Глава 5

Наташа бежала, не разбирая дороги, и ругала противного Володьку. Как он посмел жениться? С чего вдруг? На Марте? На этой гадкой вульгарной девице с накрашенными ногтями и нахимиченными волосами? Он что, не видит, какая она страшная и противная?

– Я лучше её, – Наташа проливала горькие слёзы и неслась вдоль улиц к озеру. – Я красивее… Я… Я же скоро вырасту…

Она бежала и глотала обиду, представляя, как Марта умирает, лёжа на траве, будто ей вдруг стало плохо, а все вокруг стоят, смотрят и не могут подойти, чтобы помочь.

– Так тебе и надо, дура паршивая, – шептала девчонка, перебегая дорогу, чтобы добраться до озера напрямки – через лесок. – Пусть тебе станет плохо, пусть ты будешь задыхаться, и врачи тебя не спасут. Чтоб ты захлебнулась, – перед глазами возникла Марта, одетая в купальник и ныряющая в бурлящую воду. – Чтоб ты утонула, овца безрогая.

Наташа не чувствовала под собой ног. Её слегка подташнивало, сердце выпрыгивало из груди, но она часто перебирала уставшими ногами, чтобы побыстрее охладиться в озёрной прозрачной воде. Выскочив из перелеска и добежав до песчаного берега, не удосужилась снять платье и кинулась в водную гладь. Через три секунды вынырнула, глубоко дыша и захлёбываясь.

– Привет.

Она так быстро бежала, что не заметила Сашу, того самого, который несколько часов назад сидел у костра.

– Привет, – ответила испугавшаяся девчонка, неторопливо выходя из воды.

– Жарко стало? – парнишка сидел, вытянув ноги, и ковырял прутом остывшие угольки.

– Угу, – Наташа выбралась из воды. Встала рядом и начала выжимать прилипшее к ногам платье.

– Будешь? – Саша поднял руку с пивом.

– Буду, – недолго думая, ответила девчонка.

В этот день Наталья появилась дома лишь к полуночи.

С Сашей расстались на перекрёстке. Он пошёл прямо, а Наташа свернула на свою улицу. Домой идти не хотелось, но желание лечь спать пересилило. Девочка шла довольно быстро, не обращая внимание на прохожих, которые желали ей доброй ночи. Обняв свои плечи, Наталья спешила в мягкую постель. Тёплый ночной воздух манил продолжить позднее гулянье, чтобы проветриться и прийти в чувство, но сердце Наташи подсказывало: спеши домой, время позднее.

Подходя к калитке, уставшая девчонка обратила внимание на свет в окнах кухни.

– А чего это они ещё не спят? – спросила себя и отворила калитку.

Вдруг со стороны усадьбы послышались тихие мужские разговоры, и Наташа остановилась, чтобы разобраться, кто это там шепчется. Басистый, грубый тон сразу выдал отца, а второй – кто? Защёлкнув щеколду, девчонка медленно потянулась на голоса. Прижимаясь к стене дома, вслушивалась в дружелюбную беседу и аккуратно переступала через только что проросшие молодые кусты крапивы.

– Ай! – кто-то кольнул в щиколотку, и Наталья вскрикнула.

– Наташка! Ты? Где тебя носило? Быстро домой! – скомандовал отец, не сходя с места.

Почесав ужаленную противной крапивой ногу, девчонка рванула к двери.

– Ничего себе, какая выросла!

Дядька приехал!

– Здрасьти, – эмоции переполняли девочку, но бежать и обниматься не стоит. От Наташи разило, как из помойного ведра. Сигареты и выпивка сделали своё дело.

– Привет! Чего так поздно? – спросил брат отца.

Улыбнувшись в темноту, Наташа побежала внутрь дома, где её ждала мать с ремнём в руке.

– Ты где была? – Анфиса сидела в кухне и наполовину дремала за столом. – Что у тебя с лицом? – заметила отёки под глазами, распухшие губы и краснющие щёки. – Я видела Катю, она сказала, что вы не собирались делать уроки вместе.

