– В этом году мы фрица окончательно измотаем, сломаем, так сказать, хребет ихней хваленой военной машине. А в сорок четвертом так вперед рванем, что только держись. К весне Одессу освободим, следом из Крыма фашиста выбросим, а уж там и на границу выйдем. Ну, а дальше все понятно – попрем безостановочно до самого Берлина. И флаг наш над руинами Рейхстага поднимем.

Разведчики молчали, переваривая информацию и, очень на то похоже, ожидая продолжения. Нет уж, достаточно на сегодня. И без того лишнего наговорил.

– Все, товарищи красноармейцы и краснофлотцы, закончена политинформация! Двинулись. Порядок следующий: в головном дозоре иду сам, удаление двадцать метров, Мелевич, Баланел – фланги, десять-пятнадцать метров, дальше не отходить. Ивченко – тыл, тоже двадцать. Дозорным и замыкающему – максимум внимания, башкой вертеть на все триста шестьдесят. Главное – не шумим да под ноги внимательно смотрим, на подходах к поселку фрицы могли мины установить. В лесу – вряд ли, но тоже перестраховаться стоит. Вперед!

И негромко добавил, проходя мимо нахохлившегося Аникеева:

– А тебе, Вань, особое задание. Прохоров радиостанцию и запасные батареи тащит, старшина тоже нагружен будь здоров, а ему уж не двадцать лет. Так что присматривать за ними придется тебе как самому молодому и мобильному. Ивченко, конечно, отличный стрелок, но в ночном лесу от его снайперки толку мало. А ты боец уже опытный да и с автоматом отлично управляешься. Не подведи!

– Чтоб я да подвел?! – вскинулся рядовой, мигом просветлев лицом. – Даже не переживайте, товарищ командир, все путем будет!

– Вот и хорошо. Все, потопали…

Борт катера МО-054, тот же день

Поднявшаяся после полуночи трехбалльная волна нещадно валяла «морской охотник»^[2] с борта на борт, с завидным постоянством окатывая палубу потоками ледяных брызг. Можно было укрыться в боевой рубке или одном из кубриков, однако капитан государственной безопасности Сергей Шохин не спешил этого делать. Родившийся в рыбацком поселке совсем недалеко от этих мест, он любил море, даже такое суровое, каким оно бывает зимой. Да и прорезиненная плащ-палатка, в которую он был закутан с головы до ног, помогала, надежно защищая от влаги.

Но самое главное, сына черноморского рыбака, что уж тут греха таить, откровенно укачивало, причем даже при куда более слабом волнении – бывает и такое. Покойный отец уже лет в десять перестал брать его на борт своей шаланды, отшучиваясь тем, что травить за борт – оно, понятно, дело привычное, но не стоит приучать рыбу к столь богатому прикорму. Морская болезнь – она такая штука, непредсказуемая. Вон, даже знаменитый английский адмирал Нельсон, говорят, всю жизнь этой напастью страдал. Так что незачем товарищам морячкам про его слабость знать.

Вот он и стоял, вцепившись задубевшими пальцами в леерное ограждение. Не просто так стоял, понятное дело – размышлял. Благо было о чем подумать: не случайно же его столь срочно (и практически ничего не объясняя) отправили под Новороссийск, где всего пару суток назад нашим десантникам удалось всерьез закрепиться на узкой полоске прибрежной суши…

Сергей невесело усмехнулся, в который раз облизнув горько-соленые от морской воды губы: да уж, любопытное у него задание выходит! И всему виной некий старший лейтенант морской пехоты Степан Алексеев (отчество, что характерно, неизвестно, поскольку никаких документов он не предъявлял, объяснив это их потерей вместе с утонувшей одеждой), назвавшийся командиром секретной диверсионно-разведывательной группы, практически в полном составе погибшей во время высадки в районе Южной Озерейки.

Вот только по имеющейся на данный момент информации не было там никакой «секретной разведгруппы», по крайней мере, по линии НКГБ! В принципе ничего столь уж необычного и подозрительного в этом не усматривалось: контрразведчик прекрасно знал, как проходил и чем закончился озерейковский десант. В котором наверняка участвовали и сотрудники смежных структур как армейской, так и флотской разведок. Причем, понятное дело, не ставя друг друга в известность – к чему бы, собственно говоря? Секретность никто не отменял. Абвер, несмотря на все старания контрразведки, работает, и неплохо работает – высадки на побережье у Озерейки гитлеровцы ждали и к ней подготовились. Вот и вышло… как вышло, что уж тут.

