– Да что вы? То есть я стал причиной того, что вы сейчас вполне себе живы и здоровы, полны сил и устремлений, и это вызвало такую ненависть? – Гвинн расхохотался, потом нахмурился, глядя на обескураженного Уильяма. – А! Вам такое даже в голову не приходило. Ну что ж, давайте разберемся. Будь вы человеком, вы были бы уже мертвы и, может, даже страдали бы перед смертью. Вам выпал уникальный шанс, который даруется далеко не всем, вы пережили трансформацию, став сильнее. Вы можете наблюдать ход времени и даже чуть-чуть влиять на него.

– Вы лишили меня дома, семьи, чести, в конце концов. Я покинул родных и невесту перед свадьбой, опозорив ее и себя!

– Напомните, пожалуйста, а почему я отправил вас на корабль, мистер Вестфорд? – Гвинн с интересом смотрел на Уильяма.

– Боже, как же легко вы уничтожаете жизни и даже не помните этого. Вам ли рассуждать об Истинных и их вседозволенности! Вы волочились за моей невестой! И я решил вызвать вас!

– Что?! Я волочился? – вскричал Гвинн и расхохотался. – Ох, я волочился. – Он утер слезы. – Вестфорд, память удивительная вещь, далеко не все в ней легко найти, особенно когда живешь так долго. Но за одно я могу поручиться точно – мне незачем волочиться за кем-то. Уж не знаю, дар это или проклятие. Могу извиниться, если вам станет легче от того. Впрочем, вы правы! Я действительно перед вами виновен. Тут и Катрин, и граф правы, Истинные – такие же заложники силы своей крови и положения. Вполне может быть, что ваша невеста была нужна мне по каким-то причинам, так что мои рассуждения о справедливости и равенстве всегда разбиваются о то, кто я – Истинный от самой что ни на есть истинной крови.

– Это еще не все! – воскликнул Уильям. – Вы убили моего Инициатора!

– И кого, позвольте узнать, я убил?

– Эмили Рэтфорд.

– Хм, вот тут, боюсь, ошибка вышла. Я неоднократно встречался с ней, предупреждая о том, что ее поведение может ей дорого стоить, но убил ее не я. Впрочем, не могу отрицать, что я мог бы, но не остановил того, кто пришел за ней. Более того, я приказал шерифам отпустить тех, кого они хотели наказать за ее смерть. Разве вы не мучились тем, что она творила и заставляла творить вас? Эмили привлекала слишком много внимания к миру Вечных, даже с этой позиции она начала мешать.

– Вы не сможете понять, что чувствует Вечный, потеряв Инициатора. И какой бы она ни была, я ее любил.

– Мне жаль, но уверен, даже несмотря на любовь и связи крови, вы понимаете, что Эмили понесла заслуженное наказание. Впрочем, повторюсь, я не убивал ее.

– Но сделали так, чтобы она погибла.

– Примем как факт, что вам есть за что меня ненавидеть, мистер Вестфорд. – Гвинн усмехнулся, закончив спор. – Уговорили. Приношу свои извинения за все те невзгоды, что выпали на вашу голову из-за меня.

– Ой, да подавитесь своими извинениями, – буркнул Уильям, ожидая вспышки ярости со стороны Истинного, но Гвинн лишь рассмеялся. – Итак, вы знали, что я шпион эрла, более того, вы заранее подослали ко мне Эгиля. И что же – устроили для меня целое представление из оргий и философских бесед?

– Не для вас, но вы стали еще одним свидетелем моего полного падения и якобы завязывающихся связей.

– Вы скажете мне, зачем это все?

