Их дружбы никто никогда не понимал. Ни друзья, ни соседи, ни родители.
Во всяком случае Катькины. Те всячески недоумевали, что их примерную девочку связывает с распущенной Людкой? Кстати, распущенной, по мнению Катькиных же родителей, Людка была из-за вседозволенности. А вседозволенность уже досталась Людке бонусом, в довесок к чрезмерной занятости её родителей.
В детстве их связь объяснялась жизнью в соседних подъездах. Понятно, что с младенчества знакомы, катались на одной карусели, дразнили одних и тех же мальчишек…
А потом ещё и в один первый класс пошли. И за одну парту сели. И по умолчанию стали лучшими подругами.
А потом пришли девяностые, и всё вокруг менялось с такой скоростью, что далеко не все успевали адаптироваться.
Катькины родители, к примеру, не успели.
И потому пополнили ряды «оставшихся на обочине». Катькин отец месяцами не получал заплату, а Катькина мама варила бульон из капусты и кубика «Магги».
Зато Людкины родители быстро сообразили, что делать.
Открыв пару магазинов, регулярно мотались на другой берег, в Хэйхэ, за товаром и складировали дома еду, шмотки и денежные купюры. Сами же дома практически не бывали. И Людка творила что хотела.
Быстро съехала по учёбе, связалась с дурной компанией и начала пробовать всё, что в 14 лет запрещено пробовать на законодательном уровне.
А Катька училась.
Потом приходила домой, делала уроки, хлебала капустный бульон и мечтала о новом платье. Катька мечтала, а Людка приходила к ней в гости и хвасталась. Новым платьем, джинсами и новостью об отпуске за границей. И при этом вопрошала: «Есть что пожрать?», сетуя на отсутствие в родном доме семейного тепла и домашней еды.
Доедала остатки капустного бульона и отправлялась на встречу со своими друзьями.
Без Катьки. Во-первых, Катьку всё равно бы не отпустили родители. Во-вторых, Катька всё равно бы не пошла, ибо друзья Людкины одевались с иголочки и на таких, как Катка, смотрели свысока. А в-третьих, Людка никогда не звала Катьку с собой. Не нужна ей была подруга в той компании. Слишком она, Катька, для той компании занудная. Не пьёт, не курит, на мальчиков не смотрит.
А в школе они по-прежнему сидели за одной партой.
Людка списывала у Катьки алгебру, рассказывала о новых приключениях, после уроков пёрлась к Катьке на обед, а затем по своим разгульным делам.
Так и дружили.
И что их связывало, понять никто не мог.
А Катькино окружение даже пыталось развести девок по разным углам.
– Ты что, не понимаешь, что она тебя использует? – кричала Катькина мать, доваривая бульон из капусты. – Она ничего тебе не даёт! Только берёт! Уроки списывает, объедает тебя! У самой денег вагон, а ни разу не принесла вшивой шоколадки!
Это было чистейшей правдой. Людка никогда ничем не помогала Катьке.
Пунктик был в голове у Людки: боялась она «дружбы из-за бабла», поэтому никогда ничего Катьке не давала. Боролась за чистоту отношений, так сказать.
Катьку иногда это бесило. И они ссорились. Как раз из-за бабла.
– Была бы ты нормальной подругой, не стала бы перед моим носом шмотками новыми трясти! – вопила Катька.
– А ты была бы нормальной – порадовалась бы за меня, а не завидовала!
Катька зеленела от злости, Людка прогуливала школу, чтобы не видеть соседку по парте.
А спустя несколько дней звонила ей и предлагала мир. И Катька предложение принимала.
Потому что искренне подруге сочувствовала.
Ведь обе прекрасно понимали: завидовала на самом-то деле вовсе не Катька Людке, а Людка Катьке. Всегда сваренному обеду, домашнему уюту и семье.
У Катьки, живущей в прямом смысле за чертой бедности, была семья.
