Ткач пульса: Глава 2

Голос консорциума

Зал консорциума наций в Новом Женевском комплексе был холодным, как склеп, несмотря на толпу, заполнившую его до отказа. Стены из матового стекла отражали тусклый свет, лившийся из потолочных панелей, а воздух гудел от шепота делегатов, журналистов и военных, чьи погоны блестели, словно когти хищников. Нина Коваленко стояла у трибуны, сжимая края подиума так сильно, что костяшки побелели. Ее черные волосы, обычно собранные в небрежный пучок, выбились из заколки, падая на лицо, но она не замечала. Перед ней – море лиц, жадных, скептических, напуганных. Они ждали ответов, которых у нее не было. Только графики, ритмы, и этот странный, живой пульс из космоса, который не давал ей покоя.

Земля за окнами комплекса задыхалась. Песчаные бури, как те, что унесли Антона, теперь стирали целые города, оставляя за собой лишь трещины в асфальте и кости. Небо было цвета ржавчины, и даже здесь, в укрепленном куполе Новой Женевы, воздух пах пылью, просачивающейся сквозь фильтры. Человечество, загнанное в угол, цеплялось за последние ресурсы, строя орбитальные станции и мечтая о звездах. Но звезды, как оказалось, заговорили первыми. Быстрые радиовсплески – FRB – из точки в трех миллиардах световых лет, которые Нина обнаружила на «Горизонте», стали искрой, разжегшей пожар. Военные видели угрозу, проповедники – божество, а Нина… она видела только ритм, похожий на биение сердца, и не могла избавиться от чувства, что это сердце не доброе.

«Мы не знаем, что это», – начала она, ее голос дрожал, но набирал силу. Экраны за ее спиной ожили, показывая графики всплесков, их странные, почти биологические паттерны. «Эти сигналы не хаотичны. Они упорядочены, как нейронные импульсы. Мы не можем игнорировать возможность, что это разум». Зал загудел, как потревоженный улей. Делегат из Нового Вашингтона, генерал с лицом, высеченным из гранита, поднялся, его голос резал воздух: «Разум? Вы предлагаете готовиться к вторжению?» Нина сжала губы. Она ожидала этого. «Я предлагаю исследовать», – ответила она, стараясь не сорваться. «Если мы отвернемся, мы никогда не узнаем, что там».

Лиам Чен, сидевший в первом ряду, кивнул ей, его глаза горели лихорадочным блеском. Он прилетел из Шанхая, где смог изучить ее данные, и теперь был ее единственным союзником в этом зале. Лиам, с его растрепанными волосами и пальцами, испачканными чернилами, выглядел неуместно среди строгих костюмов, но его разум был острым, как лазер. «Эти паттерны», – сказал он, встав, чтобы поддержать Нину, – «напоминают активность мозга, но не человеческого. Это может быть ключ к пониманию космоса. Или к нашей защите». Его слова вызвали новый шквал шепота, но Нина заметила, как несколько делегатов начали кивать. Лиам всегда умел убеждать, даже когда сам не был уверен.

Их спасла Сара Т1, инженер-плазмофизик, чей голос, спокойный и холодный, как сталь, разрезал шум. Она поднялась с места, ее коротко стриженные волосы отливали серебром под светом панелей. «Мы можем добраться до источника», – сказала она, и ее слова упали в зал, как камни в воду. «Мой прототип сверхсветового двигателя, основанный на квантовом туннелировании, готов. Корабль «Одиссей» может достичь точки сигналов за месяцы, а не тысячелетия». Сара держала в руках планшет, показывая схемы, но ее глаза были прикованы к Нине. «Если это разум, мы должны встретиться с ним. Если угроза – уничтожить».

Зал взорвался спорами. Делегаты кричали, журналисты строчили заметки, а Нина чувствовала, как ее сердце колотится. Сара была их шансом, но ее уверенность пугала. Нина вспомнила Антона, его мечты о звездах, его веру в то, что космос живой. Что, если он был прав? Что, если они идут навстречу не открытию, а концу?

