Фрагмент второй
Очки в толстой оправе

Глядя на кусочек картона, Рус поневоле снова ушел в воспоминания, как и пару недель назад, но теперь воспоминания были совсем другие. Думал он и о Володиных родителях, и о своих собственных. Пришла вдруг мысль, что воспоминания – это словно лестница вниз. Спускаешься с этажа на этаж, а там двери, двери, двери… И за каждой что-то спрятано. За одними то, что хочется воскрешать в памяти снова и снова, а за другими такое, что от одних только мыслей об этом становится не по себе – то сдавливает сердце до сих пор не утихнувшей болью, то сами собой сжимаются в гневе кулаки, то заливаешься до самых ушей краской так и не изжитого стыда…

Как ни неприятно было это признавать, но за дверью с надписью «Отец» воспоминаний почти не сохранилось. Так, скорее только ощущения, чем воспоминания. Собственно, ничего удивительного в этом не было, потому что отца Рус не видел как минимум лет сорок пять, с тех пор, как тот ушел из семьи – «бросил их», по словам матери. Она редко и крайне неохотно вспоминала о бывшем муже и на все вопросы сына отвечала: «Он нас предал. Меня и тебя. Не хочу говорить о нем».

Казалось бы, после такой аттестации Руслан должен был бы ненавидеть отца. И все же то чувство, которое он испытывал к этому, по сути, фантомному образу, не было ненавистью. Скорее обидой. Обидой на то, что уход отца из семьи лишил его, маленького, чего-то очень важного, совершенно необходимого.

И – хорошего.

Потому что, несмотря ни на что, Руслан все равно сохранил о папе пусть и мизерные и весьма смутные, но удивительно приятные воспоминания. Что-то на уровне ощущений – поскольку, как отец выглядел, Рус не помнил и даже не представлял. Ни одной папиной фотографии не сохранилось. Старых фото в их доме вообще почему-то не было: ни мамы в детстве, ни ее родителей. Мама была интересной женщиной – высокой, статной, с большими глазами и пышными каштановыми волосами, – но фотографироваться отчего-то не любила. Разве что с сыном. Вот фотографий Руслана у них действительно был полный дом – особенно снятых после того, как он начал заниматься танцами. А снимков отца не было ни одного. Только далекие-далекие смутные ощущения…

И теперь, сидя за письменным столом над фрагментом пазла, изображающим очки в толстой оправе, Рус вдруг сумел вернуться в те самые детские ощущения. Словно осветили фонариком темную комнату, и вокруг стали проступать очертания предметов. Он вспомнил, как спокойно и хорошо было, вскарабкавшись к отцу на руки, засыпать там, где было безопаснее всего. На руках отца… Кажется, Руслан даже почувствовал запах отцовского одеколона и прикосновение чуть шершавой щеки, когда папа его целовал.

«Капитан, капитан, улыбнитесь…»

Чей это голос? Конечно отца, ведь он частенько напевал сыну эту песенку. А Руслан слушал и снимал с него очки, чтобы разглядеть папины глаза. Его серые глаза в разбегающемся веере лучиков-морщинок, которые у отца всегда появлялись от улыбки. Глаза его улыбались, а без очков взгляд как будто слегка делался беспомощным. Еще Рус вспомнил, что, когда он снимал с отца очки, глаза того словно становились больше. Ну, правильно: очки же для дали, с минусовой диоптрией. Но ребенком-то он таких вещей не знал и всегда видел в этом маленькое волшебство.

Отец…

И вдруг как озарение откуда-то свыше, дарованное особыми, неподвластными человеческому пониманию силами, пришла мысль: ведь он, Руслан, вообще ничего не знает о своем отце. Даже фамилии – потому что мать после развода дала ему свою. Не говоря уже обо всем остальном: кто тот по специальности, где живет, когда родился и сколько ему сейчас может быть лет. Если он вообще жив…

Внезапно Руслана охватил настоящий ужас. Ведь он уже давно лишился матери. А отец?! Его Рус потерял и вовсе рано. И даже став взрослым, ни разу за всю жизнь не сделал и попытки хоть что-то узнать о нем.