И общего бардака хватало, и нескоординированность действий флотских подразделений и авиации свою роль сыграла, и неверная оценка сложившейся ситуации непосредственным командованием десанта – да много еще чего, в чем соответствующим органам еще предстоит разобраться самым подробным образом. Так что никто бы этим старшим лейтенантом и не заинтересовался – во время столь масштабных операций и не такое случается. Тем более воевал он, судя по полученным сведениям, не просто хорошо, а даже и отлично, что вполне соответствовало им же самим озвученной информации: диверсанты на то и диверсанты, чтобы бить фашиста куда лучше, нежели обычные бойцы.

Если бы не одно существенное «но», мгновенно вызвавшее особый интерес контрразведки – захваченная у противника шифровальная машина, сопутствующие секретному прибору документы и фашистский связист, умеющий на ней работать и готовый сотрудничать! Слишком уж серьезный трофей, чтобы не заинтересоваться личностью того, кто его добыл.

Плюс – рапорт капитана третьего ранга Кузьмина, описывающий обстоятельства захвата особо ценного трофея и не менее ценного пленного. В котором, собственно говоря, впервые и прозвучало имя старлея Алексеева. С кратким описанием его боевого пути: два уничтоженных танка, взрыв склада артбоеприпасов, нейтрализация батареи орудий ПТО и минометной батареи, значительное число лично уничтоженных, в том числе в рукопашной схватке, солдат и офицеров противника, помощь в организации прорыва остатков десанта на Мысхако – и так далее, и тому подобное.

Вот с последним-то и возникла первая странность: со слов комбата Кузьмина выходило, что старший лейтенант Алексеев однозначно утверждал, будто основной десант изначально планировался именно в районе Станички, а роль отвлекающего маневра выполняла высадка под Озерейкой. Объяснял он это особой секретностью операции, о реальном плане которой якобы знало только ее высшее командование. Мол, фашисты нас ждали, но буквально в последний миг их удалось переиграть и отвлечь внимание от истинной цели десанта.

Вот только в штабе никто о подобном изменении планов операции «Море», как сразу же и выяснилось, в курсе не был. И никаких изменений просто не существовало в природе, а немецкие приготовления наша разведка и на самом деле откровенно прошляпила. И если бы не предупреждение непонятного старлея, настаивающего на немедленном прорыве сводной бригады к Мысхако, эти восемь сотен морпехов, скорее всего, неминуемо попали бы в окружение и оказались уничтожены гитлеровцами – возможности прийти им на помощь на тот момент просто не имелось.

Да, наше командование быстро все это осознало и было готово отдать приказ о прекращении наступления на Глебовку и воссоединении с бойцами майора Куникова. Вот только связи с морскими пехотинцами не имелось… до того самого момента, пока Алексеев – снова Алексеев! – не захватил немецкую радиомашину вместе с радистом! По всему выходило, что он и на самом деле заранее знал, что подобный приказ придет! И последнее уже не укладывалось вообще ни в какие рамки!

И – все, количество связанных со старлеем необъяснимых странностей перевалило некий рубеж, и закрутились отлично смазанные шестеренки могучей государственной машины, остановить которую до получения того или иного результата теперь было уже невозможно.

Старшим лейтенантом ЗАИНТЕРЕСОВАЛИСЬ всерьез.

Оттого и мерзнет сейчас капитан Шохин на палубе, в который раз прокручивая в голове все известные на данный момент подробности о непонятном разведчике-диверсанте (ну, или кто он там на самом деле?).

Конечно, выводы пока делать рано, но все же вряд ли этот старлей – фашистский шпион. Нет, понятно, что враг хитер и коварен, так что никаких вариантов исключать нельзя. Вообще никаких! Но вот взять ту же шифромашину – Сергей прекрасно знал, что подобные в руки советской разведки уже попадали, впервые – так и вовсе еще в сорок первом году. Вот только без поясняющей документации, которую фрицы всегда успевали уничтожить, и уж тем более без умеющих пользоваться прибором специалистов! Так что и разобраться в ее работе толком не удавалось – немцы просто сменяли роторы и протоколы шифрования – и все. Поэтому значение конкретно этого трофея очень велико! В связи с чем и нужно срочно выяснить, кто таков этот самый Степан Алексеев…

