Ночью они вышли на балкон, курили и смотрели на яркие африканские звёзды, закинув ноги на ограждение. Ночной бриз гнал влажный океанский воздух вглубь материка. Внизу мелькали фары случайных автомобилей, в порту горели три или четыре фонаря, мигал маяк. Где-то в нескольких милях от берега «Тоскана» шла на юг. Помощник капитана Норбиатто всматривался в ночную темень, ведя судёнышко в порт Кларенса. В его трюме лежали автомобильные покрышки, различные механические приспособления, инструменты и станки. Горан рассказал, что сторговал их у какого-то грека, который не знал, как от них избавится. Всё это было завалено тюками с сушёной рыбой, обувью и одеждой. В каютах «Тосканы» разместились четыре интеллигентного вида негра, имена которых сообщил по радио Курт, а на палубе сидела другая группа. Пассажиры были одеты в немыслимые лохмотья и козьи шкуры. Запах их немытых тел и невыделанных кож был таков, что Валленберг не хотел пускать их на борт. Потребовался прямой приказ Шеннона, чтобы их приняли на борт. Это были родичи Джонни, имя которого было Шан Лоримар. Их было пятеро: сморщенный седой старик и четыре атлетически сложенных горца. Они должны были забрать тело сородича, отвезти его в Баменду и похоронить его согласно своим обычаям. Весь путь они молча сидели на носу «Тосканы», удивив видавшего вида Вальденберга своей выдержкой. Иногда к ним подсаживался один из пассажиров каюты. Они о чём-то говорили на гортанном языке горцев. Сам капитан спустился в свою каюту сразу после того, как отпустил лоцмана. Норбиатто усмехнулся: у старика сегодня был тяжёлый день. Сначала он торговался с ливанцами, потом – с портовиками, затем размещал груз и распределял пассажиров. Окончательно вывели капитана из себя таможенники, затребовавшие за копеечный груз баснословную мзду. Только лоцман, служивший ещё в британском военном флоте, вызвал неподдельное уважение своими знаниями и опытом. Уже на рейде они распили на троих бутылку джина и обменялись крепкими рукопожатиями. Норбиатто взглянул на компас: «Тоскана» шла точно на юго-запад со скоростью шесть узлов. До Кларенса оставалось два часа хода…

Эндин вновь и вновь пытался разговорить гостью, но она всё время задумчиво молчала и только яркий огонёк её сигареты иногда подрагивал в ночной мгле. Вдруг она повернулась и сказала:

– Моя жизнь – как эта ночь. Пройдёт и ничего от неё не останется.

– А сын? – возразил Саймон.

– Это не мой. У меня не может быть детей. – Её белые зубы сверкнули в темноте. Она встала и ушла в комнату. Немного замешкавшись, Эндин пошёл вслед за ней. Утром следующего дня его разбудил телефонный звонок. Он не спеша поднял трубку:

– Лондон на связи, сэр! – раздалось в ней. На линии был Мэнсон. Его распоряжение было безапелляционным: Эндин должен был быть в Лондоне как можно скорее. Саймон повесил трубку и немедленно связался с портье: ему нужны были билеты в Европу на ближайший рейс. Повесив трубку, он вдруг осознал, что Ядвиги нет в номере. Оглянувшись, он вдруг увидел её бабуши с загнутыми носками и облегчённо вздохнул. Достав чемоданы, он стал складывать вещи. За этим занятием он не услышал, как дверь в коридор открылась и вошла его вчерашняя гостья. На ней был вчерашний джинсовый костюм, и она была босиком:

– Извини, милый я спустилась в бар выпить кофе, – проследив его недоумённый взгляд в сторону обуви, она лишь усмехнулась своим меццо-сопрано: – Не хотела тебя будить. Ты уезжаешь?

– Ненадолго. Я вернусь. Номер оставлю тебе!

– Не надо.

– Но я хочу тебя ещё?

– Это вряд ли получиться!

– Почему?

– Может через два или пять дней я отсюда уеду. Может надолго, может насовсем…

– Где тебя искать?

– Не знаю. Африка большая…

– Тогда ты найди меня сама!

– Я даже не знаю, как тебя по-настоящему зовут Харрис или Эндин, Уолтер или Саймон? – Саймон удивлённо смотрел на Ядвигу. Она язвительно добавила. – Милый, ты вчера заказывал ужин в номер. Неужели ты думаешь, что я глухая? Но я привыкла к этому. Белые мужчины здесь, в Африке, всегда себя выдают за других.