Но это ведь, в сущности, бесчеловечно. Тем более что отец для него всегда был хоть и далеким, но таким светлым воспоминанием. Конечно, в детстве Рус никоим образом не был способен отстоять свою позицию перед матерью и предпочел просто никогда не упоминать о папе, чтобы, как обычно, не огорчать маму.

Но теперь-то ситуация совсем другая!..

* * *

К дому Володи Рус прибыл в субботу точно в девять утра, как договаривались. Пожал руку другу, вышедшему из подъезда с большой пузатой сумкой, и уточнил:

– Динька не поехала.

Володя лишь понимающе кивнул в ответ:

– Твоего тезку тоже сегодня не ждем. У какой-то родственницы Катерины, его девушки, репетиция свадьбы.

– Тематической. В стиле «Русских Супергероев», – уточнила следовавшая за мужем Людмила.

– Ух ты! – присвистнул Руслан. – Надо будет потом фотки посмотреть.

Загрузились по машинам и отправились за Володиными родителями, которые, как выяснилось, действительно жили совсем недалеко, буквально на соседней улице.

Володина мама узнала Руслана с первого взгляда. Всплеснула руками, крепко обняла, а потом отстранилась, чтобы получше рассмотреть.

– Ну надо же, какой ты стал… Прям красавец-мужчина. Как кинозвезда.

А он тоже во все глаза смотрел на нее и узнавал. Оказывается, она совсем невысока ростом, едва достает ему до плеча. Волосы, прежде русые, теперь стали совсем белыми. Короткая стрижка ей очень к лицу. Да, постарела, конечно, но не одряхлела и не сгорбилась, не потухла взглядом.

– Вы почти не изменились, – искренне произнес он. – Выглядите великолепно.

– А зубы-то какие, а! – подмигнув, похвасталась она в ответ на его комплимент и продемонстрировала голливудскую улыбку, а потом с гордостью поделилась:

– Дети подарили недавно.

Тут подошел и тоже немного постаревший, но полностью узнаваемый дядя Костя, шутливо ворча:

– Дайте и мне приложиться-то. Припасть к телу, так сказать. А то оттеснили старика… А ты и впрямь красавец вымахал. Спортивный, форму держишь, молодцом! Танцуешь еще?

Совершенно неожиданно для себя Руслан прокрутил легкое фуэте прямо на асфальте.

– О как! – крякнул дядя Костя, а тетя Света захлопала в ладоши.

– Не танцую, дядя Костя, – сокрушенно признался Руслан и осекся. – То есть я хотел сказать – Константин Владимирович.

Тот махнул рукой:

– Как называешь, так и называй. Что еще за церемонии?

– Хорошие мои, может, поехали? – взмолилась Люда. – А то шашлыки протухнут, жарко ведь… И никакая сумка-холодильник не спасет.

И все дружно послушались, без всяких возражений отправились рассаживаться по машинам, продолжая болтать и смеяться. Несмотря на годы и появление в семье новых лиц, у Вележевых все было по-прежнему. Дружная семья, где общаются легко и с теплотой. Как и тогда…

Родителей Володи усадили в машину сына, нагрузили до отказа пустой багажник Руса – Володя попросил ничего съестного с собой не брать.

– Перебор будет, – предупредил он. – Мама так рассуетилась – она ведь заготовками занимается, так столько банок тебе припасла, что бо'льшую половину на дачу не возьмем, а оставим у тебя же в багажнике. С собой увезешь.

– Вот кто бы спорил! Тети-Светины заготовки – это м-м-м… – Руслан прищелкнул языком и мечтательно закатил глаза. – Не поверишь, до сих пор помню ее кабачковую икру. Никакая другая с ней не сравнится.

– Что же – поверю, – возразил Володя. – Мамуля только совершенствуется с годами. Это ты еще ее огурцы не пробовал!

