Глава 2
Непростой разговор

Плацдарм «Малая земля»,

5 февраля 1943 года

Отойдя подальше от госпитальных палаток, старлей остановился передохнуть, поскольку голова все еще немного кружилась. В целом же чувствовал он себя, как ни странно, вполне сносно: судя по всему, вторая полученная в этом времени контузия оказалась не столь и тяжелой. А может, ее и вовсе не было, просто глушануло близким взрывом. Видимо, в организме просто сработал некий защитный механизм, запущенный накопившейся усталостью и перенапряжением, вот он и отключился на энное количество часов, необходимых для отдыха. Щелкнул в голове эдакий предохранитель – а голова, как в том старом фильме говорилось, «предмет темный, исследованию не подлежит» – и мозг отдал телу команду перейти в спящий режим. На сколько, кстати, перейти?

Взглянув на трофейный хронометр, Степан даже присвистнул: получается, он почти двенадцать часов продрых?! Ну, или не продрых, а в полном отрубе провалялся? Вот это придавил массу, блин! На пару суток вперед отоспался…

Ладно, нужно топать на поиски штаба, в этом санинструктор права. А уж там разберемся, не впервой. Вот только где его искать-то, штаб этот? Алексеев осмотрелся. Санбат расположился в длинной балке с достаточно крутыми склонами. Тот, что со стороны противника, весь изрыт строящимися землянками – медики зарываются в землю. Работают, как и говорила Тамара, в основном легкораненые и свободные от службы бойцы, и работают споро – все отлично понимают, что только так можно будет защититься от немецких обстрелов. Наверняка и на боевых позициях сейчас тоже кипит работа. Роются блиндажи и огневые точки, пробиваются в неподатливом каменистом грунте ходы сообщения и окопы – плацдарм готовится к долгим семи месяцам оборонительных боев. Впрочем, как это ни странно звучит, о последнем сейчас знает лишь один человек на свете, некий старший лейтенант Степан Алексеев. Все остальные, включая и высшее руководство страны, пока просто не в курсе, сколько именно предстоит сражаться Малой земле…

Досадливо помотав головой – и с чего это его вдруг на размышлизмы потянуло, других проблем нет? – морпех двинул к выходу из балки.

Но не дошел, остановленный радостным вскриком за спиной:

– Тарщ лейтенант, вот вы где! Я вас в санбате ищу, а вы вона куда утопали!

Голос был знаком, и Степан медленно повернулся. Что ж, одной проблемой меньше – похоже, самостоятельно искать штаб уже не придется, найдется кому пособить:

– Здоров, Вань!

– Здравия желаю, тарщ командир! – Подбежавший Аникеев честно попытался изобразить некое подобие строевой стойки, но вышло плохо. Выглядел рядовой браво: на груди висит «ППШ», на поясе – финка и подсумки с запасными магазинами и гранатами, за пояс заткнуты две «колотушки», да еще и из-за голенища сапога торчит рукоятка немецкого штыка. Ну, просто классический морпех, хоть сейчас фоткай да на передовицу свежего выпуска «Красной звезды» – «советский морской пехотинец на отбитом у противника плацдарме в районе города N».

– Силен, – закончив осмотр, одобрил старлей, широко улыбнувшись. – Немец в бинокль увидит – сразу впереди собственного визга аж до самого Берлина драпанет. Да не хмурься, Вань, дядя просто шутит. У дяди настроение хорошее, поскольку рад, что ты жив-здоров. Выкладывай давай, что да как. Хотя нет, лучше по дороге расскажешь, не с руки мне тут задерживаться. Потопали.

– Сбежали? – понимающе подмигнул Аникеев, пристраиваясь рядом.

– Сбежал, – не стал скрывать Степан. – Некогда мне по больничкам отлеживаться, Вань, воевать нужно. А то вдруг без меня Новороссийск освободите? Так и останусь без медали, а то и ордена.