– Могу. Это не принесет вам никакой выгоды, а мне никакого вреда. Уже много столетий кланы Истинных играют в игру, ставки в которой – территории. Мой дед по отцу пришел в Британию с римлянами. Он решил основать новое королевство и, вырезав один из кланов Истинных, начал свой путь. Однако, в свою очередь, его убили другие Истинные, которые не хотели чужаков на своей земле. А может, это был эрл Годвин, кто ж теперь узнает. В пользу этой теории говорит тот факт, что мой отец был достаточно жесток и предусмотрителен, чтобы закрепиться. Он решил, что ему мало того, чем он уже владеет. Он подчинял себе другие кланы Истинных и создавал тот мир, который вы знаете сегодня. И в результате привел в Британию Вильгельма Завоевателя, заодно забрав себе еще и часть континента. Вы знали, что в свое время он отдал Константинополь туркам, когда Истинные Византии замыслили заговор против него? Впрочем, зачем вам этот урок истории. Довольно того, что после падения французских Домов, к чему он приложил руку, эрл Годвин – самый могущественный Истинный в мире. Признаюсь, что я такой же Истинный, как и мой отец. Мое отличие, правда, в том, что я стал независимым от клана, и в той вой не, которую веду я, под моими знаменами нет армий Вечных и людей. И мои цели – не построить новую империю, не власть над всеми Домами Истинных. Моя цель – пошатнуть позиции эрла. – Гвинн задумался. – Отец обыграл меня во Франции, когда понял, что я замыслил изменить систему, создав империю Истинных, которая способна противостоять ему. Теперь Юг, Запад и Восток укреплены ставленниками эрла, и скоро случится большая война руками и жизнями людей, что пошатнет Истинных Севера. Избежать ее, увы, не удастся. Вы – солдат, и вы точно окажетесь в гуще событий. Мне жаль. У вас остались идеалы, честь, благородство. Я бы хотел, чтобы вы шире смотрели на мир, чтобы кровь и вассальная клятва не были для вас шорами, которые не позволяют видеть картину целиком. Мне нравится думать, что однажды это изменит и вашу жизнь. А может быть, нет, так как вы погибнете в скорой войне. В любом случае, пока вам придется провести пару недель в подвалах этого прекрасного поместья, а за это время мир немного изменится. На всякий случай спрошу, вы хотите работать на меня, мистер Вестфорд?

– Я дал клятву!

– Глупо, но предсказуемо. Я мог бы помочь вам выйти из клана, вы знаете, но будете цепляться за то, что должно быть разрушено, – за свое положение вассала.

Гвинн позвонил в колокольчик. Уильяма сопроводили в подвал. Эгиль пересел к Гвинну.

– Объяснишь, в чем же я участвовал?

– Что ж. Дай подумать. – Гвинн закрыл глаза и улыбнулся. – В скором времени один известный советник принца Уэльского скоропостижно умрет, наверно, нечаянно сломает шею, упав с лестницы. Все шпионы отца доложили ему о том, как советник развлекался у меня. Мне же он не нравился – оказывал не то влияние на принца. Был излишне ортодоксален.

– А принцесса?

– Я просто оказал ей услугу. Дал свободу от брака, который ее тяготил. К тому же его высочеству пора вплотную заняться Наполеоном, а не семейными разборками.

– Но главное – Совет. Я же привез из Легиона полное одобрение твоих действий? Не ошибаюсь?

– Не ошибаешься. Я давно планировал создать организацию, которая будет сдерживающим фактором для любого из Истинных. Но кто будет сторожить сторожей? Так вот ирония в том, что Совет будет состоять из самих Истинных. – Гвинн улыбнулся.

– Сторожить всех, кроме тебя? – поднял бровь Эгиль.

– Пока задумано так, но кто знает, во что это превратится с течением времени и как повлияет на меня? Совет будет контролировать, как думают кланы, эрла, а на деле они станут контролировать друг друга. Легион будет за ними присматривать. А Большой Совет, состоящий из Вечных, станет еще одной структурой, которая не позволит кому-то перетягивать одеяло на себя. На него Истинные пока не готовы, но всему свое время – не правда ли? Ну и Катрин… Ах, Катрин, конечно, жаль. Она много лет была мне неверной и невероятно порочной подругой.

– Ты убьешь ее?