После недолгих обсуждений решили, что Люда сядет за руль Володиного авто и повезет старшее поколение, а друзья детства поедут на машине Руслана.

Всю дорогу говорили о детях – вернее, как уже повелось, говорил в основном Рус, а Володя только слушал да изредка задавал наводящие вопросы. Руслан рассказывал о дочке, которая собралась летом с подругами на рафтинг по реке где-то в Нижегородской области. От такой новости Рус здорово разволновался, пришлось даже с Олей переговорить. Хотя, впрочем, слово «пришлось» тут совсем не подходило. На самом деле он был только рад, когда находился предлог позвонить Ольге, а еще лучше – встретиться с ней. Ему все еще хотелось видеть бывшую жену, нравилось общаться с ней, даже просто слышать голос в телефоне. Но – и в этом Руслан пока что не признался даже Володе – просто так, без повода, общаться у них не получалось. Да и с поводами, честно говоря, не очень хорошо выходило… Так что, с одной стороны, Рус был даже где-то как-то рад, что у дочки возникла такая идея, но что касается самого рафтинга – тут он был против категорически. Сразу же связался с Олей и высказал все, что думает по этому поводу. Что еще за фантазии? Девочке всего пятнадцать лет. Разве можно отпускать ее, считай, одну в длительный поход, да не просто поход, а сплав по реке? Он как отец категорически возражает.

Однако бывшая жена отнеслась к Мышкиной затее на удивление спокойно. Явно повторяя с чьих-то чужих слов, Ольга заверила, что рафтинг предполагается совсем простенький, для начинающих. Река безопасная, мелкая, не быстрая, плавает их дочь очень хорошо. Участвует в рафтинге целая группа, в основном семьи с детьми, многие меньше Мышки, самому младшему вообще всего лишь пять. Будет много взрослых, а ведет их в поход опытный инструктор – отец Мышкиной подруги, чью семью Ольга хорошо знает и полностью доверяет им. Руслан выслушал ее аргументы, но продолжал настаивать, и в итоге разговор закончился так же, как чаще всего у них с Олей случалось после развода – ссорой и взаимными обидами.

– И что же вы в итоге решили? – поинтересовался Володя, выслушав эмоциональный монолог друга.

– Да, по ходу, Мышка все же поедет… – нехотя признал Рус, не забывая, однако, глядеть на дорогу. – Будь я с ними, конечно наотрез бы отказал ей. Но мы в разводе – и получается, что мой голос уже как будто и не имеет силы. Хотя ведь это чушь собачья! Разве мужчина перестает быть отцом, когда разводится с матерью своих детей?

– Всякое бывает… – хмыкнул друг детства. – Но у тебя, конечно, совсем не тот случай. Пить хочешь?

– А? Нет, спасибо. А Ольгу я вообще понять не могу! – продолжал Руслан, притормаживая на светофоре. – Как можно быть такой беспечной! А вдруг с ребенком что-то случится? Они еще даже не уехали, а я уже сам не свой от тревоги за Мышку.

– Не только за Мышку, – откликнулся Володя, открывая бутылку воды. – За себя тоже. Собственно, почему мы так боимся, что с нашими близкими что-то случится?

– Как это «почему»? – удивился Руслан. – Потому что любим их. И желаем им только хорошего.

– Это, конечно, верно, – кивнул Володя и сделал большой глоток. – Но боимся мы не только за них, но и за себя. Боимся той боли, которую обязательно испытаем, если с ними случится несчастье. И тут нет ровным счетом ничего такого, чего следовало бы стыдиться или скрывать. Это не эгоизм или что-то подобное, а всего лишь проявление инстинкта самосохранения. То есть того, что главным образом помогает нам всем выживать в этом непростом мире.

– Гм… – хмыкнул Рус, на миг оторвав взгляд от шоссе, но тут же вернулся к управлению автомобилем. – Признаться, я никогда не думал об этом в таком аспекте. Возможно, ты и прав… Знаешь, вот поделился с тобой – и вроде действительно как-то меньше стал волноваться за Машку. Эх, если бы с Егором было так просто…

– Ты, кстати, о нем так и не рассказал, – заметил Володя, закручивая крышку на бутылке. – Сколько ему сейчас лет? Чем занимается? Где учится?