– Скажете тоже, без вас, – помрачнел морской пехотинец. – Фриц со вчерашней ночи и до сегодняшнего обеда продыху не давал, то контратаки, то обстрелы, то бомбардировки. Сейчас, правда, поутих малехо, выдохся, видать. Да и наши артиллеристы, спасибо корректировщикам, им тоже неслабо в ответ насыпали.

– Понятно. Насчет меня – Томочка наябедничала?

– И ничего она не ябедничала! – возмущенно вскинулся рядовой, торопливо отводя взгляд. – Просто… ну, рассказала, что вы штаб пошли искать.

Судя по предательски заалевшим щекам, в лице Аникеева у санинструктора имелся весьма преданный защитник. Или поклонник. Или и то, и другое одновременно. Хотя тут все понятно: наверняка в санбат его в том числе и Аникеев тащил, вот они и познакомились. Мысленно хмыкнув, старлей решил на всякий случай дальнейшие расспросы прекратить – сами разберутся, не маленькие. Да и вообще… любовь на войне – она такая штука, малопредсказуемая. Тут все под смертью ходят, и равны перед ней тоже все одинаково…

– Ладно, не заводись, – примирительно сообщил старший лейтенант, хлопнув товарища по плечу. – Выкладывай лучше, как там наши? Кузьмин, старшина? Как бой закончился? Я, сам понимаешь, после того как в танке бэка рванул, вообще ни хрена не помню.

– Так нормально все вышло! – оживился Аникеев. – Фрицев за пару минут добили, товарища капитана третьего ранга спасли, шифровальную машину тоже целехонькой вытащили. Для вас носилки из жердей и плащ-палатки соорудили да и рванули обратно к нашим. Кузьмина бойцы сразу в штаб к товарищу майору Куникову отвели, он сам так распорядился, а вас мы с парнями в медсанбат потащили.

– Левчука не ранило?

– Та не, даже не зацепило, он у нас, видать, заговоренный! За вас шибко переживал, как немец напор сбавил, так сразу меня сюда и послал, узнать, как дела. Вот я и прибежал, а вы уже того… выписались! – Иван довольно осклабился.

– Автомат-то мой где посеяли, вояки? Про каску даже и не спрашиваю.

Аникеев на несколько секунд завис:

– Почему сразу посеяли-то, тарщ лейтенант?! Не в госпиталь же его тащить? У товарища старшины ваше оружие, на временном сохранении, так сказать. Сейчас вернемся, он и вернет. Кстати, вот еще – Томочка… эхм, ну, в смысле, товарищ санинструктор, велела передать, вы в госпитале позабыли. – Боец протянул знакомый подшлемник.

– Вот за это – отдельное спасибо, – кивнул Степан, натягивая трофей наподобие лыжной шапочки. Голове сразу стало ощутимо теплее: до этого он как-то даже и не ощущал, что ходит вовсе без головного убора. – Ладно, разведчик (услышав обращение, Аникеев аж лицом посветлел), веди в штаб! Надеюсь, знаешь, где он нынче расположен?

– А как же, понятное дело, знаю. Тут недалеко, в соседней балке, мигом дотопаем. Только осторожно идти нужно, фрицевские снайпера постреливают…

Но не успели они протопать и пару сотен метров, как над головой противно завыли мины: гитлеровцы начали обстрел. Спихнув замешкавшегося товарища в ближайшую воронку, оставшуюся, нужно полагать, от прошлого артналета, Степан съехал следом. Организм морпеха на очередное неожиданное изменение условий существования отреагировал на удивление спокойно: похоже, уже окончательно смирился, что спокойно жить ему не дадут. Контузия – вещь, понятно, противная, но минометный обстрел куда хуже. Значит, и реагировать нужно на новую опасность, отложив все остальное на потом. Так что даже голова не закружилась, загруженная задачей выжить. А вот многострадальный бок от резкого движения все-таки легонько дернуло – но, опять же, куда меньше, нежели до того. Да и перевязали его в медсанбате нормально, в этом старлей уже успел убедиться по дороге.

