– Я, Есения дочь Михайлова, Власова, беру в мужья этого мужчину и клянусь быть ему поддержкой и радостью и матерью его сыновей, пока не разлучит нас смерть. Слово мое твердо. Пусть слышат его Огонь, и все люди, и Стяг Русский.

Подняв по-прежнему сцепленые руки над головами, они повернулись лицом к лестнице. Антон за их спинами громко сказал:

– Огонь слышал! Стяг Русский слышал!

– Слава! Слава!! Слава!!! – грянула лестница…

* * *

Последнее, на ближайшие пару лет точно, совещание Большого Круга в его нынешнем составе проводили в… столовой. Просто потому, что по вине Романова никто из собравшихся толком не успел поесть – известие о свадьбе, да еще и по новому официальному церемониалу, упало на витязей как гром среди ясного неба. Но, судя по всему, и свадьбу восприняли кто с удовольствием, кто, по крайней мере, как должное – и церемония всем очень понравилась.

Впрочем, специально Романов об этом никого не расспрашивал. Перед сегодняшним вечером следовало всерьез подвести итоги. Кроме того, его то и дело посещали приступы самого обычного страха – казалось, кто-то шепчет на ухо: «Не уезжай… не замахивайся… остерегись…», – и этот шепоток сильно мешал сосредоточиться.

А сосредоточиться было просто необходимо.

Население княжества на данный момент составляло чуть больше миллиона человек, из них примерно двести тысяч мужчин в возрасте 14–49 лет, большинство из которых входили в дружины самообороны населенных пунктов. В дружинах витязей состояло около полутора тысяч бойцов. В Селенжинском и Владивостокском лицеях училось девяносто человек, будущая смена витязей. Пять кадетских школ с общим числом кадетов в тысячу мальчишек 10–13 лет готовили пополнение для регулярной армии, первый выпуск вот-вот ожидался. Регулярная же армия состояла пока из двух полков по двести человек: Преображенского и Семеновского, костяк которого был сформирован не столь давно из бывших уссурийских суворовцев (название «Семеновский» выбрали лишь потому, что Романову не пришло в голову ничего лучше этого исторического наименования, которое удачно сочеталось с названием «Преображенский полк») – и трех казачьих конно-моторизованных сотен: Амурской, Забайкальской и Уссурийской (общей численностью на самом деле в 287 человек). Выборным атаманом трех официально восстановленных сотен стал Олег Провоторов; казаками же всего себя числили около двенадцати тысяч человек, и жили они несколько по-особому, возрождая и в городских сообществах, и в одиннадцати старых и вновь возникших станицах старые традиции не на словах, а на деле или придумывая традиции новые, которые выдавали за старые, что особо никого не удивляло и не беспокоило.

В распоряжении возглавившего наконец-то созданную полицию Самарцева имелось сорок патрульных полицейских и следственный отдел из двенадцати человек – большего и не требовалось. В населенных пунктах, как правило, выбирали не зависящего ни от кого, кроме местного Совета, участкового. Эта практика уже доказала свою полезность в реальной жизни.

Численность всех трех спецслужб – КГБ, РУ и Черной Сотни – составляла 230 человек. И эту цифру точно знал только сам Романов. Впрочем, и сама Черная Сотня для большинства людей была то ли легендой, то ли странным названием какого-то особого отдела романовской канцелярии, который занят непонятно чем…

Флот – и военный и гражданский – законсервировали и отдали под полный надзор Муромцеву, у которого имелся отряд специальной охраны из пятидесяти восьми бывших морских пехотинцев. То же сделали и с авиацией и средствами ПВО, хотя там оказалось проще – консервировали целиком ангары. Этим занимался полковник Сельцов.

Подводная экспедиция Северейна так и не вернулась. Впрочем, надежду еще рано было оставлять. И эта неприятность была как бы не единственной в череде успехов.

Сосредоточенная на окраинах контролируемых РА уцелевших более или менее крупных городов – Владивостока, Уссурийска, Находки, Дальнереченска, Дальнегорска, Бикина, Зеи, Тынды, Сковородина, Северобайкальска, Чегдомына – возрожденная и заново созданная промышленность работала с полной отдачей, правда, пока в основном на вторсырье. Давно уже озаботились возвращением на работу раскиданных демократией кадров инженеров и квалифицированных рабочих. Время, кстати, было почти упущено – многие спились, многие утеряли навыки, многие потерялись сами, почти все были уже, можно сказать, стариками, – но в ФЗУ и СХШ^[2] официально установили полувоенные порядки – со строжайшей дисциплиной и до отказа забитым занятиями 10-часовым учебно-рабочим днем. Старики передавали молодым почти утраченные навыки работы руками и головой, а не пальцами и языком.

