– Теперь моя очередь, господа. Надежда есть, но надо немного подождать, поскольку толковый механик у нас всего один. Он сейчас занят в порту. Что касается транспорта. В настоящее время мы используем «миневру» из отеля. Что касается собственного транспорта, то его у жандармерии немного – три мотоцикла, «виллис», полугрузовик «форд» и три «унимога» Два из них требует капитального ремонта и стоят на приколе. Вчера генерал привёз два трицикла с прицепами, но я распорядился отдать их для аэропорта госпиталя. У меня всё…

– Кто знает, что у нас с запасами бензина, коллеги?

– В автопарке осталось всего двенадцать тонн бензина и тринадцать тысяч шестьсот литров газолина, – ответил Пренк. – Запасных шин очень мало. Для грузовиков их совсем нет.

– Здесь я смогу помочь, поскольку нам удалось закупить в Уарри большую партию автомобильной резины!

– Что же, переходим к третьему вопросу. Полковник Шеннон предлагает отменить запрет на азартные игры. Что скажете?

– В Кларенсе уже действует два игровых зала: кости, карты, а в «Индепенденсе» даже крутят рулетку, – доложил Хорас.

– Я, в принципе, не против. Лицензии на азартные игры могут принести неплохой доход в казну, – высказал своё мнение Дусон. –Меня больше волнует другое. Полковник, в барах стали торговать импортным алкоголем. Есть предположение, что его доставили на вашей «Тоскане».

– Первый раз слышу,– возмутился Шеннон. – С чего Вы взяли?

– В Кларенсе появилось большое количество чери-бренди, после захода вашего корабля в порт. Рыбаки такое количество просто не смогут привезти…

– Нельзя, чтобы наши люди подрывали основы государства. С алкоголя надо платить акциз,– строго сказал Окойе.

– Хорошо, я разберусь.

– Вот и отлично, – завершил дискуссию председатель. – Дусон, готовьте соответствующий декрет и представьте мне на подпись. А теперь Ваша очередь, Морисон.

– Ситуации в Стране Кайя. Деревни расположились вдоль Равнинной дороги, соединяющие Кларенс с Туреком. В них проживает около двадцати тысяч душ. Кроме местных корнеплодов они культивируют какао и сахарный тростник, занимаются резьбой по дереву и ткачеством. Плантации концентрируются вокруг трёх крупных селений. Во времена колонии здесь имелось почти две с половиной сотни хозяйств. Они выращивали какао, хлопок и кофе, дававшие две трети экспортной выручки. На них были заняты до пятидесяти тысяч рабочих, включая членов их семей. Сейчас продукцию дают только сорок две плантации, остальные – заброшены. При первой же возможности начнём осмотр Страны Кайя и оценим возможности рекультивации экспортных культур…

Шеннон отвлёкся, делая пометки в своём блокноте. Потом он вырвал из него листок и протянул Хорасу записку. Комиссар внимательно её прочёл, но никак не реагировал. Тем временем, Морисон продолжил свой доклад:

– Сахарный завод давно не функционирует, поэтому сахарный тростник используется для производства «бакки», туземного пива. Другим источником дешёвого алкоголя, называемого «тодди», являются кокосовые пальмы…

– После совещания, – рука Хораса коснулась Шеннона, – я собрал нужную информацию.

– Северные бакайя насчитывают около десяти тысяч душ и занимаются, в основном, земледелием. Это самая многочисленная и отсталая часть населения. С экономической точки зрения их территория также бесполезна, как и Страна Винду. В колониальное время это был источник дешёвой рабочей силы. Точной информации о территории, лежащей за Хрустальными Горами, практически нет. Это всё!

– Не густо, – в растяжку произнёс председатель. – Может есть смысл расспросить вождей об их племени?

– Я пытался выудить информацию у Адама Пира и Калина Верда, но они несут всякую чушь.

