Но было уже поздно. Первый выстрел грянул ещё до того, как командир опустил руку. Следом за ним застрочили оба пулемёта. Пожелтевшие от засухи листья, осколки придорожных валунов, комья латерита и щепки летели вихрем. Горное эхо перебрасывало лай пулемётов со скалы на скалу; он отскакивал от отвесных скал, шарахался с размаху на дно ущелий, падал, подымался, звучал то глухо, то нарастал до оглушительного треска. Эхо и автоматные очереди многократно приумножали и раскрашивали его. Затем автоматическому оружию стали вторить выстрелы из винтовок. Они били реже, отрывистее и жёстче. С треском рванули несколько гранат, подняв облако пыли. Жандармы стреляли так, будто находились в тире: спокойно и уверенно. Выстрелы следовали один за другим, бойцы перезаряжали своё оружие без спешки и суеты: у них было время выбрать цель. А так как их жертвы находились в полнейшей растерянности всего в нескольких десятке шагов, ни один выстрел не пропадал даром, ни одна пуля не пролетала мимо.

Вокруг повстанцев свистели пули и щебень, но они всё ещё находились в полном оцепенении. Наблюдательный вражеский командир скомандовал еще раз:

– Ложись! Ложись! – Вдруг, с удивлением посмотрев на небо, он осел на землю. Его солнечные очки соскользнули с носа, он повалился на бок. Словно по команде, с повстанцев слетело оцепенение: издавая дикие крики, они бросились вниз по склону, оставляя убитых и раненых, включая своего командира. Более поспешное бегство противника Генри видел только раз в жизни: во время атаки Оничи в Биафрийскую войну. Убедившись в отступлении противника, Раффи отдал вместо Бенъярда новый приказ:

– Всем разойтись по местам! Капралам доложить о потерях и наличии патронов!

Доклады были короткие: потерь нет, патронов – достаточно. Это было даже удивительно: перед боем стрелкам первой линии раздали по дюжине обойм. Выходило, что винтовки первой линии сделали всего по двадцать выстрелов!

Раффи ходил по ходам сообщения и покрикивал на жандармов:

– Не стрелять! Хорошо укрыться! Ждать, когда подойдут поближе! Берегите патроны! Наша задача: заманить и уничтожить врага. Соблюдение полнейшей тишины и надежная маскировка – непременное условие успеха!

Бенъярд подключился к командованию: он тут же отправил на фланги вестовых. Их стрелки, не принявшие участие в бою, рвались в атаку. Его приказ гласил:

– Тот, кто посмеет хотя бы высунуть голову или выстрелить без приказа, – предатель!

Некоторое время спустя кимбисты смогли соорганизоваться. Они заняли подлесок и установили в нём пулемёты. Минут через десять после первой атаки по позициям жандармерии был открыт сосредоточенный огонь. Пули били по верхнему краю бруствера, поднимая густые облака пыли. Белый попугай, испуганный выстрелами, с криком взлетел на скрюченную солнцем пальму, но сорвался и тяжело ударился о землю: его разорвала пуля. Полковник и оба инструктора пинками и прикладами тщетно пытались поднять своих людей в атаку. Их подчинённые потеряли боевой запал: они изредка постреливали в сторону седловины.

Тем временем, два взвода, посланные в обход, поднимались все выше и выше. Растянувшись в линию, они стали искать прикрытия даже в самых неподходящих местах – в редком сосняке, за каменными завалами, в сухом кустарнике. В нём они установили свои пулемёты и открыли оттуда бешеную пальбу. Впрочем, она не причинила оборонявшимся ни малейшего вреда: только изредка пули пролетали рикошетом над головами жандармов, которые, повинуясь строгому приказу, лежали словно вымершие. Целый час пулемёты противника расточительно расходовали боеприпасы, после чего полковник Буасса решил повторить атаку. Теперь его бойцы атаковали четырьмя группами: две продвигались вперёд, две – держали позиции противника под непрерывным огнём. Однако, жандармы после первого штурма обрели в себе уверенность: они подпустили атакующих совсем близко и вновь устроили им кровавую баню пуще первой. В этой мясорубке приняли участие оба миномёта: они открыли заградительный огонь по рубежу атаки, внезапно накрыв последнюю волну атакующих. Опушка была разворочена настолько, что трудно было отличить части тел и обломки оружия. После такой бойни, командиры и инструкторы противника были не в состоянии удержать своих солдат, обратившихся в отчаянное бегство. Жандармы бросились было из окопов вдогонку, но тут же раздался голос Раффм:

– Без приказа ни шагу, а то пристрелю!