– Зачем? Она прекрасно сыграла свою роль двойного агента, надеясь выторговать себе место главы клана под протекторатом эрла в новой Франции и одновременно якобы помогая мне создавать Совет как верная подданная Рауля де Вермандуа. Теперь она – головная боль отца. Надеюсь, что эрл пощадит ее. Рауль точно пощадит. Пока все шпионы, включая Катрин, развлекались безумными вечерами, либеральными речами и тайными революционными беседами, я встречался с кланами. Вермандуа собрал остатки французских Домов под свой протекторат, ему уже принесли клятвы верности. Но для того, чтобы вернуть независимость всей территории, у Вермандуа не хватит сил. Эрл все равно останется владетелем Запада, Юга и Востока, но подчиненные ему кланы теперь под защитой Совета. Формально эрл владеет миром. В реальности любой из представителей свободных кланов и подчиненных эрлу может воззвать к справедливости. Совет станет системой мер и противовесов. Теперь война станет хотя бы частично бюрократической. Север пока не верит в затею, но тут отец сам себе навредит Наполеоном. В общем, я очень надеюсь, что Катрин сможет сбежать. Я любил ее по-своему, как и она меня. Да и ее протеже, хочется верить, останется на свободе. Она прекрасная актриса и танцует прелестно. Мы не раз о ней услышим. Я уверен. Кстати, и в постельных делах протеже хороша, если тебе интересно.

– Неинтересно… Поэт? Он тоже как-то принимал в этом участие?

– Он просто нравился Катрин. Впрочем, он был весьма мил в своем желании познавать мир…

– Тоже неинтересно!

– Твой пуританский нрав меня пугает и одновременно забавляет, Эгиль. Но я это принимаю и уважаю. Заканчиваю. Еще я встретился с представителями американских кланов – в скором времени, занятый войной, перестановкой сил в Европе и Советом, эрл лишится своего влияния в Америках. Война за независимость помогла местным кланам задуматься, что совсем не обязательно отчитываться перед Европой и моим отцом и можно стать хозяевами самим себе. А вот сдерживать их будет все тот же Совет. Я боюсь, правда, что тогда эрл обратится к Азии и Индии, но это чуть позже. В общем, это пока все, что тебе нужно знать.

– Ты говорил о войне. Гвинн, война Наполеона уже идет.

– Да, но она закончится не так, как думает отец. Для этого я снова отправляюсь в Россию.

– Мы.

– Нет, ты останешься, Эгиль. Твое место теперь в Совете. Ты станешь главой гвардии. Должен же их кто-то охранять и присматривать за ними. Я уже обговорил это. Ты наберешь независимых Вечных и создашь структуру, которая позволит вмешиваться во внутренние проблемы кланов, что запрещено Легиону.

– Как мило, что ты посоветовался со мной, Гвинн, в выборе моего предназначения, – саркастично процедил Эгиль.

– Это для твоей же пользы. Так эрл не призовет тебя обратно. Формально ты в его клане, хоть и вольноотпущенный, но он не дает, как бы я ни бился, тебе полной свободы. Несмотря на все свитки, манускрипты и книги, что я ему отдал, несмотря на все результаты исследований. Я понимаю почему. Ты – тот крючок, которым он держит меня. Совет как контролирующий орган даст тебе протекцию.

– Мы никогда не теряем своих цепей. Но тебе не понять. Ты лишь говоришь о крючках, но висеть на них приходится другим, даже мне.

Гвинн отвернулся от Эгиля, с деланным интересом перебирая бумаги на столе.

– Глубокое заблуждение думать, что Истинные – свободны. Тебе напомнить о моем детстве и юности? Я пытаюсь освободиться уже очень долго.

– Как Истинный ты можешь создать свой клан, вступить в войну с отцом, устроить переворот и убить того, кто тебе мешает. Тебе не могут приказать связью крови. Ты понимаешь, каково это, когда тебе приказывают убить свое дитя или своего Вечного и ты вынужден подчиниться? Истинные – вершина пирамиды, Гвинн. И доказательство тому то, как легко ты сейчас распорядился всеми нашими жизнями. И моей жизнью в том числе. Моей – твоего друга!