Но более половины населения жило все-таки в небольших поселках и селах «на земле» – связанные друг с другом железнодорожной Ванинской веткой, «ледовой дорогой» Владивосток – Ванино, по которой курсировали аэросани, да редкими, но железно регулярными рейсами тех же аэросаней между населенными пунктами. Во-первых, сколь-либо крупные города стали вызывать у большинства людей подсознательную опаску – как ловушки, в которых в любой момент могут начаться голод и болезни. А во-вторых, сельское хозяйство стало в нынешних условиях очень сложным и тяжелым делом, требовавшим той же электроэнергии больше, чем промышленность.

Типовым жилищем княжества, хотя это далеко не всегда соблюдалось, официально утвердили рубленый дом проекта «Сибиряк» (никакого кирпича, бетона и камня для строительства жилья!) с прилегающим участком земли площадью около полугектара, на котором располагались в числе прочего оранжерейный фруктовый сад и парник-ягодник. На участке имелись баня, гараж, погреб и хлев, рассчитанные на содержание коровы с теленком и лошади. Еще были птичник для трех десятков кур и десятка гусей, сарай для хранения инвентаря и корма для животных, парник, компостная яма, фильтрующий колодец для слива сточных вод, небольшой утепленный пруд пять на пять метров и глубиной полтора, садовая печь.

Дом оборудовался дровяно-электрическим отопительным котлом и печью для приготовления пищи, 60-литровым дровяно-электрическим нагревателем, накопительным баком для холодной воды на 200 литров, душевой кабиной, биотуалетом в специальной комнате, водяной скважиной с электрическим и резервным ручным насосами, газовой плитой с баллонами и электроплиткой. Электроэнергия поступала чаще всего или от общинных либо частных ветряков – или от работающих электростанций, если была такая возможность.

В каждом хозяйстве имелся мотоблок с насадками (плуг с дополнительной приставкой с рукоятками для использования с лошадью при посадке картошки в борозду, культиватор, окучник, косилка, насос и поливочный шланг, шнек-снегоочиститель, тележка на четыреста килограммов с дополнительным дышлом для использования с лошадью) и бензопила. Мотоблоки чаще всего простаивали в расчете «на будущее», в которое было трудно верить, но – верилось. Хотя и полный набор птицы и скота, по правде сказать, пока что редко где встречался – и, кроме того, в мирное время мало кто думал, что должно пройти немало месяцев, а то и лет, пока животные на самом деле станут рентабельными в содержании. Так, чтобы новорожденная телочка на самом деле сделалась «кормилицей», должно пройти года три. Поэтому пока что основное производство продуктов питания было налажено на «общественных началах», на базе немногочисленных уцелевших сельскохозяйственных предприятий и фермерских хозяйств.

Неснижаемый резервный запас топлива в каждом таком доме-хозяйстве составлял десять литров моторного масла, двадцать литров бензина, пять литров трансмиссионного масла. Каждый мужчина, достигший двенадцатилетнего возраста, неважно, состоял он в ДОСАФ или Трудовой Армии, обязательно имел нарезное оружие – хотя бы один длинноствол; наиболее распространенными среди населения были самые обычные «калашниковы» разных модификаций со складов мобрезерва. Хотя, конечно, встречались самые разные, даже очень экзотичные образцы – особого регламента не было.

Когда за прошедшее время выстраивалась структура новой жизни, дебатов и споров было много. Предлагались фантастические теории, некоторые даже претворяли в жизнь. Другие теории – вроде бы вполне обыденные – не работали категорически. Например, окончательно была похоронена теория о «фермерах, которые накормят Россию». В нынешних условиях фермер, работая с немаленькой семьей по 12 часов в сутки, мог накормить разве что себя. И при этом ни на что другое, кроме примитивной борьбы за существование, не оставалось времени. Посему каждый поселок представлял собой еще и общественное кооперативное предприятие, управлявшееся поссоветом во главе с выборным старостой, который в «стратегических вопросах» подчинялся самому ближнему «по месту прописки» витязю. А «тактические» решал сам. Романов хорошо помнил росписи этих поселений – они в самом деле напоминали списки и схемы воинских частей…

Подразделение:

I. Растениеводческое подразделение

II. Животноводческое подразделение

1. Молочно-товарная ферма.

2. Ферма откорма крупного рогатого скота.

3. Птицеферма куриная (в т. ч. инкубатор).

4. Кроликоферма.

5. Кошара (овцы и козы).

6. Пасека (как правило, законсервированная).

7. Свиноферма.

III. Подразделение заготовки непрофильной продукции

IV. Подразделение хранения и переработки

V. Медицинский пункт

1. Стоматолог.

2. Хирург.

3. Ветеринар.

4. Медбрат – водитель санитарных аэросаней.

5. Уборщица-санитарка.

6. Лаборант.

