– Я хочу принять душ, можно? – наконец сказала Марина, приоткрыв глаза. – Терпеть не могу автобусы, а тут еще и с поезда сразу. Фу! Ощущение, что я в пути неделю провела!

– Так иди, а я пока что-нибудь приготовлю, ты, наверное, есть хочешь.

Поднявшись, направилась на кухню, на ходу снимая футболку. Только потом спохватилась, что моя привычка может восприняться неоднозначно.

– Надеюсь, ты не против, если я похожу в нижнем белье?

– Ну что ты, хоть и вовсе без него.

Спустя час, мы уже сидели на кухне за столом.

Все так же с интересом рассматривали друг друга, отмечая все, в чем видели изменения.

Еще бы, ведь прошло много лет.

– Зоя, мне кажется, ты изменилась, – произнесла Марина, заинтересованно поглядывая в мою сторону. – Нет, не кажется, ты точно сильно изменилась.

Так и подмывало расхохотаться и выложить все, в чем стала другой, но что-то останавливало. Быть может, неуверенность, или страх быть непонятой. Ведь если хорошенько подумать, Маринка была моей единственной близкой подругой за всю жизнь. Нет, лучше все же повременить. Будем выдавать порционно, так меньше вероятности ее отпугнуть. Для начала проверим, как выгляжу в ее глазах.

– В чем?

– Не могу сказать точно, просто чувствую, что ты совсем другая и в то же время та, которую я знала с детства. По твоим письмам я догадывалась, что-то случилось, но ты не писала, что именно. Так что же произошло с тобой, подружка?

– Очень многое, всего и не перечислить… – протянула я, с тоской глядя в окно.

Вот ведь прекрасно понимала, что этого разговора не избежать, но начинать его как-то не хотелось. Не в первый же день надо выкладывать все, что случилось за эти годы.

– Уж не вышла ли ты замуж, и забыла пригласить подругу на сие знаменательное событие? – рассмеялась Марина, стараясь снять вдруг возникшее напряжение.

– Куда там! – хмыкнула в ответ. – Замуж, блин, скажешь тоже!

– Тогда рассказывай.

– С чего начать?

– Начнем с Игоря.

Моя голова непроизвольно дернулась, глаза прищурились, скрывая тупую застарелую боль, а губы сами собой предательски дрогнули, когда ответила:

– Вот о нем как раз и не стоит.

– Что, так больно?

– Слишком больно, – с нажимом уточнила, посмотрев в темно-карие глаза подруги. – Лучше заканчивай, и пойдем осматривать те немногочисленные достопримечательности, что есть в нашем городе.

– Как скажешь. Пойду, оденусь. – Весело сказала Маринка, выскакивая из стола.

– Только не одевай юбок.

– Почему?

– Просто послушай меня, ладно?

Состроив рожицу, девушка скрылась в комнате. Вскоре на ней были узкие бриджи, топ, босоножки, а длинные светлые волосы заплетены в косу.

– Я готова.

– Я тоже.

Отозвалась, выходя из ванной.

Облачившись в темно зеленые легкие штаны и белую майку, на голову натянула привычную бейсболку. Шлемы я брать сегодня не планировала, так как гонять по улицам точно не придется. А раз так, обойдемся без них. Взглянув на подругу, искренне восхитилась её красотой. Будучи ниже ростом, Марина обладала редким сочетанием светлых волос и темно-карих глаз, а миловидное личико и прекрасная хрупкая фигура вряд ли кого оставят равнодушным.

В свою очередь Марина как-то очень внимательно взглянула в мою сторону. При росте 170 мне никогда не требовалось носить каблуки, и она этому немного завидовала, это мы обе знали еще с детства. Так же как и то, что я завидовала ее маленькому росту.

