Молодая незапыленная листва мягко шелестит где-то выше. Земля чуть прогрета, но трава уже разрослась, молодой мох мягкий, между его холмиками пробиваются листочки ягодных кустиков. Сережа лежит на спине, перебирая рукой травинки, ощупью выбирая нужные растения, периодически вкапываясь пальцами в землю, нашаривая корешки. Растительность буйная, и даже на том клочке земли, до которого он может дотянуться не вставая, выбора вполне хватает. Сережа переламывает ядовитые стебельки, обрывает листья, другая рука привычно перехватывает добычу и, сминая, заворачивает в бумагу. Сладко-терпкий дым стелется низко над лужайкой, не поднимаясь в небо. Сережа смотрит на серо-стальные облака, быстро меняющие форму. Он схватывает не их самих, а измененные, яркие образы, отраженные в голове. Облака близко к нему, он ощущает их запах.
Вкусно. Перед глазами ярко мелькает живое, обволакивающее небо, оно на языке, тени пляшут, дым струится, сливаясь с облаком. Рука мягко срывает еще растения, меняя запах, вкус, форму иллюзий. Где-то в затылке чуть ломит, в ушах трубный звук. Дым забивает ноздри, небо падает, окружает, поднимает, он не чувствует себя нигде, кроме точек, улавливающих силу этого давления. Его личное небо. Живое, близкое. Пришедшее само. Не то механически завоеванное пространство, в которое его толкает отец. Если ударить по этим запахам деревянными крыльями, пропадет и само небо, не только его мираж. Слишком назойливо, неестественно посягательство человека на его вышину.
Облако настигает солнце, оно рвется из его рук – перистых ответвлений, мелькают красные закатные отблески. Последний вечер так, без оков. Завтра его увезут. Сережа не может прогнать мысли, мешающие задремать прямо в объятиях неба. Форма, муштра, строй, учеба. Вечная серость вместо его поляны. Слюна во рту горчит, уши заложены. Злоба, обида стягивают покрывало дремы, холодят изнутри. Отец не имел права решать за него. Как хорошо было в детстве! Они вставали вместе, по росе шли на луг, отец показывал ему приемы деда-мечника, приемы, никогда не использованные им самим нигде, кроме тренировок. Они одни среди тумана, стук деревянных мечей, туман и небо вместе, и тишина, и вечный стук. Сестренка еще слишком мала, чтобы идти вслед за ним. Где была грань, когда это милое наивное существо стало его кошмаром, неотвязной тенью, вечным укором? Сейчас она каждый день мучает его, что-то твердит, так суетится, будто он на больничной койке.
Дерущий горло кашель скручивает в комок, он задыхается; небо скомкано; он еле ложится на бок, руки нервно ищут рядом очередной корешок. Небо становится темным, почти незримым, но он уже привык, что под конец полусна почти не видит, что пропадает зрение и остается стук в ушах, едкость дыма во рту. Солнце все еще не зашло, закат дарит последние краски.
Сережа лежит в полусне, руки сжимают мох и едва тлеющий огарок. В голове голоса: что-то заставило выйти их снова, образы из полудетства. Это было лет пять назад. Ему девять, он во главе шайки мальчишек. Теплая осень, яблони клонят к земле уставшие, отяжелевшие от плодов ветки. Они всегда шли район на район – дети замусоренных переулков под боком у фабрики и счастливые обитатели полосы вдоль городских садов. И еще большой вопрос, кому были выгоднее эти набеги – «истинным» горожанам, лакомившимся фруктами, или «сельчанам», таскающим с улиц старую арматуру для своих игр. В тот раз Сережа повел отряд на самый край сада, к дому с синей облупленной крышей. Они тогда встали все, остановились, увидев тот дом, а он пошел дальше один, зная, что не достанет и яблока в этом саду, только не мог остановиться, не подойдя ближе.