– Так будет лучше.

– Если ты так говоришь, Гвинн… Всегда, когда ты так говоришь. Знаешь, а ведь Вестфорд был прав, когда однажды сказал, что Истинные не могут быть друзьями Вечным. Вы все равно боги этого мира, лишь иногда нисходящие до нас.

Эгиль поднялся и вышел, оставив Гвинна в одиночестве. «Может быть, и стоило найти Еву – принять дар Деотерии, – подумал Гвинн в очередной раз. – Так все стало бы проще. Или сложнее».

Уильяма освободили через несколько недель. Он вернулся в клан эрла, не нарушив клятву, данную Годвину, что, к сожалению, больше не давало ему возможности называть Эгиля своим другом, хотя втайне он все равно считал его таковым. Они редко встречались, но когда это происходило, забывали о клановой принадлежности, чтобы напиться в старой комнате. Эрл смотрел на это снисходительно, что удивляло Уильяма. Смерть Эгиля хоть и опечалила Уильяма, но он понимал, что это плата за мнимую свободу и нарушение клятвы. За наглость хотя бы думать, что можно быть независимым.

Война началась, как и говорил Гвинн. Всего через несколько месяцев после встречи с Гвинном Уильям замерзал где-то в лесах России, глядя в высокое темное небо. Если бы он не окоченел так сильно, его бы даже насмешила собственная смерть. Уникальная для Вечного: ему было так холодно, что он не мог двигаться, и утреннее солнце завершит его путь. Теперь навсегда.

«Может быть, так и лучше. Я слишком много брал в долг у жизни, я давно заслужил то, чтобы стать пеплом под солнцем».

– Неплохая погодка, не правда ли? – услышал он знакомый, чуть насмешливый голос. Уильям с усилием повернул голову. Неподалеку стоял Гвинн, одетый в огромный тулуп, и его глаза ярко светились во тьме ночи. Легкий запах полыни щекотал ноздри, так контрастируя окружавшему Уильяма снегу. – Хотя, кажется, вы не в состоянии сейчас оценить ее. – Гвинн говорил таким тоном, будто они стояли в гостиной его особняка. Вестфорд попытался улыбнуться, но у него не вышло. – Я искал вас, Уильям, это было сложно. Хорошо, что ваши мысли такие громкие в своей претенциозности! Зачем вы подались в эдакую чащу? Шли бы по дороге, где мои люди ждали вас.

– Чтобы убить? – еле слышно проговорил Уильям.

– Пф-ф-ф, зачем бы мне было тогда вас искать? Вы, кажется, и так собираетесь умереть. Ах, извините, стать пеплом под солнцем, – насмешливо произнес Гвинн. Его люди уже развели яркий костер, и кто-то поднес Уильяму флягу с кровью к губам.

Уильям не ответил и не смутился. На это не было сил. Впрочем, ответ и не требовался.

– Вы с завидным упорством спасаете мне жизнь, – проговорил Вестфорд ближе к рассвету, сидя в маленькой избушке, куда его приволокли, все еще не до конца пришедшего в себя. – Я не забуду этого.

– Не стоит благодарности. – Гвинн искренне и легко улыбнулся. – Мы по разные стороны в этой войне, и я знаю, что вы верны эрлу Годвину, слишком благородный или слишком глупый, чтобы сделать другой выбор, нарушив присягу. Впрочем, этим вы мне тоже нравитесь, Уилл. Постарайтесь не умереть, вы один из немногих в клане отца, для кого честь – не пустой звук. Мне будет жаль вас.

Уильям Вестфорд протянул руку Гвинну Уэссекскому, Истинному королевской крови, сыну своего эрла и врагу своего эрла. И тот пожал ее.

Он много раз встречал Гвинна после этого. Это были разные страны, это были разные ситуации, но он всегда помнил, как тот с сожалением смотрел на него, пожимая руку в том далеком холодном лесу.