Вопрос о пилоте возник неожиданно. Военные настояли на своем кандидате, и в зал ввели Джакса. Он был высоким, с лицом, изрезанным шрамами, и глазами, которые смотрели куда-то за горизонт. Его репутация – ветеран марсианских конфликтов, выживший в катастрофе, о которой никто не говорил вслух – делала его легендой и изгоем. Джакс стоял молча, пока генерал представлял его: «Единственный, кто вернулся из пустоты». Нина заметила, как его пальцы дрожали, и вспомнила слухи: после той миссии он слышал голоса. Она почувствовала холод. Что, если он уже слышал эту песню?

Дебаты длились часы. Военные требовали вооружить «Одиссей» лазерами, ученые – датчиками, проповедники – молитвами. Нина, Лиам и Сара сидели в стороне, наблюдая, как мир разрывает их открытие на части. Нина чувствовала, как усталость накатывает волной, но в ее голове все еще звучал ритм FRB, как эхо, которое не умолкало. Лиам коснулся ее руки, его голос был тихим: «Мы делаем правильно, Нина. Мы должны знать». Но она не была уверена. Она вспомнила последнюю ночь с Антоном, когда они лежали на крыше, глядя на звезды. «Если они говорят, Нина, что они хотят?» – спросил он. Теперь она боялась ответа.

К полуночи консорциум принял решение. Миссия «Одиссея» была одобрена. Экипаж – Нина, Лиам, Сара, Джакс. Корабль, их последняя надежда, уже ждал на орбите. Но Нина, стоя у окна, глядя на ржавое небо Земли, чувствовала, как что-то сжимает ее грудь. Пульс из космоса не был приглашением. Это был зов, и они уже ответили. Где-то в пустоте, за миллиарды световых лет, что-то слушало. И оно пело.

Ткач пульса: Глава 3

Сквозь пустоту

Космос не был пустым. Он дышал, шептал, смотрел. Нина Коваленко стояла у главного иллюминатора и звезды за стеклом казались ей глазами – холодными, равнодушными, но живыми. Корабль, их последняя надежда, висел на орбите Земли, его корпус из титановых сплавов поблескивал в свете умирающего солнца. Внутри пахло стерильностью – пластиком, металлом, рециркулированным воздухом, – но Нина чувствовала, как этот запах заглушает другой, едва уловимый: страх. Экипаж – она, Лиам Чен, Сара Т1, Джакс – готовился к старту, но каждый из них нес свои тени, и Нина знала: тени не любят света.

Земля внизу была раненой. Песчаные бури, как те, что унесли Антона, рисовали на ее поверхности багровые шрамы, видимые даже с орбиты. Города, некогда сиявшие огнями, теперь тонули в пыли, а океаны превратились в соленые пустыни, блестевшие, как разбитое стекло. Человечество, загнанное в угол, вложило последние ресурсы в «Одиссей», корабль, способный пронзить пустоту с помощью сверхсветового двигателя, созданного Сарой. Нина смотрела на планету, чувствуя, как ее сердце сжимается. Она вспомнила Антона, его голос, шептавший о звездах: «Они живые, Нина. Они ждут». Теперь она боялась, что он был прав.

Командный мостик «Одиссея» гудел от тихих сигналов приборов. Лиам, сидевший у консоли, проверял данные FRB, его пальцы порхали над сенсорным экраном. Его лицо, обычно спокойное, было напряженным, а глаза блестели, как у человека, стоящего на краю открытия. «Сигналы усиливаются», – сказал он, не отрывая взгляда от графиков. «Ритм тот же, но амплитуда растет. Как будто оно знает, что мы идем». Нина нахмурилась, ее пальцы сжали край консоли. «Оно?» – переспросила она, стараясь скрыть дрожь в голосе. Лиам пожал плечами, но его улыбка была натянутой. «Шутка. Наверное».

