А зачем в одноместном номере два шкафа? Виант потянул на себя высокую белую дверь. Господи! Это надо же было одичать до такой степени. Правая рука сама шлёпнула по квадратному выключателю возле высокой белой двери. Это же обычный санузел. У дальней стены душевая кабинка, белая занавеска сдёрнута в сторону. Прямо из кафельных плиток торчит конусообразный распылитель душа. Рядом раковина с овальным зеркалом в пластиковой раме и унитаз. Блаженство! Виант склонил голову. Самый настоящий унитаз с белой сидушкой и крышкой. Будто и этого мало, в стене по левую руку вделан держатель с целым рулоном нежно-жёлтой туалетной бумаги.

Это всё сон, сон. Виант, будто не веря собственным глазам, дотронулся до белого бачка, кончики пальцев ощутили приятную прохладу. Не, это точно самый обычный, самый настоящий унитаз со сливным бачком. На таком унитазе можно сидеть долго, долго. И не просто сидеть, а читать планшетник или играть на ноутбуке. И при этом ни одна уголовная морда не будет стоять над душой и требовать немедленно освободить парашу.

– Что? Не ожидал? А я тебя предупреждал.

Виант обернулся. Вербовщик улыбается как Дед мороз, который только что подарил послушному мальчику вожделенную железную дорогу. Игрушечную, естественно.

– Если честно, – Виант отвёл глаза в сторону, – как-то забыл, упустил, что ли. А то третий год из одной камеры в другую. Даже казарма в «Облаке» всё равно похожа на камеру, только гораздо более просторную и сразу на целый отряд. А тут…

– А тут одноместный номер для младшего научного сотрудника, – Николай Павлович шлёпнул ладонью по дверному косяку. – Располагайся. В шкафу одежда на первое время. Поди, не терпится скинуть зековские шмотки, – Виант молча кивнул. – Ужин давно закончился, но я распорядился. Тебе принесут что-нибудь поесть.

Ужин? Еда? При этих волшебных словах пустой желудок тут же заурчал и заёрзал. За всеми этими думами, волнениями и впечатлениями напрочь забыл о хавчике. Последний раз довелось пожрать ещё в Краснопресненской «пересылке» – как давно и как далеко это было, будто в другой жизни.

– Только, это, не расслабляйся, – Николай Павлович поднял указательный палец. – Официально ты всё ещё осуждённый, так что из номера не выходи. Думаю, для отдыха десяти часов тебе хватит. Так что завтра в полдень, то есть, уже сегодня, за тобой придут.

– А пока, как я понимаю, расспрашивать вас бесполезно? – Виант склонил голову.

– Правильно понимаешь, – Николай Павлович усмехнулся. – Пока ты не дашь очень строгую подписку о неразглашении, никакой информации. Ну всё, до завтра.

Вербовщик вышел в коридор и аккуратно закрыл за собой дверь. Виант невольно напрягся… Но нет, такого привычного, такого противного шелеста сдвигаемого засова так и не последовало. Ну да, Виант самодовольно улыбнулся, с чего ему быть? Снаружи нет никакого засова. В двери в номер для младшего научного сотрудника нет ни глазка, ни «кормушки». Может быть для кого-то и мелочи? Но для того, кто уже третий год из камеры в камеру, это очень приятные мелочи. Только здесь и сейчас, Виант вздохнул полной грудью, он почувствовал приятный воздух свободы! Да и пахнет здесь далеко не так, как в тюремной камере.

В одиночестве, тем более за плотно закрытыми дверями, люди творят странные вещи. Наедине с самим собой можно не стесняться. Зековский сидор тут же улетел в угол. Ну его к чёрту! Виант подошёл к кровати и рывком сдёрнул серое покрывало в сторону. Бельё. Самое настоящее постельное бельё, самый настоящий пододеяльник. Виант закатил глаза, как же ему надоело спать под простынёй. Заключённым пододеяльник не полагается, вместо него выдаётся ещё одна простынь. Хлопок, а то и лён. А подушка, ребро ладони шлёпнулось по бугорку под одеялом, самая настоящая подушка с птичьим пухом, а не мешок с комковатой ватой.

Самодовольная улыбка растянула губы от уха до уха, Виант тихо захохотал. По груди разлилось приятное тепло. Вот уж никогда не думал, что самый обычный одноместный номер может доставить столько радости. Как полоумный Виант принялся метаться по комнате и щупать, трогать, гладить стол, стулья, часы, полки. На краю стола нашёлся пульт дистанционного управления телевизором. Щелчком по кнопке, на экране тут же возник ведущий полуночных новостей. В санузле из крана с красной точкой и в самом деле потекла тёплая вода. Виант вовремя одёрнул руку, не просто тёплая вода, а горячая, едва ли не кипяток.