– Ну и кто же по-твоему я? – У Саймона в горле совсем пересохло.

– Ты? – женщина удобно расположилась на диванчике, подтянув под себя ноги. Она задумчиво качала головой, смотря прямо в глаза. Затем она потянулась за сигаретами, прикурила одну из них и сказала:

– Не знаю, как это звучит по-английски! – и, промолчав, добавила: – Пират или разбойник! Бизнесмены так себя не ведут. Но ты мне нравишься. Я провожу тебя в аэропорт…

Эндин подумал: «А ведь она права?». Ему вдруг захотелось взять её с собой:

– А кто твой муж, этот Зумбах? Немец?

– Нет. Поляк. Он похож на тебя. Только старше и, – она на секунду замолкла, – беднее!

– Так брось его. Поедем со мной! Сейчас!

– Не смеши меня. Там, в Европе, я буду твоей диковиной игрушкой. Надолго ли? – Она замолкла, закуривая. – А если серьёзно, я не могу оставить Яна.

– Почему?

– Много лет назад он меня спас, вывезя из Стэнливиля. Не знаю, чтобы со мной было бы, если бы не он. Когда Симба захватили город я была ещё девчонкой… – её лицо помрачнело. – Отца зарубили прямо на глазах, мать насиловали много раз, а меня посадили на верёвку и потащили в солдатский барак… – Ядвига перешла почти на шёпот. – Не знаю сколько это длилось. Я потеряла счт времени и почти сошла с ума от ужаса и стыда. Потом началась стрельба казармы заняли другие чёрные… Я потом узнала, что люди полковника Мобуту. Они попытались проделать со мной всё то же самое, но тут появились белые, бельгийцы, парашютисты. Меня поместили в госпиталь… Меня хотели отправить в Европу, но тут выяснилось, что у меня есть родственники только в Польше. Тут появился Ян. Он сказал, что берёт меня с собой, что я его невеста, – она усмехнулась. – Для этого ему пришлось жениться, иначе эти бельгийские чинуши не хотели меня выпускать. Вот так вот мы и живём, – она невесело рассмеялась и умолкла.

– Да, вот так история!

– У поляков есть поговорка, что жизнь напоминает луковицу, чем больше чистишь, тем больше плачешь…

Её прервал звонок портье, который сообщил расписание полётов в Европу. Поскольку прямых рейсов на Лондон в этот день не было, Эндин решил лететь в Дакар местными авиалиниями, а оттуда – в Париж. Позвонив в банк, он отдал последние распоряжения и упаковал вещи. Ядвига сидела на диване, не меняя позы и курила. Саймон не смотрел в её сторону боясь встретить её взгляд. Он решился на это только после того, как портье забрал багаж.

– Ну, что, пошли? – безразличным тоном сказал он, доставая из бумажника сто долларов и протянул ей. Она отвела его руку:

– Не надо. Не обижай меня!

В практике Саймона это было что-то новое, ещё никогда его женщины не отказывались от денег.

– Почему? – спросил он с вызовом.

– Я отдавала долг! Лучше присядь!

– Зачем?

– Давным-давно у отца на родине была такая традиция: присесть на дорогу, чтобы путешествие было лёгким…

– Странная традиция. Ну, если ты хочешь?

– Хочу. Садись!

Он присел:

– Ну может всё же возьмёшь деньги? В долг!

– Хорошо. Молчи минуту!

– Зачем?

– Традиция!

Саймон удивлённо повёл бровями, но выполнил приказ женщины и замер, задержав дыхание. Следя за секундной стрелкой своего «Ролекса», он ловил себя на желании двинуть ногой или рукой. «Дурацкая традиция!» – решил он, когда время истекло и они встали. Он протянул смятую бумажку Ядвиге, та взяла её и сказала:

– В долг. Но я его никогда не отдам!

Они спустились в фойе отеля и сели в такси. Шофёр оказался лихачом и доставил их в аэропорт за четверть часа. Ядвига проводила Саймона до стойки регистрации и, по-мужски поцеловав в губы, пошла в направлении зала прилёта. Эндин смотрел ей в след.

– Багаж, сая? – скрипучий голос стюарда вывел его из ступора. – Хороший дама, сая!

– Ты что её зннаешь?

– Да, сая! Это женсчина пайлота Брауна!

– Кого? Кого? Кейта Брауна? – услышав псевдоним Шеннона, Саймон едва удержался на ногах.