– А что, она разве не уехала к бабушке?

Вот дура-то! Взяла и сдала сама себя, а могла бы солгать, мол, делали уроки, а потом поссорились.

– Ты почему мне соврала? – приподнимаясь со стула, мать нахмурила брови. – Где ты была до поздней ночи?

– Гуляла, – Наталья глянула на босые ноги и поняла – туфли, скорее всего, остались на озере. Хотя… А была ли она в них, когда неслась сломя голову?

– Где твоя обувь? – мать опустила глаза вниз вместе с Наташей. – Почему ты босиком? – подойдя ближе, Анфиса сморщила нос, почувствовав неприятный запах. – А чем это так воняет?

Наклонилась вперёд и глубоко вдохнула. От резкого «аромата» её чуть не стошнило.

– Ты что, пила? – лицо Анфисы моментально покраснело. Глаза выкатились из орбит, рот открылся, и правая рука поднялась на уровне Наташиных плеч. – Да ты совсем сдурела?

Ремень молниеносно опустился на нежное детское предплечье, оставив бордово-красный след в виде широкой полосы.

– Ай! Мама! – взвизгнула девочка, приложив руку к больному месту. – Ты с ума сошла!

Слёзы брызнули из глаз, и Наталья взвыла голосом побитого щенка. На крик прибежали отец и дядя Игорь.

– За что ты её? – Игорь обхватил руками ревущую племянницу и прижал к себе. – Ночь на дворе, а ты драку устроила.

– Не твоё дело! – закричала Анфиса, замахиваясь на дочь ремнём. – Убери руки!

– Анфис, ты сегодня злая, как никогда, – за Наташу вступился отец, – может, успокоишься?

Фёдор всегда добрел, когда слегка выпивал, а пил он очень редко – если только в кругу родни, и то по великим праздникам.

– Загулялась, бывает, зачем бить-то? – возмутился Игорь, поглаживая Наталью по голове. – Девка уже взрослая, а ты её как пятилетнюю…

– Взрослая! Она взрослая! – Анфису распирало от злости. Выдернув дочь за руку из объятий родственника, Анфиса развернула её лицом к мужчинам и заорала ещё громче. – Ты посмотри на неё! Посмотри, на кого она похожа! Где её туфли? Почему она вся опухшая, как после трёхдневной попойки? Ты понюхай, понюхай! – схватила девчонку за волосы и наклонила голову поближе к Фёдору. – Чувствуешь, чем от неё воняет?

– Это что за дела? – Фёдора будто подменили. – Ты где так нахлебаться успела?

– Подожди, Федь, – отодвинув брата, Игорь загородил его собой, чтобы племянница не получила подзатыльника. – Ну, бывает. Выпила в первый раз, не рассчитала. Вспомни, как мы с тобой баловались.

– Мне тогда шестнадцать было, – прорычал Федя, не сводя глаз с ужасного внешнего вида дочери.

– Пусть проспится, а завтра поговорите. Зачем ночью скандалы устраивать?

– Вот твои вырастут – ты с ними и беседуй! – Анфиса поволокла девочку в комнату, чтобы продолжить воспитание кожаным ремнём.

– Не пущу! – закричала бабушка, распахнув дверь комнаты. – Не трожь ребёнка, иначе я сама тебя этим ремнём отхожу!

Анфиса стояла перед старушкой, открыв рот. Одной рукой она держала дочь за волосы, а другой… Ремень так и рухнул на пол, звеня тяжеленной бляхой.

Нина плашмя лежала, пальцем пошевелить не могла, и нате вам – стоит на ногах и орёт, да так разборчиво.

Тишина пробилась в дом. Игорь и Фёдор молча переглянулись. У Феди разгорелись уши, краснея постепенно, от верхушки раковин до мочек. Пальцы Анфисы разжались, выпустив взъерошенные волосы дочери. Наташа громко всхлипнула, почувствовав облегчение на макушке, и кинулась обнимать бабушку.

– Ба-бу-уля-а, – взревела девчонка, повиснув на её шее.

– Ещё раз стукнешь, – прошипела Нина Антиповна, положив на плечи рыдающей внучки трясущиеся кисти, – пеняй на себя. – Сразу же взялась за опухшие щёки Наташи и подняла голову. – Пойдём, Наташенька, пойдём ко мне в комнатку.

Медленно разворачиваясь, бабуля повела её за собой. Через секунду дверь оглушающе захлопнулась.

– А я уже… – глотнул Игорь, облокотившись о стену, – заочно похоронил.

– Дурак, что ли? – возмутился Федя. – Я вообще хотел к тебе её отправить. Ты ж у нас городской, возможностей по медицине больше, чем тут.

– Я тебе отправлю! – за закрытой дверью раздался грозный голос матери. – Без наследства останешься!

– Т-с-с, – Игорь приложил палец ко рту, – ничего не изменилось. Подслушивает.

Да, Нина всегда следила за мальчиками, особенно, когда они закрывались в своей комнате и секретничали. Подслушивала, подглядывала, чтобы узнать, чем занимаются подростки, куда ходят, с кем ведут дружбу, курят или нет, какие у них отношения с девочками.

– Чайник согрейте! Я пить хочу! – кинула напоследок Нина, и все услышали отдаляющиеся шаркающие шаги.

– И что это было? – очнувшись, Анфиса заговорила сиплым голосом. – Как это?

– А я тебе сейчас расскажу, – усмехнулся Игорь, вспомнив давнюю семейную историю. – Садись, – выдвинул две табуретки и занял одну.

Рассказ был довольно длинным и очень подробным. Анфиса слушала брата мужа с большим интересом, местами хваталась за сердце, местами прикладывала ладонь ко рту и выкатывала изумлённые глаза.

А дело всё вот, в чём. Свекровь Нины была очень хитрой женщиной. Когда Нина и Игнат поженились, Алевтина переехала жить к ним, чтобы в старости не остаться в полном одиночестве. На тот момент пожилой женщине было за семьдесят. Кроме сына, никого из родни не было, второй муж её бросил, поменяв на молоденькую кралю, а родственники погибли на войне. Игната Алевтина родила в зрелом возрасте, а до момента зачатия думала, что Бог наказал её бесплодием за кое-какие грешки по молодости. Через три месяца после ухода мужа, узнала о беременности и поклялась никогда не расставаться с единственным ребёнком. Жили – не тужили, пока Игнатушка не вырос и не влюбился в местную красавицу.

От свадьбы отговорить сына не удалось, тогда Алевтина поставила условие: или жить всем вместе, или она наложит на себя руки. Игнат не смог отказать матери и забрал её в новый дом в соседнюю деревню. Как только не изгалялась Алевтина над невесткой. И то ей не так, и это не в нос, суп пересолен, хлеб внутри сырой, платье не достирано, в доме бардак. Подслушивала, влезала в посторонние разговоры, не давала продыху. А через десять лет и вовсе слегла, мол, пусть невестка ухаживает, горшки выносит, кормит с ложки, да Богу почаще молится за скорейшее выздоровление любимой свекровушки. Ох, и намучилась Нина с матерью мужа, натерпелась её упрёков, грязных простыней настиралась и соплей навытиралась. А после года непрестанного лежания Алевтина захворала не на шутку. Не выдержали ослабленные мышцы годичного покоя, и конечности у Али отказали напрочь. Спустя четыре месяца Алевтина покинула этот свет.

Наевшись свекровкиных заскоков, Нина стала чернее чёрной тучи. Озверела, как дикое животное, да и переняла от почившей Алевтины манерный характер вместе с пустыми капризами. Пришло время женить сыновей. Ни одна из невесток не пришлась по душе, ни одна не полюбилась. Нина тщательно всматривалась в каждую молодушку, чтобы понять, кто из пришлых девок окажется слабохарактерной. Выбор пал на добродушную Анфису. М-да, не повезло девке, да и Нине бросать родную деревню не хотелось. Старший и младший сыны уехали, а Федя здесь остался жить и работать, слушать мамкины сплетни о жене, растить единственную дочь.

Выслушав полный рассказ о свекрови, Анфиса схватилась за голову.

– Так она что, прикидывалась, что ли?!

– Да тише ты, – Игорь наклонил голову и добавил, – проверка, понимаешь?

– Делать тебе нечего, чушь всякую придумывать, – вполголоса сказал Федя, присаживаясь на лавку. – Ты видел, какая она лежала? Бледная, серая. Да и врач сказал…

– А ты-то сам с врачом разговаривал? – Игоря разбирало на смех.

– Нет.

– А надо было. Я же помню, как бабка с кровати вставала, когда дома никого не было. Она думала, что одна, а я на печке прятался, – продолжил брат, еле сдерживаясь, чтобы не заржать.

– Что-то я такого не припомню, – смутился Федя, – врёшь и не краснеешь.

– Угу, я мамке рассказал, а она тоже не поверила. А вот батька сам видел.

– Что видел?

– Как бабуля у окна сидит. Идёт домой с работы, а она в окно уставилась и семечки грызёт.

– И что он матери ничего не сказал?

– А зачем? Мать за бабкой присматривает, его не трогает. Придёт пьяный и на боковую.

– Ну и стерва, – выдала Анфиса, осмыслив свекровины козни.

– Ну ты, это… – Игорю стало неприятно. – Мать, всё-таки…

Укоризненно посмотрев на Игоря, Анфиса попросила мужа провести с матерью серьёзную беседу, чтобы впредь никаких детских шалостей, проверок и прочей ерунды, иначе она разведётся, заберёт дочь и уйдёт из дома.

– Не занимайся хернёй, – Фёдор терпеть не мог, когда ему ставят условия. – Да и не верю я в эти сказки. Не могла мать прикинуться больной. Вот не могла, не верю.

Фёдор прошёлся по кухне, о чём-то раздумывая, а после встал рядом с женой. На его лице читалось недоумение.

– Игорь, ты ж бабку с детства терпеть не мог. Вот это я точно помню. Ссорился с ней каждый день.

– Здрасьти-приехали, – шлёпнув своё колено, Игорь встал. – Это она мне мозги колупала, а не я. С батькой сравнивала, намекала, что я не от него.

– Даже если и так, ты всю жизнь будешь её ненавидеть? Кстати, мать о ней ничего плохого не говорит, а ты вспомнил тут, видите ли. Тьфу, противно!

Из троих братьев Федя считался самым рассудительным. Ну, это Нина так считала. Покладистый, сговорчивый, всё делает по уму. Чуть что не так в женском коллективе -Федя сразу ставит всех на место: жену и дочь. А так как внучку Нина в обиду не даёт, то нагоняй, получается, отхватывает только Анфиса. На мать кричать нельзя, дочь под прикрытием – остаётся жена. А раз уж все клинья сошлись на ней – значит, мама полностью права: из Анфисы никудышная хозяйка и никакущая жена и мать.

– Заболела одним днём и сразу на ноги вскочила, – прошептала обиженная Анфиса, уставившись на столешницу. – И язык ворочаться начал, и ноги заходили.

– А что? – Федька будто с пеленой на глазах. – Я по телевизору столько всякого насмотрелся, что и не захочешь – поверишь. Организм, как оказывается, – загадка природы. Люди взглядом предметы двигают, а ты о болезни судачишь.

– Верь больше, – отмахнулась жена. – Я пробовала, что-то ничего не получается.

– Пф-ф, – спрыснул Федя, – что ты там пробовала? Там – наука! – поднял указательный палец в потолок. – А ты кто? Деревня и есть.

– Да пошёл ты, – Анфиса подняла ремень с пола и удалилась в комнату.

– Может, ты и прав, – слова брата погрузили Игоря в раздумья. – Я давно задумываюсь, откуда люди на земле появились?

– Известно, от обезьян произошли, – Федя напомнил об источнике из школьной программы.

– Странно как-то, сейчас же они не превращаются. Сидят себе в джунглях, по веткам прыгают.