Судорожное метание по одноместному номеру прервал вежливый стук в дверь. Виант рывком подскочил с сидушки унитаза, будто вынырнул из приятного мира грёз. Вежливый стук повторился. Это, должно быть, ужин, Николай Павлович обещал.

– Да, да, открыто, – Виант распахнул дверь, да так и замер с открытым ртом.

Женщина, самая настоящая женщина, к тому же молодая и красивая. Ростом чуть ниже Вианта. Тёмные волосы до плеч, спортивная фигурка. Жёлтый сарафанчик ничуть не скрывает, а только подчёркивает её небольшую упругую грудь, талию и… Щёки запылали жаром, Виант невольно попятился. И бёдра, на которых едва заметными контурами проступают мышцы. Гладкая кожа ног отливает чистотой и здоровьем. Но даже не это самое страшное.

Левая рука непроизвольно сжала нос. От… От… От женщины, от молодой и красивой женщины, пахнет. Причём несёт не самым изысканным и дорогим парфюмом, а… Дыхание спёрло. Виант почувствовал себя рыбой, которую штормовая волна выбросила на берег. От прекрасной незнакомки веет непередаваемой чистотой и свежестью здоровой женщины. Это, это… Виант нервно сглотнул. Это самое убойное сочетание.

– Разрешите? – молодая женщина вопросительно улыбнулась.

Только сейчас Виант наконец-то заметил в руках прекрасной незнакомки большой эмалированный поднос.

– Да, да, конечно, – голос захрипел, словно после недельного запоя.

Виант с трудом сдвинул собственное тело в сторону. Прекрасная незнакомка вошла в номер и ловко опустила большой поднос на столик. В момент, когда она слегка наклонилась, лёгкая ткань её желтого сарафанчика ещё более чётко, ещё более выразительно обрисовала её ягодицы.

– Приятного аппетита, – на пороге номера молодая незнакомка ещё раз обворожительно улыбнулась и добавила. – Грязную посуду, если не возражаете, я заберу завтра утром.

– К-к-конечно, – Виант с трудом вытолкнул из горла единственное слово.

– Спокойной ночи.

Дверь с треском захлопнулась. Виант тут же привалился к ней спиной. Руки задрожали, на лбу выступила испарина, а ноги подкосились словно ватные. Это… Это… Это было нечто! И в первую очередь это было форменное издевательство со стороны Николая Павловича. Мог бы и сам ужин принести. На крайняк прислать какую-нибудь бабу Дусю, которая ещё в прошлом тысячелетии потеряла всякую сексуальную привлекательность. Так нет же! Виант стиснул кулаки. Вербовщик прислал эту, эту, это ослепительную, сногсшибательную и просто красивую молодую женщину. Виант выпрямился и с трудом отвалил от двери. Хоть режь его, но упорно не верится, будто эта ослепительная красотка работает в здешней столовой официанткой или поваром. Для первой должности у неё слишком гладкие и спортивные ноги, а для второй – слишком стройная талия. Так ведь и до греха недалеко.

Три года, три долгих года, Виант не видел ни одной худо-бедно симпатичной женщины в такой приятной и в такой опасной близости. Когда до неё можно легко дотянуться рукой и вдохнуть запах её чистого и здорового тела. Виант печально улыбнулся. На свободе он не дорожил тем, что имел, не ценил и не предавал значения постоянной связи хотя бы с одной женщиной. Как же! Жена казалась обузой, которая вечно будет оттаскивать его за уши от любимого компьютера и требовать то вынести мусор, то сходить в магазин. А дети. А дети вообще казались порождением дьявола, чья главная задача разрушить личную жизнь и заставить родителей пахать на трёх работах ради их прокорма.

Результат подобного отношения к женщинам не замедлил сказаться, когда Виант оказался в камере Изолятора временного содержания. Ни одна из его многочисленных виртуальных подружек так и не пришла к нему на свидание, не принесла хотя бы маленький кусочек копчёной колбасы. И это при том, что новость о виртуальном ограблении «Шинбанка» и фотография Вианта разошлись по многим федеральным каналам. Единственной отрадой оказались родители. Они несколько раз навещали его в Изоляторе. Но и родители не могли надолго задержаться в Москве. Жизнь в столице очень даже недешёвая.

Былые переживания и моральные мучения за три года потускнели и покрылись пылью. Легко быть «монахом», когда вокруг тебя совсем не сексуальные морды уголовников или наглые физиономии вертухаев. И вот, словно искра в порох, былые надежды и мечты ярко вспыхнули, когда на пороге его номера появилась женщина, первая встречная женщина за три очень долгих года. Молодая и красивая женщина, но, увы, недоступная.