Паренек старше его на год, с черными волосами, одиночка и гроза вражеской шайки, если та была в обороне. Он за забором, это его дом. Он, как всегда, отрабатывает приемы, не обращая внимания на чужой отряд: тот недостоин его. Сережа перемахивает через символическую изгородь и бежит с неуклюжим мечом (расплющенным ломом) на врага. Вот сейчас тот достанет знаменитый кинжал… Дик поворачивается и ловит железо голыми руками, обдирая ладони о едкий ржавый налет. Смотрит горящими черными глазами, и Сережа сам не понимает, как падает, как получает удар своим бывшим оружием. Он не смог даже коснуться Дика… Там, за забором, слышится смех. Они не пойдут его выручать, они все боятся молодого Рихарда. Сережа ни разу не преуспел в атаках, всегда был бит, но старый дом притягивал снова ввязаться в обреченный бой. Он лежит на спине, над ним небо и вечная ухмылка соперника, нагло заглядывающего ему в лицо…
Дика увезли больше года назад, и на короткое время все банды Города подчинились авторитету Сережи. А теперь отец увозит его самого, и спустя год снова рядом окажется самодовольная ухмылка мальчишки, спасшего полуостров. Дик, герой Каньона… Одна из самых неприятных сторон его ссылки в училище…
Сережа сам не заметил, как сон уступил место обмороку.
Огромного роста мужчина завел Сережу в кабинет и тихо притворил за ним дверь, оставляя его одного. Широко распахнутое окно впускало так много света, что бледное дерево на стенах будто светилось. Пятно света от полок, небольшой столб огня от шкафа… Сережа прищурил глаза, оглядывая обитель Буаро. В тени оставался только массивный стол, забросанный бумагами. Стул был отодвинут к стене, – казалось, только сейчас командир крепости резко оттолкнул его, стараясь быстрее покинуть кабинет. Часов не было. Время не ощущалось, свет из окна играл с пылинками, равно как допуская видения из прошлого, так и предлагая мыслям бежать вперед.
Сережа медленно пошел вдоль стола, по-детски ведя рукой параллельно краю – бумаги с шуршанием разлетались от его прикосновений. Стул недовольно заскрипел. Стараясь точнее уловить звучание, Сережа несколько раз осторожно подвигал стул, заставляя ножки петь в унисон с половицами. Было тихо и сонно, ни звука в коридоре, и совсем непонятно, сколько еще ждать командующего.
Сережа опустился на стул и закинул ноги на стол. Уголки губ чуть дернулись в довольной ухмылке. Что-что, а следовать навязанным правилам он точно не собирался, что бы ни вздумал твердить ему Буаро; он сможет вдоволь измотать командира, наогрызаться, тем более что это вконец разозлит Ленку. Сережа так и не простил сестре ее последнюю выходку: она посмела прокрасться за ним на поляну и не просто шпионила, а еще и отца позвала! О том, что отцу пришлось уносить его из леса в бессознательном состоянии на руках, Сережа не думал. Сестре было очевидно, что он загнал себя в угол и умирает. Отцу было очевидно, что с этим надо срочно что-то делать. Мать просто плакала. А ему было очевидно, что они все не имеют права решать за него. Даже – жить ему или нет. Тем более это.
Сережа закрыл глаза. Голова с того дня в лесу кружилась почти не переставая. Он понимал, что перешел черту и вряд ли ему поможет даже строгое соблюдение режима в училище. Это не вызывало страха, скорее – интерес, любопытство, как будто он смотрел на себя со стороны. Конец пути был только словом, и чем больше в семье накалялась атмосфера и росла паника, тем больше соблазна было в пути.
Он задремал. Сны были цветными пятнами. Различать их уже который день не выходило. Люди периодически тоже становились неразличимы, как эти пятна, и он крутил головой, пытаясь нашарить контуры. Тогда Ленка кричала особенно громко и испуганно, и он нагло смеялся над ней.
Дверь скрипнула. Глаза сквозь веки уловили мелькнувший силуэт. Сережа открыл глаза не сразу специально – в предвкушении привычной гневной тирады очередного учителя. Тишина странно затянулась. Он крепко зажмурился, стараясь прогнать сон, и открыл глаза.
Буаро уже успел снять плащ и теперь стоял к нему спиной – похоже, наливал воду из графина: слышался слабый звон. Сейчас он обернется и…
– Будешь пить? – Буаро приветливо протянул ему стакан, подходя к столу.
Не заметить наглую выходку мальчишки-новобранца было невозможно. Буаро уселся прямо на стол, чуть подогнув одну ногу.
– Твой отец из меня чуть душу не вынул.
Это было сказано таким доверительным тоном, с такой искренней грустью, что и так удивленный Сережа опешил вконец.
Буаро буравил взглядом стакан, аккуратно вращая его несколькими пальцами.