Если, конечно, все происходящее – все-таки не хитроумный ход вражеской разведки, частью которого вполне может оказаться и старший лейтенант. Задача которого в том и состояла, чтобы аккуратно сдать нам шифратор под видом захваченного в бою трофея. Впрочем, проверить последнее не столь и сложно, нужно лишь «разговорить» пленного радиста, который просто не может не участвовать в игре, без него вовсе теряющей всякий смысл. А на серьезного игрока обер-фельдфебель как-то не шибко тянул: капитану хватило одного взгляда, чтобы составить его приблизительный психологический портрет – много на кого с начала войны насмотрелся. Да и до войны он тоже без дела не сидел, шпионов и всяческих вредителей хватало. Не врет этот упорно называющий себя австрийцем немец (с точки зрения Шохина никакой особой разницы нет, но фриц отчего-то настаивает именно на австрийском происхождении) точно не врет! И очень скоро работающие с пленным, к этому моменту уже благополучно доставленным в Москву вместе с шифромашиной и прочими документами, специалисты это окончательно подтвердят…

– Тарщ капитан госбезопасности! – Неслышно подошедший моряк – да и попробуй хоть что-то расслышать сквозь рокот ритмично бьющих в невысокий борт волн! – осторожно тронул Сергея за плечо, отрывая от размышлений. – Пройдите, пожалуйста, в рубку или спуститесь в кубрик. Мы подходим, скоро будем в зоне действия фашистской артиллерии. Опасно тут, нельзя на открытом месте стоять.

– Добро, – не стал спорить Шохин, мысленно тяжело вздохнув.

Здесь, на продуваемой всеми ветрами палубе, морская болезнь отступала, а как будет внизу? Впрочем, не важно: впереди, несмотря на сгущающийся прибрежный туман и низкую облачность, и на самом деле уже можно было рассмотреть взмывающие над плацдармом светлячки осветительных ракет. Еще несколько кабельтовых, и фашистские наблюдатели заметят приближающиеся катера и сейнеры и откроют огонь – для них это единственный шанс ослабить советскую оборону, не позволив перебросить сражающимся подкрепление и боеприпасы.

Уже подходя к рубке, Шохин кивнул в сторону плотно сидящих на корме и баке морпехов:

– А эти бойцы тогда как? Если опасно да нельзя?

Сопровождающий лишь угрюмо буркнул, с лязгом отворяя овальную дверь:

– Дык куда ж их девать, тарщ капитан? Десант же. Да и шансов так больше, чем внутри сидеть. Коль тонуть начнем, постараемся на последних парах поближе к берегу подойти, глядишь, вплавь доберутся, люди опытные. Вы ступайте, тарщ капитан, ступайте. Уж извините, но у нас тут сейчас жарковато станет. Помочь все одно не сможете, так что не нужно и мешать. Случись что, сигайте в море да плывите напрямки, до берега не так и далеко будет. Только одежку верхнюю скинуть не забудьте, иначе вниз потянет, и не паникуйте. И автомат свой тоже не жалейте, выкидывайте – на берегу новый сыщете, а с этой железякой можете и потопнуть.

Молча кивнув, Сергей переступил через высокий комингс боевой рубки, освещенной тусклым светом ламп аварийного освещения.

Последние сказанные матросом фразы отчего-то запали в память: «только одежку верхнюю скинуть не забудьте, иначе вниз потянет. И автомат свой тоже не жалейте».

Где-то он подобное уже слышал, причем совсем недавно. А, ну да, в том же самом рапорте комбата Кузьмина: старлея Алексеева именно так из моря и вытянули, без верхней одежды и оружия, один только штык на поясе остался. Успел, стало быть, лишний груз сбросить, чтобы под воду не уйти. Оттого, мол, и документов не имелось – вместе с бушлатом на дно ушли. Нужно будет уточнить этот момент, свидетелей опросить, так ли все на самом деле обстояло…

А со стороны невидимого в тумане берега уже потянулись рваные трассы крупнокалиберных пуль. Лопнули над головой осветительные снаряды, встали далеко впереди пенные фонтаны пристрелочных выстрелов. Катер ощутимо качнуло в сторону, кладя на борт – рулевой менял курс, сбивая вражеским артиллеристам прицел. За кормой поднялся могучий бурун вспененной винтами воды – маскироваться и дальше смысла больше не имелось. И теперь главным преимуществом юрких «морских охотников» становились скорость и маневренность, и мотористы выводили двигатели на максимальную мощность…