут посижу, а потом лягу.

– Я тоже пораньше лечь хочу, – мягко улыбнулась ей девушка.

– Ложись, ложись, касатушка… – погладила её по руке Анфиса. – Отдыхай… А я пока тут побуду. Добрых снов!

– И тебе, бабуля!

Люба ушла в свою комнату и развернула свёрток, который принесла ей Катя. Коротенькая джинсовая юбка, сшитая в виде трапеции, вызвала у девушки настоящий восторг. Катя выпросила её у своей двоюродной сестры всего на один вечер специально для Любы. И девушка осторожно погладила целый ряд пуговичек-заклёпок, расположенный впереди по самому центру. Юбку можно было расстегнуть полностью и это придавало ей какую-то особенную прелесть.

Люба переоделась очень быстро, волосы собрала в высокий хвост, а чёлку начесала, чтобы она красиво лежала надо лбом. Зеленоватые тени, тушь и губная помада завершили образ, и Люба осталась собой очень довольна.

Приоткрыв дверь и убедившись, что бабушка задремала под монотонное ворчание телевизора, Любаша вернулась в свою комнату, свернула старенькую куртку и положила под одеяло, повторяя свой собственный силуэт. Потом через окно выбралась на улицу, где на лавочке под кустом сирени её уже ждала Катя. Подруга была в джинсовой куртке тоже с сестринского плеча и блестящих розовых лосинах, которые недавно купила ей мама.

Оглядев друг друга, красотки взялись за руки и растаяли в опустившейся на землю темноте. А ещё через пятнадцать минут их уже можно было видеть танцующими на дискотеке в деревенском клубе. Под потолком, разбрасывая по стенам радужные блики, крутился самодельный зеркальный шар и девчонки, мелькая в осколках битых зеркал, громко подпевали любимой группе Ace of Base:

– Happy nation! Living in a happy nation…

Where the people understand

And dream of the perfect man…

– Ой, Любка! Смотри! – перестав голосить, дёрнула подругу за рукав Катя. – Это же Артём Негода! Сын нашего зоотехника. Он в прошлом году школу окончил, а сейчас учится в городе. Какой красавчик! Просто закачаешься!

Люба повернулась и увидела того, о ком говорила Катя. Прислонившись плечом к стене, он тоже смотрел на них и улыбался, как может улыбаться только очень уверенный в себе человек.

***

Анфиса проснулась, почувствовав, как затекло её тело. Она пошевелилась и попыталась подняться, но сердце прострелила такая острая боль, что у пожилой, измученной тяжёлой жизнью женщины, перехватило дыхание.

– Люба, Любаша… – позвала Анфиса внучку, но ответом ей была тишина. А сердце билось все сильнее и резче, голова кружилась, и начали неметь руки. – Люба-а-а…

Анфиса потянулась за таблетками и стаканом с водой, но рука старушки дрогнула, стакан опрокинулся и покатился по полу. Анфиса устало закрыла глаза, а сердце снова пронзила острая игла…