– Что правда, то правда. Наши члена Комитета часами готовы обсуждать принадлежность участка земли тому или иному клану, спорить над текстом статьи закона, но честно рассказать о положении вещей в своём племени не готовы…

– Я отвечу за них, – вдруг произнёс Морисон. – Основной причиной молчания вождей бакайя является депопуляция. С ней столкнулись практически все колонизаторы Тропической Африки: и наши, и французы, и бельгийцы. Считают, что в депопуляции виноваты эпидемии и работорговцы, но это не так. Её главные виновники – попы, снижение численности населения в Африке – их заслуга. Да-да-да! Они запрещают многоженство, воюют против кормления грудью до четвертого года жизни ребенка и благословляют трудовую повинность беременных женщин и кормящих матерей!

– Статистика ООН показывает, что до рабочего возраста доживает треть населения Зангаро, – вступил в разговор Дусон. – Представляете, коллеги, чтобы на работу вышел один, нужно, чтобы двое умерли!

– При здешних условиях питания единственный выход – кормить детей грудью до четвертого года жизни, когда организм ребенка окрепнет и приспособится к существованию, Вы это знаете, господин председатель, – посмотрел Морисон на доктора. Тяжело вздохнув, Окойе кивнул. Склонив голову в бок, он слушал советников.

– Что бы не пропало молоко, мать перестает быть женой: на четыре года она выходит из строя. При здешнем темпераменте её муж должен иметь много жен. Но священники из религиозных соображений разрушили традиционную семью с ее тысячелетним укладом. Многоженство пахнет исламом, кормление грудью взрослых детей – не эстетично и аморально, оно оскорбляет чувства!

– А сельскохозяйственные работы? Вопрос стоит прямо: либо допускать женский труд, либо нет. Мы говорим «да» потому, что женщины работают лучше мужчин: мужчины здесь, в Африке, – охотники и скотоводы, к длительному труду не привыкли, а женщины трудятся в поле и дома с детских лет!

– Вот вам и объяснение, коллеги, почему вожди бакайя скрывают от нас, что творится у них в племенах. Я подозревая, что аналогичные процессы идут у Винду!

– Вы что-то предлагаете, коллега? – спросил Морисона Окойе.

– Я настаиваю на секуляризации общественной жизни!

– Мне кажется, что это несколько несвоевременный шаг.Я предлагаю вернутся к этому вопросу позже. – Хорошо, Морисон?

– Да, доктор!

– А что у нас преступностью, господин комиссар?

– Даже тем минимальным числом людей, мне удалось навести порядок в городе и наладить сбор кое-какой информации. В этом мне помогли прежние сотрудники жандармерии и полиции.

– Вы их проверяли на надёжность?

– Да, мсье. За них поручились соседи, – Хорас замолк, ожидая очередного вопроса.

– А кто тогда обеспечивает порядок в Йогоне, Битисе и других бомах бакайя?

– Когда функционеры режима сбежали, власть перешла к традиционным вождям. Им помогают поддержать порядок местные добровольцы.

– А кто их содержит? – спросил Шеннон. – На довольстве они не числятся…

– Казна не имеет к этому никакого отношения, – пояснил Морисон. – Добровольцы содержаться за счёт своих односельчан.

– Да, – раздумчиво произнёс Окойе. – Набор местных добровольцев в полицию позволит нам сэкономить на муниципальной полиции.

– Порядок в Кларенсе обеспечивают двенадцать человек во главе с лейтенантом Раккой, – пояснил Пренк. – Шесть из них – наши люди.

– А чем они вооружены?

– Дубинками, – отреагировал комиссар. – Огнестрельное оружие мы им не выдавали.

– Хорошо. А кому они подчиняются?

– Административно – муниципальным властям, оперативно – мне, – бодро ответил Хорас.

– И есть результаты?

– На пршлой неделе было четыре убийства, на этой – только одно. Грабежей и краж стало меньше, а мелкие совсем прекратились

– Ну за это следует сказать спасибо Морисону! – засмеялся комиссар.

– Почему?

– Он так рьяно стал изымать купюры с изображением Кимбы, что теперь даже мелкие торговцы носят свою выручку в корзинах!

– Почему? – удивился кто-то из советников.

– Потому что они заменяют им кошельки, – все заулыбались.

– Это вовсе не смешно, – замахал руками Дусон. – В столице уже начинает ощущается нехватка наличности. Он не так силён из-за наплыва денежной массы из провинции.

– Когда Вы прогнозируете может начаться глобальный дефицит, профессор?