А у Людки была лапша быстрого приготовления, куча разложенных прямо в её комнате коробок с всевозможным товаром, новенький «двухкассетник» из Китая и видеоплейер оттуда же. А семьи не было.
Катька была её семьёй. До самого одиннадцатого класса.
Людка боялась потерять Катьку, слушала её занудные нравоучения про учёбу и даже принимала их во внимание. Вероятно, поэтому дурная компания не засосала Людку основательно, и та умудрилась прилично закончить школу.
А после выпускных экзаменов они разъехались в разные стороны земного шара.
Людка, благодаря родительским деньгам, свалила в Америку.
Катька, благодаря хорошему аттестату – на бюджетное место в соседствующий с домом вуз.
В следующий раз подруги встретились уже в двухтысячных.
Взрослые, с дипломами и планами на жизнь.
Людка планировала отдохнуть полгода в России и вернуться в штаты, а Катька – выйти замуж за Дениса и уйти в декрет.
Денис, кстати, очень понравился Людке!
Такой прям мужчина!
Высокий, красивый, серьёзный – весь из себя надёжный.
– Везёт тебе, Катька, – вздыхала Людка, любуясь будущим мужем подруги. – У тебя семья будет. А у меня – работа в стерильном офисе, статус иностранки и жизнь подальше от родителей, которые готовы заплатить любые деньги, лишь бы за океан меня выслать.
– Не говори ерунды! – отвечала Катька. – Найдёшь в штатах свою любовь, будет и у тебя семья! Главное – немного подождать.
И Людка действительно немного подождала – буквально чуть-чуть, до ближайшего отъезда Катьки на один денёк к родителям. Тем же вечером нарисовалась в гости к Денису, угостила его дорогущим ромом из «Дьюти фри» и осталась до утра.
Их в одной постели Катька по утру и застала.
По-моему, звон разбивающегося на осколки Катькиного сердца можно было даже услышать. Но внешне Катька держалась молодцом. Многозначительно взглянула на бывшего жениха и такую же бывшую лучшую подругу, не сказав ни слова, развернулась и ушла.
Денис тем же утром протрезвел, схватился за голову и побежал молить Катьку о прощении.
Молил где-то с полгода. Но так ничего не вымолил.
Видимо, с горя женился на Людке и свалил вместе с ней в Америку.
А Катька родила Веронику, устроилась на работу учителем математики и жила себе мирно, никого не трогая.
Пока спустя пять лет после рождения Вероники на пороге её квартиры не нарисовалась Людка со своим выгодным, как она считала, предложением.
А заключалось оно в следующем.
В Америке уровень жизни несравним с Российским.
Веронике наверняка будет лучше жить там, нежели здесь.
К тому же Денис её биологический отец и очень хочет жить с дочкой.
И с Людкой.
Поэтому Катька должна отбросить в сторону эмоции, включить холодный расчёт и отдать Веронику отцу.
– Так будет лучше для всех, – подытожила Людка.
Катька молча смотрела на бывшую подругу.
В тот момент в Катькиных извилинах вдруг всплыла вся их с Людкой многолетняя дружба вместе с невысказанными обидами, накопившейся злостью и отчаянным желанием врезать Людке по её наглому ухоженному лицу. За всё, оптом.
Противиться этому желанию у Катьки не было сил.
Она и не стала противиться.
Сняла с кухонного крючка старую чугунную сковородку, замахнулась и что есть силы зарядила Людке в лоб.
И проделала всё это настолько быстро, что Людка даже опомниться не успела.
От удара в ушах зазвенело у обеих.
И на Людкин лоб тут же поползла шишка.
– Я думала, ты умнее, – скривившись от боли, но сохранив при этом гордое выражение лица, Людка ушла из Катькиной квартиры.
А чуть позже – из жизни Дениса.
