– Пап, расскажи мне сказку: такую, такую… Ну, неизвестную мне. Надоели мне эти Иванушки-дурачки и Василисы премудрые. Имена мне эти надоели! Слышать их не хочу!
– А ремня?
– Ы-ы-ы!!!
– Фух! Ладно, слушай, малыш.
– Жила-была Царевна-лягушка и было у неё три сына – Лягух, Лягур и Лядур.
Когда сыновья выросли и стали похожими на жаб, решила Царевна-лягушка женить их. И женить исключительно на крохотных девочках, ну, на лилипутках, на девочках-пальчиках. Были в стране Лилипутии три таких девочки – это Дюймовочка, Дюймордочка и Дюймдурочка. Эти девочки ну, уж очень хотели выйти замуж за жаб, за мальчиков-жаб.
Узнав, что есть такие в стране Жабонии, они отписали Царевне-лягушке телеграмму: мол, так и так, вылетаем первыми же ласточками, теми, что очухались после перелома крылышек. Хотим выйти замуж за ваших сыновей. Встречайте.
И встретились они все. И поженились. И родились у них дети – Лягуйм, Лягуймордыхай и лапочка-дочка Лягуймдурочка.
Ф-фуххх! Куда это меня понесло? А крысу и крота я упомянул? Ну, крот был толстым и добрым. Да никак его не звали. Крот, он и в Африке крот. Крот был добрым, когда Царевна-лягушка умерла, он могилку выкопал бесплатно. И вообще – деньгами помог. Всё – крота нафиг! А у крысы, кстати, было имя, отчество и даже фамилия. Крысу звали Ларисой Ивановной Хочу. Крыса эта, она телохранителем была у известной банкирше – старухе Шлёпайкоекак. Застрелили и ту и эту. Кто, кто! Ну это-то все знают – крокодил Гиена и Чебуравка В Тёмном Стекле. Ага. Индейцем он был – вот и имя у него такое было. На стройке они тех баб застрелили. Строили, строили да и застрелили.
Слушай, малыш, что-то я совсем запутался. Спи давай. А не то я тебе сказку про
Иваныча – Шас Как Дам Вам Всем По Каскам расскажу. Кто это такой? Прораб мой на стройке. Спи давай. Впрочем, слушай. Однажды мы выпили…
Я – не строгий отец. И вообще я человек мягкий, культурный, театральный. Меня жена так и кличет – ТЕАТРАЛ. «Театрал! Вынеси мусор! Театрал! Приготовь обед!» Нет, я к жене без претензий, ведь я люблю её, и сынишку нашего – двоечника…
Насчёт строгости к сыну – вот это по её части. К примеру вчера она поставила сына к стенке, мебельной, и как давай его таблицей умножения расстреливать. А я в одной комнате с ними находился, журнал «Театральная жизнь.» читал, ну и полировку этой самой чёртовой стенки заодно начищал, так у меня сердце кровью стало обливаться. Короче, я не выдержал и давай сынишке подсказывать, благо жена моя немного глуховата.
Жена ему:
– Пятью семь?
Сынишка:
– Хны…
Я шёпотом:
– Тридцать пять.
Сынишка:
– Тридцать пять.
Жена удивлённо:
– А семью восемь?
Я шёпотом:
– Пятьдесят шесть.
Сынишка гордо:
– Пятьдесят шесть, мама!
Ну и так потихоньку-потихоньку дело-то у нас с сыном и пошло: жена спрашивает, я подсказываю, сын отвечает. И вдруг жена зырк на меня. ЗЫРК-ЗЫРК-ЗЫРК.
– Ясно! – закричала она. И как даст мне учебником по математики за второй класс по губам.
– Фаля, как ты мофеф?! – возразил я.– Меня, театрального челофека учебником по математики по губам?!
– Вот именно – по губам и надо. Театрал хре… Скажи спасибо, что здесь ребёнок, а то бы я ещё не так сказала тебе.
– Ну, Валечка, – заоправдывался я.– Ты же прекрасно знаешь, что у меня за профессия. Это издержки профессии, Валя. Поработай с моё – пятнадцать лет суфлёром в конце концов! Ну не могу, не могу я не подсказать, если человек забыл текст.
Средняя школа, кабинет химии. Учитель, стоя за лабораторным столом, читает ярлыки на различных ёмкостях с реагентами. Раздаётся стук в дверь. Учитель с испуганным лицом разрешает войти. Входит юноша послешкольного возраста.