Не прошло и нескольких минут, как ложбина перед окопами оказалась пуста, будто ее вымели. Из подлеска слышались стоны раненых. Когда огонь окончательно стих, солнце вновь засверкало над головой. Тишина плыла над горами. Воздух был напитан запахом листьев и корней. Снова стало слышно, как ручей шумит на дне пропасти. Амфитеатр гор, залитых солнцем, был выжжен зимним солнцем и угрюм, но Бенъярд улыбался. В этом бою он сделал всего пару выстрелов из своего «Кольта». Когда враг отошёл, его охватило ощущение необычайной легкости, какого-то воспарения. Все реальное вокруг обрело нереальность, как это и происходит с реальностью в ее предельном сгущении. Генри вдруг почувствовал себя так, будто только что завоевал право на жизнь, на обладание всем миром. Это был его бой и в нём он одержал победу!

Вдруг между деревьями показались солдаты противника: они были без оружия, несли с собой носилки и размахивали флагом с красным крестом. Понимая к чему, они клонят, Бенъярд выслал им навстречу Раффи в сопровождении бойца. Разгорячённый боем, вахмистр смахивал на черта, каким его изображают старинные Библии. Его глаза были налиты кровью, седые усы топорщились, из горла рвался хрип. Порой он останавливался, прижимал к обветренным губам мундштук трубы и извлекал из нее прерывистые, визгливые звуки; и эта чудовищная музыка не преминула оказать свое действие как на врага, так и на своих. Подав знак приблизиться, он крикнул кимбистам:

– Убитых и раненых забирайте. Оружие, боеприпасы, ранцы, патронташи, продовольствие, мундиры и ботинки – оставить!

Под угрозой оружия кимбисты сами раздели своих убитых и раненых, оставив их в нижнем белье, а все вещи сложили в кучу. И только после того, как последний солдат противника скрылся (это продолжалось довольно долго, они еще несколько раз возвращались), жандармы, не исключая и вахмистра, стали высказывать разлмчные предположение. Многие из них считали, что атака полностью отбита, и противник больше в наступление не пойдёт. Бенъярд же так не думал, поэтому приказал выставить вниз по склону несколько дозоров. Четырёх жандармов во главе с Бомоко, хорошо знавшего эту местность, он послал следить за врагом. После этого Генри вызвал турекских ополченцев и приказал как можно быстрей собрать с поля боя винтовки, ранцы, магазины, мундиры и отнести все это за линию окопов. Незадолго до того, как был закончен сбор трофеев, прибежал посыльный от Ниса и сообщил, что группа солдат противника пытается войти на перевал по обходной тропе.

– Они взбираются на гору гораздо южнее, там, где наших не было и нет, – сказал посыльный. – Я вам всё покажу, масса…

Передав командование лейтенанту Вижейру, Бенъярд в сопровождении посыльного покинул окопы. С собой он взял ещё четырёх человек, уроженцев гор. Очень скоро его маленькая группа оказалась к югу от скальных баррикад. Здесь они встретили трёх жандармов во главе с капралом Пипером. Он уже несколько недель дежурил на перевале и знал здесь каждый выступ, каждый грот и каждый куст. Подобное знание местности давало Бенъярду и его людям неоценимое преимущество перед врагом, как бы силен он был. В ожидании врага, девять жандармов выбирали позиции среди расселин и выступов, установив визуальную связь друг с другом. Бенъярд расположился несколько позади них…