– Ноу, ноу, сая! Пайлота Брауна…

– А! Лётчика Брауна?

– Да, сая! Он лучший пилот в Африке…

– Слава богу! – хоть тут ошибся, пробормотал он.

– Вы что-то сказали, сая? Пора на посадку, сая! – стюард в расчёте на чаевые взял единственного пассажира первого класса на рейсе Уарри-Дакар под свою опеку. Уже в полёте Саймон разговорился с первым пилотом и выяснил, что «Джон Браун» – это позывной поляка, которого на самом деле зовут Ян Зумбах. Он совершает чартерные полёты по Западной Африке на своей «Дакоте». По слухам, Зумбах воевал в Конго и Биафре…

Для Шеннона этот день пролетел незаметно. Завтрак в отеле не был, конечно, столь скуден как во дворце, но тоже плохо съедобен: подозрительного вида овсянка, яйца, хлеб, кофе и фрукты. Хорошо, что подали масло и джем. Набив желудок, полковник поехал в полицейские бараки. До прихода «Тосканы» ему надо было очень многое успеть. Оставив своё воинство на попечение Курта и Барти, он всё утро провёл на заседании Комитета Национального Спасения, где единогласно утвердили состав Госсовета. После этого командир наёмников поехал в аэропорт, чтобы подготовить его к встрече генерала Оджукву. Для этого он приказал собрать всех мастеровых. За годы хозяйничанья Кимбы их число в Кларенсе сильно поубавилось. Как ни старались Пренк и Бенъярд, им не удалось найти всего одного радиотехника, трёх каменщиков, плотника с подмастерьем и только одного кузнеца. Правда, последний явился с двумя помощниками и постоянно жаловался, что ему не хватает работников. Когда Шеннон из чистого любопытства поинтересовался в чем дело, выяснилось, что Аб ла Крете до недавнего времени тоже работал в кузнице и выполнял большую часть тяжёлой работы. Для того, чтобы ускорить работы, Шеннон поехал в полицейские бараки. Благодаря Курту, там царил порядок. Конечно, до совершенства было далеко, но караул бодрствовал, солдаты тренировались, а арестанты работали. Мусор был убран, доски и целые кирпичи сложены в аккуратные штабеля и прикрыты пальмовыми листьями. Шеннон застал арестантов за строительством жилья. Один из них размечал на склоне песчаной дюны квадратные участки, в то время как другие, орудуя лопатами и мотыгами, старательно рыли по четыре ямки глубиной по двенадцать дюймов с каждой стороны. Третья группа, рыла канавки для стока воды между этими площадками. Ещё одна группа, видимо, находилась в роще, откуда доносился нестройный звук топоров.

– Они там рубят стволы молодых деревьев для навесов, – пояснил подбежавший комендант Бевэ. – Потом мы обрубим их в размеры два и четыре фута. Под ними будут находится временные кровати для наших солдат. Пройдёмте, сэр, покажу…

Они перешли к другому ряду хижин. Здесь тоже трудились пленные: одни натягивали брезент навеса, другие – подвешивали циновки, создавая импровизированные стены, третьи – трамбовали пол. Завидев командира, подошёл Барти.

– Отбери мне несколько человек для работы в аэропорту. Самых сильных.

– Есть, сэр!

Пока Барти подыскивал людей, Шеннон и Бевэ продолжили осмотр бараков. Полковник заглянул в готовую хижину и стал наблюдать за сооружением лежанки. Арестант аккуратно пилил молодые деревца на равные части длиной по двенадцать дюймов каждая и забивал их в утрамбованную землю пола новой хижины так, чтобы образовался прямоугольник три на шесть футов. Затем он взял несколько стволов бамбука и разрубил их на четыре части, которые привязал к верхней части колышков прямоугольника.

– Койка, защищающая от змей и скорпионов, – гордо заявил Бевэ, вошедший в хижину. – Предохраняет от простуды на земле и предрассветной влаги.

– Откуда вы это всё знаете?

– Опыт работы в Катанге. Я ведь, в первую очередь, инженер. А ещё мы каждый вечер берём немного пепла от очага и делаем круг вокруг каждой хижины. Пепел остановит насекомых, и они не проберутся к спящим. Вот там у нас расположена кухня!

Шеннон посмотрел в сторону, куда указывал его сопровождающий. На достаточно большом расстоянии от хижин несколько человек сооружали земляную печь. Они уже вырыли четырёхугольную яму размером три на три метра. Её глубина составила полметра. На дно положили на дно камни, а на них – дрова.