– Точно сказать не могу, но скоро, очень скоро.

– А точнее?

– Недели через две, максимум три…

– Может мы можем использовать африканские франки для ликвидации этого дефицита.

– Это не решение проблемы. Для оборота требуется гораздо больше средств чем те несколько сотен франков, которые рассованы по чулкам наиболее запасливых обывателей. Если мы введём свободное оьращение франка, то это приведёт к массовой инфляции и появлению «чёрного рынка».

– Он уже есть, – проворчал Хорас.

– Да, знаю.

– Так что же Вы всё-таки предлагаете, профессор? – задал прямой вопрос Окойе.

– Ччто ж, коллеги, отвечу. Первое, изменить паритет занга. Я предлагаю пять зангов приравнять к четырём африканским франкам.

Шеннон быстро сделал подсчёт и уточнил:

– Тогда доллар будет стоить триста семдесят зангов, не так ли, профессор?

Дусон снисходительно кивнул головой и продолжил:

– Во-вторых, мы должны изыскать возможность пустить в обращение купюры с большими номиналами.

– Какие вы предлагаете, профессор?

– Я считаю целесообразным номиналы в двести, пятьсот и тысячу зангов, благо бумаги для их печати у нас хватает. Спасибо нашему дорогому полковнику! – Дусон отвесил шутливый поклон в сторону начальника жандармерии.

Все советники уважительно посмотрели на Шеннона, который не привык к такому отношению. Он прекрасно понимал, что каждый из этих людей относится к нему с определённой долей предубеждения. А чтовы хотите: белый наёмник!

– Гербовую бумагу обнаружил мой помощник. Она хранилась в здании национального банка совершенно без должного отношения.

– Да, коллеги, господин Лангаротти оказал мне неоценимую услугу, наладив печатный станок. В скором времени мы напечатаем новые банкноты. Тут у меня возникает только один вопрос, кто их подпишет?

Советники посмотрели на доктора, который сидел в своей любимой позе.

– Нет, нет, коллеги, только не я, – замахал он руками. – Все подумают, что примеряю бубу Кимбы. Нам необходимо другое решение.

– Тогда необходимо назначить лицо, временно исправляющее функции Президента Национального Банка или государственного казначея.

– Есть у меня кандидатура, – произнёс Хорас.

– Кто?

– Некий Жанни Рамма. Это молодой человек двадцати пяти – двадцати шести лет. Он происходит из богатой семьи и получил хорошее образование. До независимости он вёл разгульную жизнь и промотал целое состояние. С приходом к власти Кимбы он оказался абсолютно не приспособлен к новым реалиям и оказался без средств к существованию. Я его пристроил работать счетоводом в банк…

– Что он закончил?

– Финансовый колледж в Леопольдвиле.

– Вы уверены, что он подходит для нашей цели?

– Да, доктор, уверен.

– Хорошо, под Вашу личную ответственность!

– Я приставлю к нему своего человека, – сказал Дусон.

– Кто против? – закрыл дискуссию Окойе. – Голосуем!

Все промолчали

– А теперь, Шеннон, доложите, что нового у Вас.

– Да. По оперативным данным, в городе и его окрестностях скрывается чуть более шестидесяти дезертиров. Однако, они не представляют серьёзной угрозы. Рано или поздно они сбегут в джунгли или будут выловлены.

– Согласен, – поддержал начальника жандармерии Морисон. – Для нас гораздо опаснее соратники Кимбы, ушедшие в подполье, их явные и тайные сторонники.

– Активных кимбистов, подлежавших суду, насчитывается тридцать два, – сообщил Хорас. – Следствие по их делу веду лично я. Мне помогает в этом лейтенант Ракка…

– Между тем тайные сторонники Кимбы расклеивают листовки, – Лоримар достал из кармана листок с машинописным текстом. – В некоторых из них утверждается, что скоро в Кларенс войдут русские. Они прогонят белых наёмников прогонят и восстановят народную власть!