VI. Подразделение эксплуатации агрегатов

VII. Школа (ФЗУ и/или СХШ)

VIII. Мастерская, а также мини-заводы, цеха (при наличии базы)

Везде имелись кооперативные магазины, предназначенные для реализации продовольственных и промышленных товаров по обмену или безналичному взаимозачету, и бесплатные столовые, в которых кормили два раза в день школьников, трижды – караульных, а также давали обед людям во время общественных работ. Общественные работы были неотъемлемой частью жизни поселений – выяснилось достаточно быстро, что выжить в одиночку не может ни один «крепкий хозяин».

В дружину самообороны входило все боеспособное мужское население каждого поселения (14–49 лет) – в обязательном порядке, мужское старше 49 лет и женское (женщины от 18 до 40 лет) – в добровольном порядке. Раз в неделю проводились учебные сборы, в остальное время обеспечивались трехсменные круглосуточные посты на въезде в поселение и на вышке на самой высокой точке поселения. Такая дружина могла легко отразить нападение даже солидной банды. Многие высказывали опасение, не появится ли вскоре склонность к сепаратизму – но, видимо, от критических минусовых температур сепаратизм вымерз навечно, зато ярко проявилась склонность людей для тепла сбиваться потесней… А гигантские запасы продуктов государственного аварийного запаса так почти и не были початы, кстати…

Если честно, Романова временами просто-напросто изумляло и поражало, с какой легкостью – при нехватке средств, людей, времени, наконец! – решались многие проблемы, которые в «прежнем мире» были чуть ли не официально объявлены неразрешимыми. Сколько вокруг них было пролито крови и слез, сломано виртуальных копий и проведено ток-шоу, вебинаров и круглых столов в прямом эфире, сколько над ними работало специалистов и ведомств – но проблемы упрямо не решались, а пухли, как на дрожжах, и кисло воняли на весь свет.

И вот. Нате. Было даже как-то обидно немного…

Подписал указ о телесных наказаниях – и, как по волшебству, полезла вверх и уперлась в потолок дисциплина в школах, а бытовая преступность в целом сошла на ноль. Романов добавил и сухой закон.

Народ-то было привычно погыгыкал в ответ, но вскоре на перекладинах сперва закачались трое изловленных самогонщиков-«промышленников» – точнее, взрослые из трех семей, а потом еще с полсотни дундуков, не внявших гласу власти, искренне считавших, что «веселие Руси есть питие», не успев протрезвиться, оказались на уборке навоза и общественной ассенизации – без оплаты, за кормежку с проживанием в бараке и все тем же статусом обезличек – «лишенных человеческих прав слуг государства». Отработав по полгода в полной трезвости, они воссоединились со своими семьями и стали активнейшими пропагандистами здорового образа жизни. Впрочем, особо его пропагандировать было не надо – действия власти выглядели наглядно и ничуть не походили на горбачевщину 80-х. Тем более что с сухим законом и запретом на оборот алкоголя странным образом сочеталось разрешение на производство домашних вин, наливок и пива.

Другой указ отменял пенсии (за исключением персональных, «за особые заслуги»), но обязывал детей «по достижении родителями возраста 60 лет» содержать этих самых родителей под угрозой конфискации имущества – и в настоящее время среднее число детей на семью составляло 5,6. Такой невероятный фокус получился потому, что не только начали рожать сами, но и расхватали множество сирот. Меркантильно? Угу. Было бы лучше не рожать вообще, а беспризорникам подыхать на улицах и дорогах? Да и меркантильности особой Романов не замечал – еще один указ строжайше запретил вмешиваться в дела семьи, «автономной ячейки общества», – и над родителями больше не висел кнут разных ненормальных комиссий и защитников прав ребенка, из-за чего отношения в семьях выправлялись быстро и почти безболезненно. А парочка случаев семейного садизма была расследована как обычные уголовные дела, и виновные повешены безо всякой ювенальщины.

Что интересно, Романов пригрел у себя под боком двух правозащитников средней известности. Романов составил о них себе мнение сразу – это были психически ненормальные люди, на самом деле помешанные на «правах человека» и чудом уцелевшие в круговерти событий последних лет. Они носились с бумагами, собирали подписи, подавали Романову петиции, горячо убеждали его в необходимости соблюдения этих самых «человеческих прав» и готовы были взять под свое крыло любого урода. Внимания на них особо никто не обращал, и Самарцев как-то напрямую поинтересовался: на кой черт это Романову? На что тот сперва барственно ответил, что у него по штату должны быть шуты – чем эти двое плохи? Но потом уже серьезно пояснил: «Народу у нас мало, земля тоже не очень большая, и все видят, что эти двое – просто идиоты, которые защищают или чушь, или подонков, а их идеи – чистый бред. И это важно, как прививка против смертельной болезни. Пусть у людей с детства слово «правозащитник» ассоциируется с этой вот парочкой унылых клоунов».