– Здравствуйте.
– П… привет. А вы кто?
– Корреспондент городского радио. Разрешите взять у вас интервью? Так что, берём?
– Ладно, валяйте своё интервью. Только у меня минут пять, не больше.
– Я постараюсь по-быстрому. Так, включаем диктофон – готово. Дорогие радиослушатели, и вновь с вами радиопередача «Шкодная…", простите, «Школьная пора. Сегодня наша рубрика «Внезапное интервью» знакомит с учителем химии школы №5 нашего города. Представьтесь, пожалуйста.
– Я? Джузеппе Карлович Табуреткин.
– Какое интересное у вас ФИО.
– ФИО как ФИО. Папа был Карлом, я – Джузеппе. Что здесь такого. Знаменитый род Табуреткиных! Да где же оно?
– Джузеппе Карлович, скажите, а интересуются ли нынче ученики химией?
– Химией? Ещё как интересуются. Особенно клеем столярным. Да где же оно?!
– Шутите?
– Нет. Гидрохлодид…
– Может кого-то хотите выделить из учеников?
– Могу. М…м… Вовка Штырин – ученик 6б класса, вот это парень! Гвоздь в доску сороковку с трёх ударов молотком забивает. По самую шляпку!
– Какой гвоздь?
– На семьдесят. До ста двадцати ему, конечно, ещё расти и расти, ещё тренироваться и тренироваться, но потенциал у мальчишки есть… Сероводород – не то!
– Так. Ф-фух-х! Ваш Вова Штырин любит химию?
– А кто ж её сейчас из детей не любит? Всякая «Кока-Кола», «Фанта» – да от этой дряни детей не оторвать! Наше отечественное «Буратино», – натуральный между прочим продукт, – им видите ли теперь не интересен. Это возмутительно! Амиак…
– Карл Джузе… тьфу… Джузеппе Карлович, давайте всё-таки ближе к Химии. Что вы всё время ищите?!
– Да не говорите. Понаставили тут колб всяких, а нужной нету! Я помню – ближе к химии. Химия – хорошо, когда ею правильно пользуешься. Вот, например, необходимо спирт отделить в БФ (это клей, если не в курсе). Тут ведь без особенного мастерства и терпения не обойтись. Значит, учитесь, – берём палочку и медленно погружаем…
– Стоп! Что-то я окончательно ничего не пойму. Вы про что?
– А вы?
– Вы кто?
– Учитель.
– Чего?
– Труда, трудовик я, трудовик школы №5. Да вот же оно! Н2ОСО4! Ну, здравствуй, моя любимая колбочка, мой спиртик. А вам – до свидания. А – мой халатик. Кстати, хозяйка сего помещения, Клавдия Михайловна, должна скоро вернуться, у них педсовет. До свидания, дорогие радиослушатели! Всё, я линяю…
Мои дети виноваты —
оторвали мишке лапу.
Всё равно его не брошу,
в нём, зашитые мной грОши.
Доигрались мои дети —
треск бачка был в туалете.
Его склею с чувством, с толком,
в том бачке таится водка.
Эти дети, так их так,
замарали мне пиджак.
Сам почищу его ваткой,
в нём заначка за подкладкой.
То не дети, ураган!
Разбомбили весь чулан.
Полки я поправлю быстро,
на них брага – восемь литров.
Дети-дети, лапочки
три разбили лампочки.
Заменить, желанья нет,
проку в люстре – только свет.
Надумал Иван-царевич жениться и отправился он себе невесту искать.
Вот идёт Иван-царевич лесом, вдруг видит – избушка с окошком на курьих ножках стоит, нет, вру, на хорошеньких ножках стоит, как говорится: от ушей ножках.
– Оп-паньки! – удивился Иван-царевич, рассматривая ножки. А они явно девичьи – не волосатые, без варикоза, в туфлях на высоком каблуке.
– Эт-то что за чудо?! – продолжает удивляться Иванушка, шапчонку на затылок сдвинув.– Это, а где это, ну, что до ног?! А?! Избушка?! Не верю я в симбиоз дерева с девичьими ножками на высоком каблуке. Избушка! Ты говорить можешь?!
– Могу, – отвечает избушка ангельским голоском.
– Ну?
– Гну! Здесь это, в избушке, что до.
– Хе. А зайти в тебя можно, избушка?!