– Я вроде как пообещал ему, что смогу сделать из тебя адекватного, а главное, живого человека, но вот пока сам я не очень уверен в своем слове.
Командующий поднял голову и серьезно посмотрел на мальчика. Встретившись с ним взглядом, Сережа невольно напрягся. На строгого учителя этот человек точно не походил, и позволить себе дерзость явно не страшно, но что-то в нем было, что делало невозможным любую грубость или хамство. Отпор указаниям – не вопрос. Но такая же лютая борьба, как раньше, дома…
– Я поставлю? – Буаро как ни в чем не бывало подвинул его ногу, освобождая место для стакана.
Сережа ошарашенно понял, что до сих пор сидит вразвалку за столом командира крепости.
– Конечно, я разрешаю.
Быстро вспыхнувшая улыбка скрасила секундную заминку. Сережа закинул сцепленные руки за голову. Он снова ощущал себя хозяином положения.
Буаро продолжал наблюдать за ним с легкой улыбкой.
– Ты не самый трудный ученик на моей памяти.
Памяти… Звучало так, будто Каньон воспитывал подростков десятилетиями, а не пару лет. В Городе могли по именам назвать всех студентов Буаро, благо имен было не больше двадцати. Сережа даже не знал, радоваться или нет, что он оказался не самым задиристым среди всей этой братии. Точнее, пока не оказался таким. И это только по мерке командира…
– И кто у тебя тогда самая большая ходячая проблема? – полюбопытствовал Сережа, догадываясь, чье имя услышит в ответ. Вопрос прозвучал мрачно.
Теперь уже Буаро улыбался в открытую. Налет неприязни в вопросе он, несомненно, уловил и, разумеется, понял, чем она вызвана. Он встал со стола и отставил стакан подальше от Сережи. Тот внутренне напрягся, ощущая, что сейчас разговор станет более деловым.
Пока Буаро начал с того, что протянул ему ключ:
– Это от комнаты в общежитии при училище. Комната на двоих, жить будешь вместе с Диком.
– ЧЕГО???
Ключ скользнул между пальцами, когда Сережа попытался вскочить. Из положения, в котором он находился, старт вышел явно неудачным. Стул въехал в стену, руки неловко взметнулись вверх, ноги резко по инерции сдернулись со стола. Сережа рухнул между мебелью, как сложившаяся книжка, шибанувшись по пути лбом об угол. Отлетевший на пол ключ еще несколько секунд звенел, перекатываясь по половицам.
– Живой? – негромко спросил Буаро. Он остался стоять в той же позе, только глазами проследив за полетом.
– С Рихардом? – тихим голосом переспросил Сережа. Переспросил просто по привычке что-то говорить. Ошибки и вариантов тут быть не могло.
Он медленно сел, потирая лоб. Буаро молчал. Когда его новый ученик наконец вылез из-за стола, вид у него был потрепанный и злой. Простым недовольством такое выражение лица никто б не рискнул назвать.
– Проблемы? – так же спокойно поинтересовался Буаро.
Паренек стоял напротив взъерошенный, со сжатыми кулаками.
– Я бы на твоем месте взял ключ. – Буаро не стал дожидаться внятной реакции. – Дик предпочитает на ночь закрывать дверь, так что, если не хочешь спать на улице, лучше подними. Судя по тому, что я услышал от твоего отца, домой тебя в ближайшее время вряд ли пустят.
Сережа хотел сказать, хоть как-то ответить, но гневная тирада захлебнулась сама собой. Потрясенный, он стоял, чувствуя себя беспомощным болваном, и глупо ловил ртом воздух, пытаясь осмыслить всю ту нелепицу, которая теперь должна была стать его повседневностью. Не просто видеть рядом этого самоуверенного спасителя вся и всех, а еще и жить с ним бок о бок?! Сережа с досады плюнул на пол, забыв, где он.
Буаро хмыкнул:
– Ключ. Подними, а потом плюй сколько влезет. Другого места не будет. В чем я согласен с твоими близкими – это что присмотр за тобой действительно нужен. И Дик с этим справится лучше других, к присматриванию и воспитанию неординарными методами у него просто талант.
– Издеваешься?!