Но кимбисты были уже научены горьким опытом. Свои главные силы они перебросили по противоположному склону к седловине. Достигнув лесной опушки, они поспешили установить на ней пулемёты, которые сразу открыли беспорядочный огонь по передовой линии жандармов. На сей раз они не причинили никакого вреда. Тем временем, перед позицией Бенъярда появились четыре вражеских разведчика. Двигались они с чрезвычайной осторожностью и довольно неуверенно – сразу же можно было определить, что это жители гилеев, мало знакомые с горами. Они неуклюже пробирались от укрытия к укрытию, каждый раз долго выбирая, куда ступить. Видимо, их командир предположил, что уже находится в тылу у противника. Одного из своих людей он оставил у расщелины, велев подать сигнал главным силам. Несколько мгновений сигнальщик стоял и несколько бестолково махал своим кепи. Прошло довольно много времени, прежде чем появились остальные, – солдаты двигались, боязливо ступая по камням. Со стороны складывалось впечатление, что они идут не по земле, а по кипятку. Бенъярд стал рассматривать противника в бинокль и увидел знакомого советника. Подгоняемые своими командирами, кимбисты наконец достигли того места, где их поджидал передовой дозор. Они даже не успели рассредоточится, как сразу же попали под перекрестный огонь. Выстрелы обрушились на них из пустоты: даже самые храбрые растерялись и не знали, как и от кого им обороняться. Дикий рев, стоны, крики… Поднялся великий переполох, но тут по жандармам ударил пулемёт. Ему вторили разрывы ручных гранат. Вновь зазвучала какафония боя.

– Как они успели его установить!– удивился Бенъярд, меняя обойму в своём «Кольте». Он крикнул своим людям, очень надеясь, что его услышат: – Всем стрелять по пулеметчику!

Бенъярд хорошо видел ноги пулеметчика – очень худые и кривые, в грязных обмотках и очень старался попасть по ним. Однако, характеристики его «Кольта» никак не позволяли взять правильный прицел. В отчаянии он выпустил две или три обоймы в направлении ненавистных обмоток. Вдруг вражеский пулемет затих. Генри увидел, как его противник привстал, упал на бок и покатился по крутому склону, точно зеленый мешок. Он докатился до куста опунций и застрял в нем. Несколько секунд он дёргался, но потом затих. Теперь стреляли только винтовки и «шмайсеры» жандармов. Складывалось впечатление, что кимбисты забыли, что вооружены. Спасаясь от пуль, они бестолково суетились среди каменных глыб, беспомощно прижимались к скалам, цеплялись за колючий кустарник, толпились над обрывистой кручей: некоторые из них сорвались вниз и падали с диким криком, кувыркаясь и подскакивая, словно мячи. Пока добивали отставших, основная группа кимбистов пыталась кратчайшим путем выбраться из смертельного лабиринта скал. Вражеские солдаты по приказу инструктора скатывались с кручи, не разбирая дороги и стремительно разворачивались в цепь, отвечая жандармам редкими выстрелами из винтовок. Стрельба у баррикады послужила для солдат противника, затаившихся на противоположном склоне у опушки, сигналом для перехода к фронтальной атаке. Под прикрытием пулемётного огня повстанцы выскакивали из чащи, палили в куда-то пустоту из винтовок и автоматов, падали, стреляли, вскакивали, бежали вперед и снова бросались на землю. В это самое время к ним присоединилась группа, вырвавшаяся из скал. Инструктор в солнечных очках остановил группу бегущих и пытался вновь погнать их в атаку. Солдаты послушались, залегли и сразу же открыли огонь. Увидев, что противник пытается развернуть фронт со стороны скальной баррикады, Бенъярд связался по уоки-токи с Вижейру и приказал выдвинуть человек пять на фланг противника. Они прибежали через несколько минут и обрушили град пуль на кимбистов, не думая ни об укрытии, ни о боеприпасах. Таким образом, прорвавшееся подразделение противника попалов огненый мешок и быстро откатыватилось на исходные позиции. Будь Бенъярд немного опытней, сохрани хладнокровие, кимбисты были бы полностью уничтожены. Ну а так – им удалось уйти, прикрывшись пулемётным огнём. Хотя пять бойцов закрывали им путь и долгое время вели прицельный огонь вслед, основной части вражеской колонны во главе с инструктором в солнечных очках удалось уйти к подножью перевала. Там они встретили полковника Буассу с уцелевшими бойцами второй и третьей рот.