Как-то так получилось, что детей у Дениса с Людкой не сложилось. А Денис очень хотел семью. И постоянно по этому поводу ныл. И пил. Если первое Людка ещё терпела, то второе терпеть сил уже не было, и Людка Дениса бросила. Правда, сначала через американского друга пристроила бывшего мужа охранником в баре, а уж только потом бросила. Работу Денис потерял по той же причине, что и Катьку с Людкой – из любви к алкоголю. Любовь эта его в могилу и свела. В тридцать пять лет Денис умер в собственной квартире от алкогольной интоксикации.
Катька к тому моменту отметила дочкино 10-летие и, в общем-то, жила счастливо.
Пока однажды её дочурка не упала в обморок на уроках. Потом ещё и ещё.
Четвёртый обморок случился у ребёнка уже в больничном коридоре.
А озвученный диагноз довёл до обморока саму Катьку.
Рак. У её Вероники, у её кровиночки. У единственной славной девочки.
Лечение требовалось не где-нибудь, а за границей.
И деньги на него требовались не малые.
Но откуда им взяться у учительницы математики?
Зато им было откуда взяться у Людки, которая за свою жизнь научилась хорошо зарабатывать (а может, унаследовала эту способность от родителей).
Людка никогда не переставала интересоваться Катькиной жизнью, всегда украдкой спрашивала у общих знакомых, как там дела у подруги. Поэтому о Катькиной беде узнала практически сразу. Как позже сказали врачи – своевременно. Именно своевременно на Катькин счёт поступила вся необходимая Веронике сумма в американской валюте.
И Вероника поправилась.
Полгода провела в лучшей клинике Европы, потом ещё год – в самых прогрессивных реабилитационных центрах мира.
Сейчас живёт, радует маму и сама радуется жизни.
А Катька безуспешно пытается связаться с Людкой. Но телефон Людкин не доступен, в скайпе она не появляется, и следов её вообще нигде не видно.
Всё, что у Катьки осталось от Людки – письмо, которое та прислала ей на электронную почту после того, как перевела деньги: «Вероника поправится обязательно. Ты сама там, главное, не раскисай. И насчёт денег не беспокойся. Ты мне ничего не должна. Это я тебе возвращаю долги. Прости за всё».
Надю бросил любовник.
Что, в общем-то, явление обыденное. С этим, конкретным, любовником. Потому как за восемь лет их с Надей знакомства он бросал её с периодичностью раз в полгода. Всегда по одной и той же причине. И всегда по одной и той же причине возвращался.
Сашка, Надина подруга, как-то сказала, что в жизни Надежды есть две постоянные величины: Надя хронически собирается замуж, и Надю бросает Орлов.
С замужем отдельная история.
Дело в том, что Надя туда не особо хочет. Но все вокруг твердят, будто «это ненормально, Надя кривит душой, а на самом деле её туда не берут, только она скорее съест свой любимый кактус, чем когда-нибудь в этом признается».
И где-то раз в два года таки «стреляет». В то самое место Надиных извилин, которые, видимо, отвечают за режим «хочу, как все». Режим этот активизируется, и Надежда старательно изображает из себя «нормальную»: ведёт задушевные беседы с очередным претендентом на мужа, говорит ему «да», сообщает подругам новость, а те проникновенно хлопают в ладоши.
То есть, хлопали. Первые раза три.
А потом перестали, ибо пришло осознание, что всё это – фуфло чистой воды.
Дело ни разу до девичника-то не дошло, куда уж до глобального!
Хотя прошлой осенью Надежда реально чуть не вышла замуж. Даже дата была обозначена. Но до ЗАГСа не дотянула.
Несостоявшийся муж ей тогда ещё сказал: «Странные вы, девочки. Живёте своей привычной жизнью и свято верите в то, что придёт мужчина и всю эту вашу привычную жизнь поломает. Главное, верите и боитесь. Нахрена, спрашивается?»
Будто девочки знают…
Ну да ладно.
Про Надиного любовника.
Тут тоже все затейливо. Познакомились они восемь лет назад, когда Орлов только развелся со своей первой женой. И с тех пор Надежда умудрилась в качестве его любовницы «пережить» ещё трёх его жён.
Справедливости ради следует заметить, что в перерывах между женитьбами Орлов и Надежду пытался «обратить в брачную веру». В ответ натыкался на гримасу, вздыхал и пёрся в ЗАГС с какой-нибудь Ирой. Но дорогу к Наде при этом не забывал.
И где-то раз в полгода в нем включался режим «верный супруг». Орлов проникался любовью к своей очередной жене, страдал от угрызений совести и, как следствие, бросал свою любовницу – Надю, то есть.
Не в смысле – банально переставал звонить и пропадал, а в смысле – реально «бросал». Ну там, с непростым разговором, сложносочиненной смс и непременно с трогательной драматичностью.
Сначала сообщал Наде, что «больше её не хочет», затем «благодарил за понимание» и добавлял напоследок что-нибудь в духе «я просто хочу быть с тобой честным».
Ну, надо же ему хоть с кем-нибудь быть честным, в конце концов?
Потом шло время, режим «верный супруг» снова клинило, автоматически запуская режим «стандартный кобель». И Орлов «возвращался» к Наде, лепеча себе под нос что-то в духе: «Ты – моя слабость».
И Надя его «принимала обратно».
И ей за это совершенно точно никогда не было стыдно.
Во-первых, Орлов хороший любовник. И этого аргумента в принципе достаточно для того, чтобы забить на мораль. Во-вторых, если мужу плевать на то, что он изменяет своей жене, то любовницу, по мнению Надежды, тем более не должно волновать душевное состояние незнакомой ей особы. Ну а в-третьих… не Надя, так другая. Как-то Надежда призналась мне, что поначалу совесть её таки погрызывала. И однажды, когда Орлов первый раз сменил статус разведенного на статус женатика, Надя осторожно поинтересовалась:
– Сколько у тебя было любовниц при первой жене?
Надежда была уверена, что он скажет «нисколько», и приготовилась сдохнуть от этих самых угрызений, как и полагается каждой совратившей невинного телочка паршивке.
Но он ничего не говорил.
Он молчал.
Что Надежду крайне озадачило.
Она с любопытством подняла на него глаза и на мгновение потеряла дар речи: он СЧИТАЛ! Наморщив лоб, поглядывая задумчиво в потолок и по очереди, один за другим, загибая пальцы.
Надина совесть словила увесистый хук и, заткнувшись навечно, отползла в самую глубину души. А вот его совесть так далеко не ползала. И приблизительно раз в полгода напоминала о себе. А потом опять сваливала. И так восемь лет.
Надю всё это крайне забавляло. Потому что по большому счёту не имело к ней никакого отношения. Она не была ЕГО женщиной. А значит «бросить» её он по определению не мог. Невозможно бросить того, кого у тебя нет.
Он «уходил», она закрывала за ним дверь и продолжала жить своей жизнью. Которая была у Нади всегда, независимо от его присутствия или отсутствия.
Надя не сидела у окошка в ожидании любимого, подперев кулачком подбородок. Не претендовала на что-то большее и никогда не метила в жёны.
Потому что её устраивало быть любовницей.
Устраивало не брать трубку поздним вечером или врать про занятость, когда, возвращаясь от друзей слегка под градусом, он звонил ей и просился приехать (жена-то на занятость не могла спереть).
Устраивало, что он не задавал вопросов, где Надя и с кем, когда не с ним (потому что не было у него никаких прав на подобные вопросы).
Устраивало, что его всегда выглаженные рубашки пахнут «Ленором», и это не Надина забота.
Устраивало получать цветы седьмого, а не восьмого марта (восьмое всецело принадлежит жене и тёще). И радоваться, скажем, подаренному ко дню рождения новенькому сотовому телефону. Даже двум. Потому что первый не прожил и месяца, попав под зад увесистого электрика, во время ремонта стиральной машины присевшего на табурет, где этот самый телефон лежал.
Орлов, кстати, увидев у Нади тогда новую стиральную машину спросил:
– Откуда она у тебя?
– Друзья скинулись и подарили на день рождения. А что?
– Жена второй год клянчит такую же, а я всё никак не куплю.
Ну да. А Наде два сотовых за один месяц (которые в разы дороже той машинки) – пожалуйста. Надя ведь любовница. С ней, вроде как, положено быть щедрым. Не то, что с женой…
И самое главное – Надя никогда не любила Орлова. Ей просто было с ним удобно.
С ним и с толпой поклонников, коих в жизни Нади всегда было в достатке.
Но ближе к теме.
В этот раз Орлов снова бросил Надю.
Но что-то в её организме пошло не так.
Главное, стандартный сценарий – драматичность, «спасибо за понимание», все дела…
Но Надю зацепило.
ТАК зацепило, что слышала стук собственного сердца, а слёзы сами по себе покатились долбанными ручьями, размазывая по щекам новенький «мэйбилин-тройной объём». Было горько, обидно, паршиво…ещё как-то было – Надя тогда не смогла распознать, как именно.
И начались звонки подругам с печальной новостью: «Орлов снова её бросил».
– Шо, опять?! – хихикнула Наташка.
– Не новость, – протянула Маринка.
– Ненадолго, – резюмировала Ленка.
– «До встречи через месяц-другой» не сказала? – поинтересовалась Сашка, попивая остывший чай на кухне у Нади.
– Нет. Это реально конец. Потому что надоело.
Сашка удивлённо посмотрела в Надину сторону:
– С чего вдруг? Ничего же нового не произошло. Ушёл и ушёл. Позвони кому-нибудь, развейся.
– Некому звонить.
– Как это?
– Так это. Никого не осталось. Всех разогнала.
Это была чистая правда. За последние полгода Надя постепенно избавилась от всех своих так называемых поклонников.
Ничего не объясняя, молча вычеркивая из жизни каждого по очереди.
Сначала удалила из телефонной книги Игоря.
Затем порвала с Серёгой.
Запихала в чёрный список Илью.
Никто из них ничего плохого Наде не сделал. Но с чего-то вдруг она решила, что им в её жизни больше делать нечего.
Сашка внимательно посмотрела Наде в глаза.
– Дело ведь не в «бросании», верно? Есть что-то ещё?
И что-то ещё действительно было. Только произносить это вслух никак не хотелось.
Перед тем как в очередной раз «порвать с Надей», Орлов сообщил новость.
Его четвёртая жена ждёт ребёнка.
По-моему, Надя в этот момент была за него рада.
Хотя бы потому, что для Орлова стать отцом было великим счастьем, до сих пор недостижимым. У двух последних его жён были дети от предыдущих мужей, а вот у Орлова не было. А он очень хотел.
Где-то в 25 лет начал хотеть, но получилось только в 39.
И только с четвёртой женой.
Действительно, до любовницы ли теперь…
– Четыре недели всего. Кроха совсем… Но МОЙ кроха. Представляешь, я отцом стану!!!
– Круто. Не, правда круто! – радость среди испытываемых Надей эмоций в тот момент была точно. Но затесалось среди них что-то ещё…
Какое-то такое чувство, которое испытывает человек, когда очень сильно чего-то хочет, а тут узнаёт, что это получил кто-то другой.
Ну, или другая.
И становится не просто грустно.
Становится как-то очень-очень грустно.
Потому что Наде вот-вот стукнет тридцать.
И она отчаянно, до боли в сердце, хочет ребёнка.
Она хочет, а у Орловской жены будет.
– Я правда за него рада, – почти шёпотом убеждала нас Надежда.
О проекте
О подписке
Другие проекты