– Скорее предупреждаю. При нем на пол лучше не плюй. И лучше вообще просто тихо сиди, – подумав, добавил Буаро. – Дик, мягко говоря, тоже не был рад новому соседу. Точнее, просто соседу…
– А, то есть раньше хоромы у него личные были? – Сережа чувствовал, как все годы детских разборок оживают в нем одной большой потребностью наконец-таки разобраться с противником. Подумать только, еще этот недоволен!!! Король, блин!!! Тоже мне воин с синей зубочисткой.
– Ты выбрал уже себе имя? – Буаро отвлек его от планов скорой расправы над Диком.
– Перебьетесь, – мрачно отрезал Сережа.
С новостями о комнате он успел забыть, что через несколько дней ему придется прыгать с башни на огромном летательном аппарате, готовность которого к полету никто не проверит. И этот ритуал вдобавок лишит его прошлого и имени… Да-а, на фоне такого маразма перспектива жить с Диком в одной комнате вполне вписывалась в общую картину. Не желая нарваться на новые вопросы или, что еще хуже, новости, Сережа сгреб с пола ключ. Комната, такая светлая и яркая, начинала давить на него и вытеснять из себя.
Буаро прошел наконец к своему месту, поднял стул, спокойно сел, каким-то чудом почти не отрывая глаз от собеседника.
– Как хочешь. Время у тебя еще есть.
– Могу идти? – Резкий короткий вопрос Сережа задал почти с порога.
– Эй! – Возглас Буаро перехватил его совсем в дверях. Он снова улыбался, может, даже более лукаво, чем подобало в этой ситуации. – Будешь выбирать имя, не забудь, что Дик тоже будет тебя так называть.
Сережа захлебнулся глотком воздуха и выдохнул, яростно глядя на командира. Тот почти смеялся, глядя на него. Сережа повернулся, чтобы уйти.
– Если будут любые проблемы или просьбы, заходи! – уже в спину крикнул ему Буаро.
Дорогу к училищу Сережа умудрился найти только с четвертого раза, постоянно сворачивая не туда и путаясь среди кип лохматых кустов – выбранных им же ориентиров. Дорожки были усыпаны грубым песком и обломками вездесущих рыжевато-красных камней, и мальчик то и дело спотыкался об их угловатые выступы. Когда наконец из-за тонких яблонь вынырнула длинная трехэтажная постройка, с Сережи градом катился пот и ноги предательски дрожали. Он опустился на корточки, пытаясь сфокусироваться на своем новом жилище. Деревянные бревна плыли перед глазами, и на фоне ярко-голубого весеннего неба Сереже показалось, что он видит большой бревенчатый плот, уложенный набок. Закружилась голова, и он завалился на траву, по привычке ища за спиной сумку с мягкой курткой. Пусто. Несколько минут Сережа пытался нашарить в памяти момент, когда и кто забрал его вещи.
От размышлений его отвлекло движение впереди. Легкие темные тени мелькнули, заслоняя на миг здание училища, и, проследив за ними дальше, Сережа заметил сбоку еще одно странное строение, напоминавшее ему сушилку для посуды. Корпуса опускались и замирали на ее тонких балках. Солнце ушло за облака, и стали лучше различаться цвета. Вглядываясь в корпуса, Сережа внезапно увидел среди ярких пятен синее – кусочек вечного шторма. Дик Рихард.
Сережа вскочил мгновенно, не обращая внимания на обрушившуюся боль в висках. Еще не хватало, чтоб этот малолетний мученик увидел его в таком виде. Перед глазами сама собой возникла непрошеная картина: пренебрежение на лице Дика сменяется издевкой и его вечной гадкой ухмылкой. Прогоняя видение, Сережа не удержался и мысленно бросил кулак вперед, разбивая картинку, как зеркало. Лицо Дика с разбитым носом его повеселило, и он наконец двинулся дальше.
Несмотря на передышку, перед самым входом в здание его снова охватили прежние мысли. Вблизи постройка выглядела обычно и отбрасывала темную тень. Пустые оконные рамы без стекол, занавесок и тем более подобия растений в горшках. Никакого уюта. Серость, тяжеловесность и принуждение. Хмуро вглядываясь через порог внутрь, Сережа мысленно заставлял себя понемногу вдыхать дух казармы.
За спиной раздались шаги, и нестройный хор голосов окликнул его по имени, здороваясь. Радуясь возможности оттянуть неприятный момент, Сережа отступил от двери и повернулся к компании.