Первые мины рванули достаточно далеко, следующая серия осколочных подарков калибром никак не меньше восьмидесяти миллиметров легла уже ближе: вражеские наводчики нащупывали «санитарную» балку. Вспомнив, что он без каски, морпех прикрыл голову полевой сумкой и ладонями – уж больно обидно получить по многострадальной бестолковке подброшенным близким взрывом камнем или осколком на излете. А так хоть какая-то защита, тем более что внутри, если санинструктор не соврала, еще и его бинокль.

Бум! Бу-бумм! Бум! – на этот раз долбануло совсем рядом, буквально метрах в десяти-пятнадцати. Уши, несмотря на приоткрытый рот, забила ватная глухота, по Ванькиной каске и трофейному планшету забарабанили комья земли.

Аникеев подозрительно завозился, и Степан, не глядя нащупав напрягшуюся спину товарища, прижал того к земле – «лежи, мол, не рыпайся». Хороший он пацан, да и боец неплохой, можно сказать, состоявшийся да обстрелянный. Вот только под обстрелом запаниковать может, как тогда, под Южной Озерейкой. А нам этого не нужно.

Новые взрывы раздались где-то далеко за спиной, и старлей понял, что балка попала в классическую артиллерийскую вилку и следующий залп наверняка ее накроет. Интересно, фрицы знают, что бьют по медсанбату? Вполне вероятно, знают – когда это их подобные мелочи останавливали? Помнится, охота за санитарными поездами и бомбардировка госпиталей для птенчиков Геринга была одним из любимых занятий: уж больно удобно целиться в красный крест на белом фоне. Как на учениях, сложно промахнуться. Ну, а соответствующая конвенция? Так кого это волнует? Не с европейцами ведь воюют, а с дикими азиатскими варварами и прочими унтерменьшами…

Снова заунывный вой падающих мин и гулкое, приглушенное склонами буханье разрывов. Однозначно по госпитальной балке лупят, причем беглым огнем, поскольку пристрелялись, суки. Оставалось надеяться, что медики и легкораненые успеют укрыться в землянках, пусть даже и недокопанных. А вот те, кто неспособен самостоятельно выбраться из палатки или лежит без сознания, как сам он недавно… Алексеев зло скрипнул зубами. Сволочи! Ничего, рано или поздно доберутся бойцы до этих минометчиков, точно доберутся. А уж когда доберутся, пленных брать однозначно не станут.

Минут через пять все стихло, лишь налетающий с побережья холодный бриз лениво растягивал плотно затянувший балку дым и поднятую взрывами пыль.

Оглянувшийся Аникеев дернулся было назад, но Степан решительно удержал его за плечо:

– Отставить, это приказ! Двигаем в штаб, пока фрицы снова минами кидаться не начали.

– Но там же… – Морской пехотинец осекся, так и не произнеся имени. Впрочем, Степан его, разумеется, понял:

– Жива она, верно говорю, жива! Сама рассказывала, что это не первый обстрел. Как начинается, они с девчонками сразу в блиндаже укрываются, в том, что уже выкопать успели. Грунт тут каменистый, даже от бомбы защитит, не то что от паршивой мины.

Врал старлей самозабвенно, но ни малейшей вины при этом отчего-то не ощущал. Он просто говорил то, что Ванька хотел услышать – вот и все. Почему врал? Да потому, что это в той, ЕГО истории, санинструктор Тамара Ролева благополучно пережила все месяцы обороны. Как будет сейчас, он не знал. В прошлой версии событий никакой старший лейтенант Алексеев в медсанбат не поступал, и она не сидела у его койки, находясь в этот момент совершенно в другом месте. И фашистская мина, тогда взорвавшаяся на безопасном расстоянии, сейчас могла рвануть буквально у нее под ногами. Это – цена за изменения истории, что уж тут… но не рассказывать же об этом Аникееву?

– Точно? – буркнул товарищ, шмыгая носом.