– Надо раскалить камни докрасна, выгрести золу и уложить на «под» свинину, рыбу, кур, плоды хлебного дерева и в огромном количестве клецки, обернутые в пальмовые листья. Потом «повара» застелют все большими листьями и на два часа засыплют яму песком. Затем, чтобы скоротать время, пока поспеет ужин, все займутся строевой подготовкой. Пойдём дальше, – военный инженер повёл рукой, показывая направление движения. – Я покажу Вам комендатуру.

– Вы уже приступили? – удивился Шеннон.

– Да. Занимаясь расчисткой, мы обнаружили старый фундамент, – Бевэ шёл уверенным шагом, подробно рассказывая начальнику о строительстве. – Для лёгкого барака нам вполне сгодиться самая простая и дешевая конструкция. К тому же в доме из циновок прохладнее. В полдень в деревянном доме с потолком и жарко и душно, а под кровлей из пальмовых листьев зной не страшен. Они- лучшая термоизоляция. Деревянные дома, железные крыши которых застелены листьями, здесь довольно частое явление. Единственные недостатки этого материала – воспламеняемость и непрочность: пальмовый лист не может противостоять атакам крыс.

– Понятно, – сказал Шеннон, подходя к постройке. Он увидел шесть прочных стволов пандануса: четыре по углам фундамента и два – повыше – по концам его продольной оси. На них уже лежала коньковая балка, к которой с помощью луба приторочили стропила.

– Несколько столбов поменьше поставим там, где предполагали сделать двери и окна, а из длинных прямых сучьев настелили основу для крыши, – рассказывал Бевэ. – Стены завесим циновками. Я уже посчитал: нужно будет триста циновок длиной восемь, шириной два фута.

– Что за странный размер?

– В торцовую стену укладывались полторы циновки, в длинную – две.

– Вам не кажется, что помещение получится маловатым.

Бевэ на секунду задумался и повёл Шеннона к одному из торцов и остановился в метрах двух от него.

– Вот здесь, – важно сказал он,– вобьём ещё два столба пониже и соединим наклонными жердями со всей конструкцией. Получится небольшая прихожая…

– Как быстро будет готов этот барак.

– Через четыре дня каркас будет готов. Потом будем делать цементный пол – главным образом, чтобы преградить путь всевозможным насекомым. Достаточно положить сантиметров пять. Естественно, для этой работы нужна была крыша (чтобы не помешал дождь) и не нужны стены (чтобы ветер быстрее просушил готовый пол). Пока будет схватываться цемент, мы сделаем из бамбука скамьи, два стола и четыре стула. Не очень прочный материал, но зато его вдоволь, и он легко поддаётся обработке. Окна от комаров затянем металлической сеткой, а снаружи навесим ставни для защиты от ветра и дождя.

– То есть, примерно через неделю?

– Нет, сэр, десять дней.

– Ещё я планирую провести в лагерь водопровод. Магистральная труба проходит в районе склада, но напор будет достаточным, чтобы вода одолела подъем на наш пригорок.

– Что для этого надо?

– Насос и триста метров дюймовых труб. Я тут провёл подсчёты: строительство барака обойдётся в тринадцать тысяч двести франков.

– Недорого. Можно будет потом построить ещё несколько таких домов для офицеров.

– Понятно. А вот и Барти! Где твои люди?

– Стоят на плацу. Я отобрал пять человек, а шестой напросился сам.

– Как это?

– Сами увидите.

Шеннон вышел на плац. Под палящим солнцем стояло полдюжины босых негров в рваной форме. Пять из них принадлежали к племени винду и на вид были здоровы как быки. Шестой был небольшого роста и очень молод, почти мальчик.

– Ты говоришь по-французски?

– Да, – практически без акцента ответил парнишка. – Я его изучал в школе.

– Как ты здесь оказался?

– Я был активистом Союза молодёжи Кларенса. Когда началась стрельба я прибежал к курсантам. Они взяли меня с собой в грузовик. Потом я сидел в аэропорту…

– Понятно, – оборвал его Шеннон. – Поему ты попросился на работу? Хочешь сбежать?

– Ннеет, – перепугано заныл паренёк. – Я не убегу. У меня в городе мама… – под строгим взглядом Шеннона он почти плакал.

– Как тебя зовут?