– Господа, по-моему, самая важная проблема на сегодняшний день – укрепить нашу власть. Поэтому я настоятельно требую воздерживаться от радикальных высказываний и действий. В первую очередь, это касается Вас, Морисон. Заседание объявляю закрытым, – председатель Госсовета встал из-за стола заседаний

– Доктор, – адресно обратился Шеннон к председателю собрания. – Я думаю, что настало время «Тоскане» покинуть Кларенс. Возможно, навсегда…

– Я согласен, с Вами полковник, – склонил на бок свою голову новый глава Зангаро.

Хорас нагнал Шеннона уже на ступеньках первого этажа. Прощаясь с ним, он протянул ему вчетверо сложенный листок бумаги и как бы между прочим произнёс:

– Габриэль Аграт. Тридцать пять лет, имеет французское гражданство, окончил исторический факультет Сорбонны, служил в артиллерии, имеет офицерский чин, живёт в Париже, на Авеню Клебер, …, род занятий – археолог, жена Жюльета Бакар, тридцать четыре года, сын – Стефан, двенадцати лет. Его доверенное лицо в Зангаро – некий Курро Зорилла, председатель местной ассоциации производителей, а ещё с ним связан монсеньор Фернандес.

– Откуда у Вас эта информация?

– Директор одной из приходских школ считает себя непризнанным гением и враждует с клириками. Он и является моим главным осведомителем.

– Стукач дело ненадёжное, но всё равно, спасибо. – попросил Шеннон. – Скажите, Хорас, почему Аграт сохраняет своё влияние даже сейчас?

– Видите ли, это местная традиция. Бакайя, селящиеся на пустующих землях, не являются их владельцами автоматически. Как правило, им является род, который ранее здесь жил и освоил какую-то часть окрестных земель. Вновь прибывшие размещаются рядом, признавая верховное право на землю тех, кого они застали в этих местах. Тем самым ими принимается и главенство первопоселенцев во всех деревенских делах. Это, так называемое, первое «кольцо» зависимости, основывающееся на неравенстве прав в отношении земли. Род Агратов в той или иной степени контролирует все земли на полуострове.

– Понятно…

– Но это ещё не всё. Имущественные обязательства, родственные связи и клиентские отношения порождают новые «кольца» зависимости. С каждым поколением их число растёт: часто они превращаются в спирали… – Хорас криво усмехнулся и замолк. Шеннон протянул ему руку. Хорас пожал её и с горечью произнёс:

– Вырваться из этой спирали можно только обретая власть и богатство!

Шеннон пропустил эти слова мимо ушей, поскольку его мысли уже переключились на другое.

Увидев Горана, запускавшего двигатель у второго грузовика, он направился к нему:

– Ты не видел Жана-Батиста, спросил он. Горан отрицательно покачал головой. Он хотел ещё что-то спросить, но его сбил с мысли лейтенант Эйнекс.

– Полковник, доктор просит Вас зайти!

– Что-то срочное?

– Он хочет, – замялся адъютант, – кое-что у Вас спросить. Скажите, а Вы отобрали солдат для его личной охраны?

– Ах, да! Передай, что в два часа дня в его распоряжении будет шестнадцать человек и необходимое оружие. Этого вполне достаточно для обеспечения его безопасности.

– Так Вы не пойдёте?

Тут Шеннон увидел Лангаротти, стоящего у ворот. Корсиканец опёрся на капот, смотрел по сторонам и улыбался, что бывало с ним крайне редко. Шеннону надо было избавиться от назойливого адъютанта, и он резко ответил:

– Передайте председателю, что мне срочно нужно ехать. Зайду к нему позже!

Шеннон полез в «виллис», оставив адъютанта в некотором недоумении. Двигатель завелась только со второго или третьего оборота, но потом заглохла. Он поймал тревожный взгляд Горана:

– Это свечи! Надо почистить, – сказал строго механик, – а аккумулятор – подзарядить…

– Потом. – махнул рукой Шеннон и подъехал к воротам, у которых стоял Лангаротти. – Едем!

– Куда?

– В отель, а потом – в миссию!

Корсиканец снова завёл двигатель, который опять несколько раз чихнул и только потом заработал. В отеле наёмники переоделись в штатское, которое где-то раздобыл по их просьбе Гомез: свободная рубашка с короткими рукавами, узкие бриджи, сандалеты и, конечно, широкополые шляпы.

– Даже нож некуда спрятать, – посетовал корсиканец.