В какой-то момент боя Бенъярд вновь утратил контроль над собой: им овладел трепет неведомого упоения, он слушал безумные ритмы своего сердца. Из его горла рвались гортанные звуки какого-то дикого, забытого языка: будь он в трезвом уме, они привели бы его в ужас. В этот момент весь окружающий мир во сто крат стал невесомее зёрнышка, слабее колебания гитарной струны. Это была бешенная пляска в кроваво-красных отблесках автоматных выстрелов, не причинявшая боли только ему, одновременно танцмейстеру и плясуну.

– Это джу-джу, – сурово произнёс капрал Пипер. Он наклонился над извивающимся в истерике майором. Прижав его одной рукой к земле, он попытался раскрыть ему веко и посмотреть в глаз. – Сильное джу-джу. Но это его джу-джу!

– Ва-ва-ва, – закричали вокруг. Жандармы признали в Генри носителя Непознанного. Его боялись, ему поклонялись, ему верили даже христиане…

Как это ни странно, но это странное действо вернуло Бенъярда к действительности. С этой минуты, он стал следить за ходомбоя уже как командующий, а не сторонний зритель. Он не только видел, но и чувствовал каждого из своих бойцов, каждого из своих врагов. Он входил в контакт с ними и внушал одним веру в себя, другим – её отсутствие…

Семь носильщиков, девять солдат и один сержант были взяты в плен. Жандармы хладнокровно, как будто это само собой разумелось, дали почувствовать им, что такое месть. Двух пленных так и не удалось спасти, но остальных пленных лейтенанты Вижейру и Кайвоко прикрыли своими телами, в то время как Нис, Эйнекс и большинство жандармов с недоумением смотрели на столь незаслуженное милосердие. Ещё долго Бенъярд и остальные офицеры убеждали разгорячённых боем бойцов в разумности и справедливости своего поступка. Все радовались этому успеху и особенно тому, что его достигли малыми жертвами. После этого на собрании офицеров наметили порядок дежурств на ночь, а всем участникам боя предоставили сутки отдыха: на позициях их заменили бойцы второй линии. Легкораненых сразу же отправили в Ханипу, но пленных повстанцев и носильщиков оставили на перевале: их решили задействовать на восстановительных и строительных работах. Рано утром в Ханипу приехал грузовичок с севера. За его рулём сидел лейтенант Слит. Бенъярд подсел к нему в кабину. В кузов погрузили раненых, пленного лейтенанта и двух охранников. По углам распихали трофеи, и автомашина отправилась в Кларенс. В десять часов утра президенту доложили, что с перевала в Кларенс прибыл грузовик. Он привез хорошие новости: кимбисты атаковали позиции жандармерии, но были отбиты с большими для них потерями. Взято много трофеев и пленных.

– Бенъярда немедленно ко мне! Я хочу знать подробности! – потребовал президент у Куомы.

– Это невозможно, сэр, – ответил мажордом. – Министр свалился как убитый. Он просил дать ему передохнуть хотя бы пару часов. Вчера весь день шёл бой, затем всю ночь подсчитывали потери и трофеи, а утром майор выехал в Кларенс на автомобиле вместе с ранеными. Когда он их доставил в госпиталь, доктор Хааг насильно уложил спать. В полдень он будет как новенький. Хорошо, Кати, свяжи меня с Хейде!

– Да, сэр!

После короткого разговора со старшим инструктором президент решил провести совещание в бывших полицейских казармах и пригласить на него министра Пренка и комиссара Хороса. Затем он вызвал по селектору Кати:

– Мисс Брегма, разыщите мне лейтенанта Слита.

– Он находится в приёмной, господин президент!

– Тогда пригласите его ко мне.

– Одну секунду, сэр.

Дверь открылась и на пороге показался Слит в запылённом офицерском мундире.

– Здравствуй, Гебе, – произнёс президент тихим голосом. – У меня к тебе только один вопрос!

– Да, сэр!

– Ты хочешь стать моим адъютантом?

Кадык рослого негра зашевелился, он вперился удивлённым взглядом в босса и не раздумывая произнёс:

– Да, сэр!

– Тогда скажи мне, пожалуйста, куда делись пошлины за проезд?

Через полчаса президент вновь вызвал по селектору мисс Брегму и приказал:

– Сообщите мистеру Раму, что расследование по уплате пошлин можно не проводить и попросите Фортуса Кана доставить пять тысяч гвианийских фунтов в наше казначейство.

Ещё через полчаса лейтенант Слит стал адъютантом.