– Анри Тербель, я люблю самолёты…

– Что ты в них понимаешь?

– А вот немного понимаю. Я год работал переводчиком у диспетчера аэропорта.

– Сколько тебе лет?

– Девятнадцать.

– Хорошо, я возьму тебя с собой, – глядя как юноша радуется, Шеннон подумал, что из него, наверное, сможет выйти толк…

Ронни Вонг оказался знающим специалистом и быстро привёл в порядок всю аппаратуру. Городские кузнец и плотник, получившие арестантов в помощники, привели в относительный порядок сооружения аэропорта. Оказалось, что паренёк Анри не соврал: он довольно бойко управлялся с диспетчерским пультом. К вечеру аэропорт был готов для приёма самолётов. Только чернеющее место пожарища, разваленный ангар и щербины от пуль и осколков напоминали о том, что здесь всего сутки назад кипел ожесточённы бой.

Оставив арестантов под надзором Джинджи, Шеннон вернулся во дворец, где состоялось первое заседание Госсовета. Оно проходило в том же помещении, где заседал Комитет Национального Спасения. На лестнице его встретил Эйнекс, исполнявший должность секретаря. Увидев полковника, он встал по стойке смирно и отдал ему честь. Караульные последовали его примеру, взяв винтовки на караул. Шеннон расположился у края стола и стал наблюдать за присутствующими. Окойе – председатель, торжественно важен и чуточку вальяжен. По его поведению было видно, что он чувствует себя хозяином, позволяя себе прерывать докладчика. Пренк – как всегда, сух, точен и осторожен, в то время как Бенъард – несколько циничен и скор. Дусон, рослый мулат, занимал место профессора экономики в заштатном университете где-то на юге Франции, был зануден и практичен. Худощавый Синк носил очки с толстыми линзами и имел учёный вид. Он занимался международным правом и одно время даже работал в Секретариате ООН. Год назад очередной переворот на родине превратил его в изгнанника и ярого врага коммунистов. Обычно, он был молчалив. Адвокат Лоримар практиковал в Яунде и был по своим убеждениям ярым республиканцем. Как и все люди его профессии он был многоречив и артистичен. Наиболее интересным из всей этой четвёрки был профессор Морисон, родившийся где-то на Антильских островах. Его познания во многих областях были настолько обширны, а суждения точны, что вызвали у всех окружающих невольное восхищение. Прибывшие на «Тоскане» советники вызывали неподдельный интерес у Шеннона. Он хотел понять почему эти сугубо штатские люди покинули насиженные места и приехали в Зангаро.

Первым делом советники распределили между собой обязанности согласно своим профессиональным знаниям. Синк получил должность советника по внешним делам, а Морисон – по внутренним. Вопросами экономики стал заниматься Дусон, а юстиции – Лоримар. Бенъярду с Пренком достались снабжение и благосостояние. После этого слово взял антилец, который бросил несколько пачек красных и зелёных купюр.

– Коллеги, хочу начать нашу работу с банального вопроса. Скажите, как Вам это нравится?

Шеннон стал их рассматривать. Чего на них только не было: и леопард, и герб Зангаро, и солдат в парадной форме, и самолёт, и рог изобилия. На большинстве купюр на самом видном месте красовался медальный профиль покойного диктатора. На одних он был в цилиндре, на других – в лавровом венке без, а на третьих – в традиционной для стран Северной Африки ермолке…

Посредине вычурным шрифтом было выведен номинал в кимбах, а сверху протянулась еще одна надпись: НАЦИОНАЛЬНЫЙ БАНК ЗАНГАРО, под которой была воспроизведена личная подпись Кимбы, выполненная чернилами.

– Он что все купюры подписывал лично, – удивлённо спросил Бенъярд.

– Нет, – ответил Дусон, сведущий в экономических вопросах. – Он использовал для этого факсимильную печать.

– А кто знает, что такое Национальный Банк Зангаро? – задал довольно риторический вопрос Пренк.

– Я думаю, что это был лично сам Кимба, – ответил Шеннон.

Тем временем Морисон стал сортировать банкноты. Окойе следил за его действиями, склонив голову набок.

– Что Вы делаете?

– Раскладываю по номиналам, – ответил советник. – Я считаю, что из обращения надо изъять все банкноты, где изображён тиран.

– Тэк-с, – подвёл итоги работы советника Лоримар. – Нам не подходят номиналы в пять, пятьдесят и двести кимб. Скажите, а сколько их находится в обращении?