– Ну вот, опять мне показалось, что в тебе что-то изменилось. – Подруга шагнула в коридор. – Ты перестала носить очки! Да! Но это обстоятельство не объясняет какой-то внутренней сдержанности и собранности. Вот, например, твои голубые глаза смотрят слишком уж прямо и очень решительно, губы плотно сжаты, а за то время, что мы не виделись, черты лица приобрели большую четкость. Ты стала красивой, но какой-то безудержной необъяснимой красотой.

Хмыкнув, пришлось прервать ее монолог.

– Ты закончила изыскания про мои изменения? Ты вот тоже похорошела, и нисколько не поправилась. И вообще стала держаться с еще большей грацией, чем я помню. И вот еще что, я опять вспомнила то ощущение, которое у меня возникает только рядом с тобой: я чувствую себя как слон в посудной лавке.

– Фу, опять ты про мой рост, – подруга смешно наморщила нос.

– Так может, закончим, и пойдем?

– Конечно.

Как только вышли на улицу, яркое солнце тут же приняло нас в свои разгоряченные полуденные объятия.

Так, ну вот сейчас начнется.

«Ты хотела знать про мои изменения, что ж, приступим к первому уроку!»

Мысленно проговорила сама себе и подошла к стоящему у дерева мотоциклу.

Моему мотоциклу.

Вставляя ключ в зажигание, обернулась. Марина застыла на месте, широко раскрыв глаза, и, заикаясь, спросила:

– Это… это твое?

– Ну да, садись.

– Ты серьезно хочешь ехать на… этом?

– Я думаю, лучше прокатиться в такую жару, чем ходить пешком по пыльным улицам, – сохранять невозмутимость становилось все сложнее. Еще чуть-чуть и начну смеяться, чем точно все испорчу. Нет, ну а как я еще должна была ей сообщить?! Знаешь, дорогая моя подруга, я теперь не только езжу на мотоцикле, еще умею драться, иногда матерюсь, и постоянно всех раздражаю. Так что ли?

– Ты не говорила, что ездишь на мотоцикле…

– Теперь говорю. Да что случилось то?!

– Ты меня ошарашила, вот что. Ты, правда, умеешь на этом ездить? – с сомнением спросила Маринка. Весь ее вид говорил о шоке, не меньше.

Усевшись за руль, похлопала по сидушке за спиной:

– Так ты едешь или нет?

– Ладно.

Бормоча что-то невнятное, Марина уселась на сиденье и вцепилась в мои бока с такой силой, что точно останутся синяки.

И то ладно, хотя бы села, это уже пол дела!

Мотоцикл легко тронулся с места. Вскоре мы уже стремительно неслись по улице. Хм, нет, скорее уж тащились как черепахи, но ей показалось, что это очень быстро, пришлось даже сбавить скорость, чтобы не слушать причитания над самым ухом. Эх, надо было все-таки на нее шлем нацепить, хоть не слышно было бы.

Стараясь не гнать, искоса наблюдала за подругой. Сначала она даже глаза закрыла. Через какое-то время перестала говорить, что мы вот-вот упадем, все же расслабилась, начала осторожно смотреть по сторонам, наверное, удостоверившись, что моих навыков точно хватит, чтобы не убить нас обоих.

* * *

Вечер медленно подходил к концу. Темнело.

Мы с Маринкой возвращались из парка, и на этот раз шли пешком. С нее точно хватит на сегодня потрясений. А вообще подруга молодец, я то уж думала, придется ее неделю уговаривать, чтобы прокатить. Оказывается, шоковый метод всегда работает лучше. У нее не было времени подумать, испугаться и отказаться. Надо запомнить.

Мотоцикл поставили в гараж и, стараясь не поднимать тему катания в разговоре, теперь просто гуляли.

– Зоя, давно хотела спросить, почему ты больше не носишь очки? – осторожно поинтересовалась Маринка.

– Контактные линзы. Когда мне пару раз разбили очки, я решила, что это не для меня. – В этот раз я решила ответить честно, поэтому просто призналась.