Сара, стоявшая у центрального пульта, проверяла двигатель. Ее движения были точными, как у хирурга, а коротко стриженные волосы отливали серебром под светом ламп. «Квантовое туннелирование стабильно», – сообщила она, ее голос был холодным, как сталь. «Мы готовы к скачку». Нина посмотрела на нее, чувствуя укол тревоги. Сара была гениальна, но ее уверенность казалась слишком… механической. Как будто она не видела, что космос – не просто уравнение, а нечто живое, дышащее. Нина вспомнила дебаты в консорциуме, слова Сары о том, что угрозу нужно уничтожить. Что, если она права? И что, если нет?

Джакс, их пилот, сидел в кресле у штурвала, его шрамы выделялись на загорелом лице, как трещины на камне. Он молчал, но его пальцы, лежавшие на подлокотниках, дрожали, словно он боролся с чем-то внутри. Нина заметила это еще в Новой Женеве, но теперь, в тесноте мостика, его напряжение было почти осязаемым. Джакс был легендой – единственным, кто вернулся из марсианской катастрофы, о которой говорили шепотом. Ходили слухи, что он слышал голоса, что пустота оставила в нем след. Нина чувствовала, как ее взгляд задерживается на нем слишком долго. Что, если он уже знает, что ждет их?

«Пять минут до старта», – объявила Сара, и мостик ожил. Экипаж занял места, ремни щелкнули, экраны загорелись. Нина села рядом с Лиамом, ее руки легли на консоль с данными FRB. Она смотрела на графики, и ритм сигналов, похожий на пульс, гипнотизировал ее. Она вспомнила Антона, его последнюю ночь, когда они лежали на крыше, глядя на Млечный Путь. «Если они говорят, Нина, что они хотят?» – спросил он. Теперь этот вопрос звучал в ее голове, как эхо.

Сара запустила обратный отсчет. «Десять, девять, восемь…» Голос ее был ровным, но Нина чувствовала, как воздух сгущается. Лиам сжал ее руку, его пальцы были холодными. «Мы найдем ответы», – шепнул он, но его глаза выдавали сомнение. Джакс, не отрывая взгляда от штурвала, пробормотал что-то неразборчивое, и Нина уловила лишь одно слово: «Песня». Ее сердце замерло.

«…три, два, один. Скачок». Мир исчез. Пространство сжалось, свет за иллюминаторами растянулся в длинные, сияющие нити, и «Одиссей» пронзил ткань реальности. Нина почувствовала, как ее тело становится невесомым, а разум заполняет странный, низкий гул, словно кто-то пел на краю слуха. Скачок длился секунды, но казался вечностью. Когда реальность вернулась, звезды за иллюминаторами были другими – ярче, ближе, чужими. Они вышли за пределы Солнечной системы, в межзвездное пространство, где тишина была громче любого крика.

Лиам первым нарушил молчание. «Сигналы… они изменились». Его голос дрожал. Нина посмотрела на экран, и ее дыхание сбилось. Ритм FRB стал быстрее, громче, как будто источник знал, что они здесь. «Это не просто усиление», – сказал Лиам, его пальцы дрожали над консолью. «Это… ответ». Нина почувствовала, как холод пробежал по спине. Ответ? На что?

В этот момент Джакс издал низкий, хриплый стон. Его тело выгнулось в кресле, глаза закатились, а кожа на руках начала слабо светиться, словно под ней текла жидкая звезда. Нина вскочила, ее сердце колотилось. «Джакс!» – крикнула она, но он не отвечал. Его губы шевелились, шепча что-то неразборчивое, и Нина уловила лишь обрывки: «…поет… оно поет…» Сара бросилась к нему, вкалывая успокоительное, но ее лицо, обычно бесстрастное, было искажено тревогой. Лиам смотрел на экран, где графики FRB бились в унисон с дрожью Джакса.