– Это зачем?
– Как это зачем? Посмотреть! Такие ножки. Наверное, и всё остальное, что до ног, тоже прелесть. Если так – женюсь, ей богу, женюсь.
– Точно женишься?
– Папой-царём клянусь!
– Тогда заходи.
Заходит Иван-царевич в избушку, а там… мать-перемать. А там баба-Яга по пояс своей дряхлостью в пол вросла. Низ, значит у неё хорошо сохранился, а вот верх…
Стоит руки -в- боки и улыбается своим беззубым ртом – ужас!
Иванушка метнулся было обратно к двери – фиг! Двери не открыть простому человеку, и окошко жалюзи алюминиевые наглухо зашторили – сами, без чьей либо помощи.
– Оп-паньки! – противным голосом проскрипела баба-Яга и захохотала как сумасшедшая.– Обещал жениться? Папой-царём клялся? Теперь женишься, никуда не денешься. Понял?!
– Мама! – всхлипнул Иван-царевич-дурачок и по стеночке сполз сопелькой. Понял он. Понял, что влип по самое тридевятое царство. Во как бывает.
Мораль: надумал жениться – не ведись на ножки, Иванушка в шапчонке.
И была пятница. А выпить в пятницу, как говорится, дело святое. Особенно любил это «святое дело» Витя Спиртяшкин.
Поздним вечером с большим трудом полуалкаголик, мелкий дебошир и «кухонный боец» Витя Спиртяшкин ввалился в свою квартиру. Его жена, Манюня, впустив пьяного в драбадан мужа, тут же метнулась обратно в комнату, где вдавила себя в диван, да так, что жалобно заскрипели пружины.
– Маню-юня-я-я! – противно пропел пьяным голосом Спиртяшкин. Он скинул с себя пальтецо. Теперь нужно было снять ботинки.
– Манюня! – снова проорал Спиртяшкин.
В ответ Манюня продолжала вдавливать себя в диван, а её загнанный взгляд потихоньку начинал бродить по комнате – искать пятый угол.
– Ну, хорошо, Манюня, – с угрозой сказал Спиртяшкин, – сейчас ты у меня отхватишь.
Он резко нагнулся и… бац! – въехал лбом в косяк холодильника, которому не нашлось места на крохотной кухне.
Древний холодильник до этого был уже изрядно помятый. Сколь раз в него «въезжал» своим «роговым отсеком» Витя и ничего, крякне, т бывало только и ничего. А тут – бац! и рухнул как подкошенный. Мало того – потерял сознание. Минут на пять. Потом очнулся… трезвым, повесил пальтецо на вешалку, поставил ботиночки куда положено и пошёл спать.
Спать лёг тоже как положено: раздетым, диван разложил, застелил. Манюня, вся в непонятках, легла рядом.
В течении часа она то и дело прислушивалась к мужу. Муж лежал на спине, держа руки по швам поверх одеяла и тихо-мирно спал.
– Да что это с тобой?! – наконец не выдержала Спиртяшкина и сильно ткнула благоверного в бок. Тот приоткрыл глаза.
– Тебе тесно, Манюнь? – спросил Витя без какого-либо раздражения, наоборот – даже ласково.
– Не то слово, скотина! – рявкнула Манюня.
Спиртяшкин безропотно отодвинулся, насколько смог и снова уснул.
Манюня приняла сидячее положение. Поразмыслив ещё с час она взяла и ущипнула мужа. От всей души. За ухо.
На этот раз тот даже не открыл глаза, а сразу спросил виновато:
– Я что, храплю?
– Не то слово, скотина! – опять рявкнула Манюня, хотя никакого храпа и в помине не было.
Витя молча отвернулся к стене, плотно прижал лицо к ковру (так что расплющился нос) и, прикрыв одеялом ноющее ухо, снова уснул. Будто умер.
– Да что же это такое?! – Спиртяшкина вскочила как ошпаренная.
– Сволочь! Скотина! Паразит! – посыпались из её сахарных уст громогласные оскорбления.
Спиртяшкин никак не реагировал.
– Ах, так? – Манюня растрепала свои волосы, отхлестала себя по щекам, рванула на себе ночную рубаху, и выскочив на лестничную площадку, заголосила что есть мочи:
– Лю-ю-юди! Убива-а-ю-ю-ют!!!
На её истошные крики вышли на площадку сонные соседи.
О проекте
О подписке