Подруга, если и удивилась, не стала расспрашивать о подробностях. И слава богу!

– А Игорь знал, что ты носишь линзы?

А вот это удар ниже пояса. Любимое имя болью разлетелось по всему организму, выдирая наружу отчаяние. Но отвечать все же придется, равно, как и делать вид, что мне все равно.

– Конечно. Это было первое, что я ему рассказала, когда он предложил мне встречаться.

– Как это было?

Блин, она что, не понимает, что воспоминания о парне, который тебя бросил, не самая приятная тема для разговора. Но что поделаешь. Уж лучше сейчас все это обсудим, чтобы сразу забыть, убрать в самый дальний уголок памяти, воздвигнув вокруг железобетонную стену. И хотя эта стена постоянно давала трещины, оказывается, мысленный бетон никуда не годится, все же не давала развалиться на запчасти. Эта конструкция помогала дышать, что в принципе, уже не плохо.

Помедлив минуту, произнесла:

– Мы тогда сидели у реки, кстати, завтра можем пойти туда купаться. Так вот, было уже почти темно, и мы собирались ехать на дискотеку.

Тут он вдруг сказал:

– Ты едешь?

– Да, подвезешь? – переспросила я.

– Конечно, снова вместе, – загадочно улыбнувшись, Игорь пристально посмотрел на меня.

– И что это значит?

– То, что я всегда хочу появляться там, да и везде вместе с тобой. Я хочу, чтобы ты стала моей девушкой. Хочу, чтобы эти глаза, губы, руки принадлежали только мне.

Я тогда просто потеряла дар речи, нет правда, не могла ничего сказать, хотя в душе хотелось петь и кричать от счастья. Он был интересным парнем, которого любая девушка пыталась заполучить. Зная это, даже не старалась привлечь его внимание, понимала, что шансов все равно нет. Может, это его и зацепило, не знаю. Мы уже несколько месяцев дружили, и переходить на другую стадию было просто страшно, хотя и сильно хотелось, мне во всяком случае. И тут вспомнила мое зрение и сказала:

– Я хочу, чтобы ты повторил свой вопрос, но только после того, как ты узнаешь, что я ношу линзы.

В этот момент была готова разрыдаться, потому что на сто процентов уверена, что услышу что-то вроде: «Извини, мне пора», но я ошиблась. Сейчас я, конечно, понимаю, какими глупыми были мои страхи, но тогда, правда, это могло стать для меня концом света.

– И что? – тихо спросил он, придвинувшись ближе ко мне.

– Что, что?

– Что в том, что ты носишь линзы?

– Тебя это не волнует?

Игорь рассмеялся и сгреб меня в охапку.

– Глупенькая, ты мне нравишься, не зависимо от того, носишь ты очки или нет, а уж линзы тем более. Если конечно этим ты не хочешь дать мне отворот поворот, то…

Я тогда просто не дала ему договорить, и сама поцеловала. В тот вечер мы так никуда и не поехали»

Вздохнув, закончила рассказ, надеясь, что ком в горле, мешавший говорить, все же протолкнется по пищеводу. Противное чувство, особенно, когда сопровождается весьма ощутимой тупой болью в груди. Все-таки жестоко, что человеческая память может хранить воспоминания так долго. Сначала они приятные, когда стремишься запомнить каждую мелочь. Но жизнь идет, и меняются обстоятельства, тогда эти записки в голове становятся мучительными. От них уже нет никакой пользы, только разрушительное уныние и тоска.

Марина произнесла:

– Молодец!

– Может быть, но этот молодец меня потом бросил. Между прочим, без объяснения причины. Так что сделай одолжение, давай больше не будем о нем, ладно? – самобичевание приятными и горькими воспоминаниями мне надоели. Ну, сколько можно! Уже и так казалось, что душу вывернули наружу, а потом вставили на место, так и не удосужившись расправить.

– Ой, прости. Больше не буду.

– Спасибо.