Ладно, Виант остановился возле столика, как знать, может у него ещё будет шанс сойтись с этой прекрасной незнакомкой. А почему бы и нет? Ещё со времён жизни в столице Виант твёрдо усвоил, что мозг, хорошо развитый интеллект, очень сильно возбуждает женщин. Правда, по силе воздействия он идёт всего лишь вторым после толстого кошелька. Но всё равно, у многих мужчин и мозгов нет. Виант мечтательно закатил глаза. Если постараться, то, как знать, он ещё сумеет провести в этом чудесном номере, в этой чудесной постели, не одну чудесную ночь. А пока… А пока лучше не думать и длинных ногах и стройной талии прекрасной незнакомки, а глянуть, что она там принесла на ужин.

Взгляд упал на эмалированный поднос, желудок тут же забился в экстазе и принялся биться о позвоночник. Виант нервно сглотнул. Суп, борщ, кажется, с зеленью. По красноватому мини озеру плавают зелённые листочки. Большая тарелка с пюре. Виант шумно потянул носом. Причём не на пустой воде, а на молоке со сливочным маслом. И-и-и… Поджарка, большой кусок. Запечённая корочка местами треснула, наружу выглянули светло-коричневые волокна мяса. Да-а-а… Это не тюремная баланда, или котлета из жира и хлеба, или гидрокурица. А запах… Номер для младшего научного сотрудника наполнился обалденными запахами мяса, масла и свежего хлеба.

Руки со скоростью языка хамелеона схватили ложку. Душу распёрло острое желание бухнуться на стул и на максимально возможной скорости закидать в себя всё это богатство, набить брюхо, пока не спёрли или не отобрали. Но нет! Виант резко выпрямился и разжал пальцы, стальная ложка брякнулась обратно на поднос. Пора завязывать с тюремными привычками. Как свободный и культурный человек он в первую очередь помоет руки. Или, Виант покосился на рукав тюремной робы, как белый человек помоется под душем.

Ненавистные тюремные шмотки улетели в тот же угол, где уже прикорнул тощий сидр. Виант с головой будто нырнул под тёплые струи воды. В санузле на полке под зеркалом нашлись зубная паста, мыло и пакет с одноразовыми бритвенными станками. А рядом с душевой кабинкой на стене закреплён дозатор с тёмно-розовым душистым шампунем. Виант отмылся от души. Ещё бы! Это не тюремная баня с деревянными шайками, которыми ещё пользовались жертвы сталинских репрессий. Кажется, будто вместе с мыльной пеной с головы и плеч с души стекла тюремная грязь и вонь, сам гнилой дух мест лишения свободы.

Практически сухой, с полотенцем вокруг талии, Виант распахнул шкафчик. Да-а-а… На одежде явно решили сэкономить. Из всего многообразия мировой моды в номере для младшего научного сотрудника нашлись лишь лёгкий костюм цвета стали из брюк и куртки с длинными рукавами. На нижней полке приютились ботинки, что по форме и весу больше похожи на мягкие кеды для физкультуры в школьном спортзале. Пальцы пощупали рукав куртки – хэбэ. Зато на самой верхней полке аккуратной стопочкой сложены синие трусы-плавки и белая футболка. Виант ухмыльнулся, шмотки так себе, но после тюремной робы запросто сойдут за наряд от кутюр.

Через двадцать минут чистый, сытый и страшно довольный Виант забрался под тонкое одеяло. Ладони всё ёрзают и ёрзают по простыне и всё никак не могут насладиться приятной мягкостью. Это, губы опять растянулись в самодовольной улыбке от уха до уха, это не тюрьма.

Почти два года Виант стирал не только вонючие подштанники, но и постельное бельё. Главная задача тюремных простыней и наволочек всего лишь обеспечить заключённому некий минимум гигиены. Будь иначе, то первая же залётная инфекция выкосила бы население «Облака» под ноль. Так, ещё будучи на воле, Виант даже подумать не мог, что люди в тюрьмах до сих пор умирают от самого обычного гриппа. Но это действительно так. Так что пандемия «испанки» в двадцатом веке после Первой мировой войны больше не казалась ему глупой выдумкой историков.

Здесь же, в номере для младшего научного сотрудника, уровень совсем иной. Даже самая простая и дешёвая гостиница обязана обеспечить постояльцам не просто минимум гигиены, а некий минимум комфорта, чтобы на этой же кровати было не просто можно, но и приятно лежать, не говоря уже о том, чтобы спать.

Виант перевернулся на левый бок. Просто удивительно, сколь множество самых экзотических уроков преподнесла ему тюремная жизнь. Раньше о таких мелочах он даже не подозревал. Лишь только здесь и сейчас, после очень вкусного и сытного ужина, лёжа в чистой и мягкой постели, Виант, наконец-то, почувствовал себя свободным. Печали и страхи отступили прочь. «Прыжок веры», то есть согласие на эксперимент в некой секретной правительственной конторе, больше не кажется безумием чистой воды. Сон, спокойный расслабленный сон, быстро сморил Вианта.