Лица все были знакомые. Компанию мальчишки, стоящего к нему ближе, чем остальные, он знал еще по Городу. Они мало общались с ним, однако, к немалому удовольствию Сережи, друзьями Дика тоже не считались. Хотя это были единственные ребята не из клана, которых молодой Рихард терпел без особых усилий.
Главаря здесь звали Анри. Сережа, видевший соревнования, знал это, а даже если бы и не видел вживую, узнал бы по рассказам горожан: яркая одежда ребят, совпадающая с раскраской их корпусов, хорошо запоминалась, и их имена часто были на слуху. В отличие от взрослых Лётных, компания подростков не удовлетворилась новыми именами и выделялась на общем фоне еще и бьющими в глаза красками, бесшабашностью и горячностью поступков.
Сережа в итоге поприветствовал их вполне радостно, даже спокойно выслушал, как они называют свои выбранные имена, правда, пока никак не мог их соотнести с приятелями из раннего детства. Его имя в компании тоже помнили, и он запнулся, не зная, стоит ли говорить очевидное. Но…
– Ты уже выбрал имя? – Вопрос парня, представившегося Лао, поставил его в тупик. Опять ему напоминали об этой гадостной части обучения. Он зло и резко мотнул головой, вызвав смех всей компании. Сережа уже был готов ввязаться в потасовку, когда до него дошло, что его не дразнили. На лицах было скорее понимание. И что-то еще. Ожидание?
– Все, кто приходил не по своей воле, строили такие рожи, – пояснил Рэй с довольной ухмылкой. – И через пару часов в воздухе могли кричать до хрипоты, убеждая новеньких вроде тебя, как здорово в небе.
Терпение Сережи неожиданно иссякло. Сорвавшись, он в сердцах плюнул на песок и быстро вошел в дом, не слушая смешков за спиной.
Темнота поглотила его сразу, и на какое-то время он снова потерял ориентир. Команда Анри не пошла за ним, и пришлось ждать, пока глаза привыкнут к полутьме.
Он стоял в центре длинного коридора, в обе стороны от него убегали двери. В обоих концах коридора были прорублены окна, но их перекрывали молодые деревья, и свет через них практически не проходил. Сережа вытащил из кармана ключ (вот черт! Нет бы потерял его где!) и попытался разглядеть номер комнаты. Возвращаться к Анри с его сюсюканьем о небе не хотелось. На всякий случай он ощупал ключ пальцами – ничего.
Ругнувшись про себя, Сережа наудачу пошел направо. Только сейчас он заметил, что все двери были открыты – не настежь, а совсем чуть-чуть, но ясно было видно, что запирать здесь что-то очень не любят. Обдумывая это, Сережа не заметил, как уткнулся в конец коридора, и уже почти решился окликнуть из окна Лао (этот хоть не улыбался так, будто всю жизнь мечтал встретить его именно здесь), как заметил на ближайшей к нему двери нарисованные синие полосы – эмблему волнующегося моря. Дик подписал свою дверь.
Ключ так и не понадобился. Дверь была открыта, как и все остальные. Сережа прислушался, пытаясь понять, внутри ли хозяин, потом вспомнил, что речь идет о Дике и такие штуки с ним бесполезны. Сжал зубы и толкнул дверь. Пусто. В отличие от коридора, здесь окно выходило на незасаженный участок и света было вдоволь. Комната была очень похожа на необитаемую. Заправлены были обе постели, на левой стопкой лежали новые вещи, и Сережа подошел к ней. На половине Дика вещей почти не было и царила безукоризненная чистота, будто здесь жила девчонка. Единственное, что выдавало молодого Рихарда с головой, – развешанные над кроватью короткие копья и мечи.
Развалившись на кровати, Сережа не заметил, как стопка его новой одежды рухнула на пол. Он вгляделся в потолок: по всей площади с него свисали сетки, короткие канаты и еще какие-то штуки.
В горизонтальном положении особенно сильно чувствовалась навалившаяся усталость. Сережа почти заснул, когда дернувшаяся рука ощутила что-то твердое под ладонью. Ключ. Ощущая, как губы сами расплываются в недоброй усмешке, Сережа все же нашел в себе силы перебороть усталость, добрел до двери и запер ее на два оборота ключа. И, довольный, снова рухнул лицом в подушку, заснув почти моментально.
О проекте
О подписке
Другие проекты