Бесконечные дожди —
серо, сыро, сиротливо.
Если хочешь – подожди
не конца, так перерыва.
А не то – беги скорей
прочь отсюда без оглядки.
И нимало не жалей —
с потерявших взятки гладки.
Осень, полная дыма
и опавшей листвы,
проносящая мимо
тридцать третьей главы
суетливые стаи
воронья в облаках,
поманит и оставит,
как всегда, в дураках.
Ночь идёт по треугольнику,
как по битому стеклу.
Семипалый к подоконнику
наклонился во хмелю
от предчувствия ушкуйного
завывания зимы
и голодного и буйного
нрава снежной кутерьмы.
Заварим чай. Варенье из рябины,
батон, деликатесный маргарин
на стол поставим. Справим именины.
По счастью есть виновник именин.
А нет – найдётся тысяча причин
чай заварить, варенье из рябины,
батон, деликатесный маргарин
на стол поставить. Справить именины.
Три души, четыре стула,
лет шестнадцать будто сдуло
ветром, как ненужный сор.
Вновь попойка до рассвета.
Он про то, она про это,
я киваю без ответа —
непутёвый разговор.
Ночь становится бледнее,
пить становится труднее.
Слёзы. Паника. Вокзал.
Поезд медленно отходит.
Хмель мучительно выходит.
Ничего не происходит —
кто-то правильно сказал.
Когда летели Леониды,
пересекая Орион,
мы забывали про обиды
и выбегали на балкон,
своих желаний сокровенных
не успевая загадать
и о заботах ежедневных
переставая горевать.
На беду ли, на удачу —
в годы юности моей
угодил я под раздачу
оплеух и козырей.
Вот же подлая природа!
Всё как будто невзначай —
бочка дёгтя, ложка мёда,
пара денежек на чай,
не побрезгуйте советом
и пожалуйте за дверь.
Так мне выпало поэтом
стать и маяться теперь.
От зимы до субботы
жизнь проходит, как две,
и всего-то заботы —
вышивать по канве,
и всего-то удачи —
что-нибудь рифмовать
мимоходом и даже
оттого горевать.
Не ваятель, не воитель
за Отечество своё —
я всего лишь обыватель,
отбываю бытие.
Отбываю, как умею,
как я сам себе завёл.
Потому и не имею
многих радостей и зол.
Небо ниже и уже,
по ночам холода
надвигаются, в лужах
загустела вода,
гости в звёздном посеве
вышли, роза ветров
повернулась на север,
возвещая Покров.
Всуе не произносите
поучительных речей,
что кораблики пускают
не в корыте, а в ручье.
Не надейтесь. Не поможет.
Не пойду на поводу.
И спокойствие, быть может,
потеряю и найду.
Я вернулся. Меня не кори
за несчётные вёрсты дороги
и прощением одари,
не держи на пороге.
Собери, что придётся, на стол,
как бывало, на скорую руку.
Примиримся и выпьем по сто
за идущую следом разлуку.
Кто-то по первопутку
с вещмешком
выступает пешком,
кто-то ловит попутку.
Я сижу на обочине
и курю,
никого не корю,
лишь собой озабоченный.
Где мы гостями посторонними
гуляли по аллеям парка,
асфальт под гнёздами вороньими
пестрел, как шкура леопарда,
и для народного гуляния,
чреватого горами мусора,
звучала радостно заранее
организованная музыка,
и между тучами и ветками
в предчувствии дождя и холода
заканчивался фейерверками
традиционный праздник города.
Отсутствие дыма и дома
приводит к броженью умов.
Ни хижины дядюшки Тома,
ни княжеских теремов
построить не получилось —
аз есмь перекатная голь.
Из всех действительных чисел
моим является ноль.
1
Заражают безумием десять египетских казней.
Столько лет проплутали. Издох не один Моисей.
Чем прекрасней порыв, воплощение тем безобразней —
подтверждается жизнью напрасно изжитою всей.
2
Опыт бедности учит бояться колёсного скрипа,
голос гордости требует слепо идти напролом.
Намечается выбор, в итоге которого – либо
светлый князь за столом, либо подлый мужик под столом.
3
Я прошу, помоги мне, Отец, потерпеть пораженье,
не утратив лица, не упившись на чуждом пиру,
все грехи отпусти и оставить позволь отраженье
в бурых водах реки, при которой рождён и умру.
Мне многое дано – сей город у реки,
несущий высоко свой возраст патриарший.
Казалось бы, хватай удачу в две руки
и радости вкушай от пуза полной чашей,
да только всё не впрок, и не идёт покой,
как сытая зима вослед за урожаем.
В сомнении брожу: а кто я есть такой —
бранчливый раб или достойный горожанин?
Суетны, ***языки
и рабы мечты одной,
мы оставили улики
на поверхности земной.
А была ли цель великой —
на террасе намывной
рыжий пламень облепихи,
неухоженный и дикий,
посчитается со мной.
Твердят: «В начале было Слово,
и Слово было Бог». Какого
святого всякая херня
наружу лезет? Но меня
никто не упрекнёт: «Ты вор,
ты слово обратил в товар».
И, взятого на Божий суд,
тем оправдают и спасут.
Давайте ответим честно
без страха и суеты:
хотим ли мы совершенства
и жаждем ли чистоты?
Ведь все мы насквозь в изъянах
(такое уж естество).
Бог любит больных и пьяных,
а мы не верим в Него.
Я не бродил по Иудее,
душою немощен и мал,
и ни в едином бранном деле
участия не принимал,
но всеми силами своими
искоренял в себе раба
не вопреки и не во имя,
а просто выпала судьба
в зените жизни поневоле
служить лукавому царю.
И кто какой в том поле воин
был – ничего не говорю.
В мире банковский кризис,
в жизни горный обвал,
домочадцы, что крысы,
клином прут на скандал.
И пускай я нелепый
исчезающий вид,
и напиться из Леты
мне ещё предстоит,
и пускай не сложилось —
не моя в том вина.
Выше кивер, служивый,
потому что война.
Поздно бегать и прыгать,
зажигая огни.
Где вы, Беседь и Припять?
Где вы, юные дни?
Где вы, строгие планы
неоткрытых миров?
Где вы, стройные пальмы
золотых островов?
Всё сжевала неспешно
повседневности пасть,
но осталась надежда —
не убить, не украсть.
Жизнь летала, жизнь витала,
набирала высоту —
и теперь, как с перевала,
смотрит вниз на местность ту,
где в далёкую нирвану
мою молодость несут
сёстры меньшие Баксана
Адылсу и Адырсу.
Не верь мне, если Лазаря пою.
Я всё равно не попрошу прощенья
и обману доверчивость твою.
Не верь мне, если Лазаря пою.
О проекте
О подписке
Другие проекты