– Ох, тут сложно все… – покачал головой Руслан. – Ему девятнадцать. И нигде он пока не учится. Сказал, что хочет взять после школы год, ну, как на Западе, Gap year. Он всегда любил спорт, а в старших классах увлекся горными лыжами. После выпускного сразу рванул в Красную Поляну. Устроился там куда-то то ли в мастерскую спортинвентаря, то ли сторожем, то ли официантом… Я, признаться, смутно себе представляю, что там летом на этих горнолыжных курортах делается. Но так или иначе, а к началу сезона сумел полностью экипироваться. Подработал, что-то с рук купил, привел в порядок… Во всяком случае, у нас с Олей денег не просил.

– Что ж, это делает ему честь, – похвалил Володя. – Молодец.

– Молодец, – вынужден был признать Руслан. – И теперь круглый год в Сочи пропадает. Домой только наездами, в межсезонье. Летом подрабатывает там, где и чем может, зимой катается. Моего мнения, как ты понимаешь, и тут никто не спросил. Со мной-то он по-прежнему не разговаривает, я только через Машу и Олю иногда что-то о нем узнаю… Погоди, мы что, приехали уже? Так быстро?

– Ну да, я ж говорил, что дача у нас недалеко, – кивнул Володя. – Вон наш дом, третий от угла.

Открыли ворота, въехали на участок, припарковались на специально отведенной для этого площадке, где уже стояла Володина машина. Стали разбирать вещи, и с заготовками в его багажнике вышло именно так, как и предсказывал друг детства.

– Вот, Русик, – строго заявила тетя Света, забрав из обширных запасов всего две банки. – А это все повезешь к себе домой. Тут огурцы, опята, лечо, свекла с яблоком, варенья три вида… Икра кабачковая. Помню, ты в детстве душу за нее готов был продать.

– Я и сейчас могу! – рассмеялся Руслан. – Спасибо… Это уж подарок так подарок.

Уже в доме он вручил родителям друга свои гостинцы. И снова все вышло в точном соответствии со словами Володи: тетя Света обрадовалась элитным шоколадным конфетам, а дядя Костя – редкому сборнику, посвященному шахматному турниру в Дебрецене двадцать пятого года прошлого столетия.

– Издание, понятно, репринтное, – пояснил Рус. – Зато переплет хороший.

– Уважил старика, – покачал головой довольный дядя Костя. – Будет чем заняться долгими зимними…

– Рус, а ведь и у нас для тебя еще кое-что есть, – таинственно произнесла тетя Света и извлекла небольшой подарочный пакет. – Ну, это так. Небольшие воспоминания детства.

Руслан заглянул – внутри была винтажная кобальтовая чайная пара.

– Из тех самых? – ахнул Руслан.

– Из тех, из тех…

– Невероятно. Вот спасибо. Я ведь недавно эту чашку вспоминал, и… вообще всё-всё… – он был так растроган, что не мог подобрать слов.

Володя уже колдовал у уличного мангала в глубине сада. Люда тоже что-то готовила, и от помощи Руслана оба отказались категорически. Мол, сами справимся, а ты иди с родителями пообщайся, они так хотели тебя видеть.

И Руслан не без охоты повиновался.

Сели втроем на открытой веранде, разлили по стаканам мятный лимонад, неторопливо поговорили о том о сем – кто как да у кого что. А через некоторое время, когда в разговоре возникла пауза, у Руслана вдруг само собой вырвалось:

– Скажите, а вы знали моего отца?

Володины родители переглянулись, на их лицах отразились удивление и некоторая растерянность, и одинаковое выражение на миг сделало пожилых людей похожими друг на друга, словно они были не супругами, а братом и сестрой.

После долгой паузы тетя Света осторожно подтвердила: