– Видите ли, – сказала она, – он стал очень быстро расти. Мужать. И ещё у него сильно изменилось поведение. Он стал совсем… Совсем бешеный.
– Расстройство личности?
– Не знаю… – сказала она. – Он хамит, кричит на меня. Ночами заснуть не могу. Переживаю.
– Может, вы его разбаловали?
– Нет, поверьте мне, у нас в семье особо не разбалуешься, – в её голосе послышалась обида.
– Вот такой случай был, – продолжала она. – Мы живём с Диминым отчимом. И ещё у Димы есть маленький брат. И я, понятное дело, много занимаюсь с малышом. А Дима не любит, чтобы его обделяли вниманием.
У пацана, оказывается, не такая простая жизнь, как мне представлялось.
– И вот однажды, когда я кормила младшего… Понимаете, нам с Димой нужно было ехать на соревнования в Москву. И тут мой младший сын… Он заболел. Скорая приехала и поставила ротавирусную инфекцию. В общем, ничего страшного… Но я всё равно сдала билеты. Димка не поехал на соревнования.
А тётка-то на самом деле не балует парня, подумал я.
– И вот я сидела с ребёнком на кухне… А Дима подошёл ко мне сзади, взял нож и ударил меня рукояткой между лопаток.
– Рукояткой?
– Да, – её пальцы принялись быстро-быстро теребить бахрому шерстяного красного шарфа. – И он заорал во весь голос, что ненавидит меня, и брата ненавидит, и отчима, и что была бы его воля, он бы всех в нашем доме перерезал.
– Он задыхался, когда кричал?
– Вроде бы нет, – сказала женщина. – Дышал тяжело, но спазма не было.
– Хорошо. И вы тогда…
– Вскочила и выбежала на улицу.
– Испугались?
– Очень.
Женщина волновалась, и её даже, кажется, слегка трясло.
– И ещё я позвонила подруге.
– Зачем?
– Она психиатр. Я с ней много раз обсуждала Димкино поведение. Она предложила вызвать бригаду.
Я оторопел.
– И вы что… вызвали?
– А что мне оставалось? – она вдруг повысила голос. – Идти домой, где сидит человек с ножом?
– Ребёнок с ножом, – поправил я. – Всего лишь тринадцатилетний ребёнок.
– Знаете… – сказала она, подумав. – Ребёнок – это тот, кто был тогда у меня на руках. А в доме засел невменяемый подросток, почти мужчина, с холодным оружием.
Я кивнул, чтобы она продолжала.
– Так вот. Бригада приехала, и я сказала, что её вызвали соседи, услышав крики.
– А Дима?
– Ничего. Оделся и спокойно пошёл с ними, – мать вздохнула. – К вечеру я и сама испугалась того, что сделала. Позвонила подруге. Она сказала: дескать, если я заберу Диму в тот же день, то эффект от всего спектакля пропадёт. И посоветовала мне подержать Диму в клинике до следующей пятницы.
– Так вы упекли своего сына в психушку? На сколько дней? – выспрашивал я, хотя это уже не имело никакого диагностического значения.
– На пять дней, – ответила она.
– А были ли у ваших родственников или у родственников вашего мужа какие-нибудь психические заболевания?
– Не было.
– Очень жаль, что не было, – сказал я. – Тогда срочно сделайте вашему ребёнку… Вашему старшему ребёнку – рентген лёгких. И томограмму. Иначе я буду считать, что в вашей семье проблемы с головой не только у вашего сына.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
– Обязательно нужно было хамить пациентке? – спросил Грачёв. – Она накатала на тебя жалобу.
– А хоть бы и в суд подала, – сказал я. – Зато у нас на руках есть исследования, которые она никогда бы не сделала своему сыну, если бы я на неё не надавил.
Мне было чем гордиться. На рентгенограмме и томограмме кое-что нашлось. И это кое-что полностью переворачивало картину диагноза.
– В правом лёгком обнаружена округлая тень…
– Скорее всего, опухоль, – сказал я. – Если бы абсцесс, в крови были бы лейкоциты.
– То есть никакая у него не астма, – сказал Грачёв.
– Бронхоспазмы связаны с опухолью, – предположил я.
Грачёв выложил передо мной ещё какие-то бумаги.
– Я тут посмотрел, чем его лечили… – он ткнул в какую-то бумажку. – Ему дали препарат с высоким содержанием гормонов. Странно, что аллерголог, который делал назначения, не поменял лечение при отсутствии эффекта.
– Грачёв, – сказал я. – Ты, наверное, забыл. Я давно уже не помню ни одной дозировки. Я ничего не назначаю.
– Да понимаю я… – Грачёв в задумчивости щёлкал авторучкой.
– Слушай… – осенило меня, – а гормональные препараты могли повлиять на надпочечники?
Грачёв развёл руками.
– Ингаляторы? Вряд ли.
– А если парень принимал анаболики?
– В тринадцать лет? – засомневался Андрюха.
– Пошёл и купил в любом магазине спортивного питания… Или заказал на китайском сайте какую-нибудь добавку, – рассуждал я. – У него тренировки каждый день, а он ещё и учиться успевает. Откуда силы берёт?
– Логично, – сказал Грачёв. – И если он пил такие препараты, то не факт, что в лёгких у него опухоль.
– Ну да, – сказал я. – Иммуносупрессорный эффект стероидов13. Значит, в лёгких может быть и абсцесс. Вот тебе и расстройство личности.
– У кого?
– Да у ребёнка же.
– А я думал, у мамаши, – усмехнулся Грачёв.
– У мамаши синдром ватрушки, – сказал я. – Вместо мозга творог.
Грачёв покачал головой.
– А могли его приступы возникнуть на фоне посттравматического синдрома? – спросил я.
– Психиатры так и записали… – Грачёв снова полез в бумаги. – И мать вроде бы соглашается с написанным. Но парень настаивает на своём. Говорит, ударов по голове у него не было за всю карьеру бомбардира. Ну разве что шайба дважды выбила зубы.
Потом я узнал, что с Ломаным всё было именно так. Конечно, пацан баловался белковыми препаратами, содержащими гормоны. Принимал их не системно, но ему хватало, чтобы справляться с нагрузкой и нарастить мышечную массу. А также создать иммуносупрессорный эффект, минимальный, но всё же позволяющий организму не распознать очаг воспаления в бронхе. А ещё на фоне естественных подростковых гормональных выбросов гормоносодержащие добавки чисто теоретически могли вызывать спонтанные психические реакции, подобные той, которая и привела парня вместо московских соревнований в банальную психушку. Случай, прямо скажем, из разряда медицинской казуистики, но в одном английском журнале я как раз недавно прочитал статью о том, что гормоносодержащие добавки могут давать все эти эффекты.
Это только часть истории. Всё остальное мне рассказал сам Ломаный.
Абсцесс удалили, и через полгода после операции Димка снова стал появляться на льду. Понятия не имею, как он справлялся без стероидов, но он, несомненно, был талантлив. А талант вызывает у меня уважение. Не то чтобы я внезапно полюбил хоккей, однако время от времени стал следить за графиком соревнований юниоров. Наверное, так и становятся болельщиками. И к тому же стадион «Спартак» построили чуть ли не под моими окнами.
Выходя с одной их игры, я остановился покурить снаружи спорткомплекса. Игра выдалась слабоватой, противники команды Ломаного передвигались по полю, что шкафы на колёсах.
Дима заметил меня и подошёл вразвалку, протянув мокрую ещё пятерню.
– Здоро́во, звезда, – сказал я. – Пришёл погреться в лучах твоей славы.
– Неинтересный матч, – нахмурился Ломаный. – Лучше в следующие выходные приходите. Будут ребята из Сибири.
– В следующие выходные работаю. А про сегодняшнее… Ну что ж, победа есть победа. Как ни верти.
– Победы расслабляют, – заметил Димка. – А я вам рад.
Он улыбнулся, и я обратил внимание на его передние зубы – ровные, без сколов.
– С новым зубом тебя!
– Спасибо, Юриваныч, – ответил он. – А вы в курсе? Это зуб тогда у меня в бронхе застрял!
– Погоди… Как зуб?
– Ну, после бронхоскопии уже стало понятно. Внутри гнойника был кусок того самого, переднего, который я сломал три года назад.
– Сломал и вдохнул, что ли? И не заметил?
– Ну, игра была… – он пожал плечами. – Не помню, как всё произошло.
– И зуб закупорил очень маленький бронх.
– Наверное, – Дима развёл руками.
Я хотел было спросить, как у него дома, что с мамой, с братом, но ни о чём не спросил.
– Приходи на эхо, – сказал я. – Твоё сердце надо смотреть раз в год.
– Ладно! – сказал он и, отойдя на несколько шагов, крикнул: – Пока, Юриваныч!
Вот, значит, как. Открытое овальное окно здесь вообще ни при чём. Инородное тело бронха. Надпочечниковые кризы. Рефлекторный бронхоспазм. И пять дней в психиатрической клинике.
Как всё-таки хорошо, что я в своё время развёлся с женой, что мой сын Сашка рос в спокойной семье, а его здоровье почти всегда (исключая случай с аппендицитом) находилось под моим контролем, да и детство прошло без криков и истерик, без беготни с ножами и психиатрической бригады. Впрочем, насчёт последнего я не зарекаюсь. С другой стороны, я постараюсь сделать всё, чтобы Сашке никогда не пришлось вызывать по мою душу санитаров. Если мне суждено повторить опыт мамы Нади, пусть рядом будет кто-нибудь другой, а не Сашка.
Кстати, Погодину я отомстил. Нельзя же было оставить его поступок безнаказанным.
Я долго думал, что бы такое преподнести человеку, пренебрегающему коллегиальной этикой и не доверяющему диагнозам специалиста. Мазать суперклеем пол в его кабинете было как-то мелко. Я мог, конечно, навести справки и собрать компромат, который бы весьма невыгодно высвечивал погодинское поведение в свободное от работы время; информацию несложно было передать его жене, но при одной мысли о такой банальщине мне становилось стыдно. Я придумал нечто получше.
Понадобились только лазерный принтер, новый картридж и «Снегурочка» А4. Три банки клея, кисточка и несколько свободных часов в тёмное время суток.
И вот когда все мы приехали утром на работу, двери нашей клиники и арка на въезде во двор, а также дома прилежащего к нему квартала, до самой станции метро, автобусная остановка, стеклянная будка «Цветы» напротив входа в подземку, стены в подземном переходе – все вертикальные поверхности были обклеены листами с качественной фотографией доктора Погодина. На листовках было написано:
«Разыскивается худший доктор города Санкт-Петербурга, Погодин Максим Сергеевич, терапевт и семейный врач. Согласно независимому расследованию за последние полгода у доктора Погодина умерло четырнадцать пациентов, каждый из которых ежемесячно и регулярно посещал Погодина и своевременно оплачивал лечение. По данным экспертизы, доктор Погодин М. С. упустил четыре случая злокачественных опухолей; терапия была назначена несвоевременно. Погодиным М. С. были допущены ошибки в дозировках и режиме назначения сильнодействующих лекарственных средств. Уважаемые граждане! Будьте бдительны! Доверяйте своё здоровье профессионалам!»
Грачёв, обнаружив чудовищное содержимое листовки и оценив масштаб поражения, схватился за голову и от греха подальше отправил Погодина в административный отпуск. Пациенты клиники обращались к администраторам и требовали, чтобы врач, упоминавшийся в листовке, не смел подходить к ним на пушечный выстрел. Погодину пришлось залечь на дно, а вскоре и совсем уволиться. Про эту историю даже рассказывали в местных «Новостях».
Поначалу Грачёв подозревал меня и несколько раз вызывал на разговор, но у него не было никаких доказательств, и вскоре инцидент сошёл на нет.
О проекте
О подписке