Слегка раскосые глаза, медно-жёлтая смуглая кожа, нос с приметной горбинкой. И даже взгляд. Хотя, нет, взгляд, пожалуй, помягче.

А Тангатар, между тем, уже устроился за столом и, следуя примеру Святополка, принялся уписывать многочисленные яства. Дубравка же склонилась к уху князя и быстро зашептала:

– Он с год как прибился. Батрачит. Мы за то его кормим в очередь, и приют даём. Хороший, добрый. По-нашему, правда, говорить не горазд. Но сейчас слов уже нахватался, побольше выучил.

Святополк отставил тарелку.

– Н’атэ га, бароз?³ – спросил он, стараясь отринуть от себя разнообразные мысли, родившиеся из-за горячего дыхания Дубравки.

Тангатар чуть заметно вздрогнул. Медленно дожевал. Обернулся. Лицо его осталось непроницаемым. Помоложе он был, чем «Энар». Явно. Лет на десять.

– Га супас нэ курфи?⁴ – проговорил он.

– Га на аумас тэ кашче⁵, – сказал Святополк. И прибавил на роцком: – Может, перейдём на язык, который понятен остальным? А то невежливо получается.

– Я из Инзара, – ответил на это Тангатар.

– Ты здорово похож… – начал Святополк.

– Не говори мне о нём! – мгновенно вскипел мокинзарец. Глаза его сузились ещё больше, лицо побледнело, посерело. Рукоять ножа, которую сжимал он в руке, казалось, вот-вот хрустнет, переломится. Даже костяшки пальцев побелели.

Разговор за столом, только что такой весёлый и непринуждённый, перемежающийся беззлобными шутками, мигом смолк.

– Зачем ты так? Что ты ему сказал? – молвила, хлопая пушистыми ресницами, Дубравка.

Во взоре её читались укор и непонимание.

– Извини, – пробурчал Святополк. – Я не хотел…

– Я объяснять, – произнёс тут мокинзарец.

Не спеша, вытер он губы, помолчал, как бы сбираясь с мыслями, и заговорил, путая, видимо, от волнения, курфи и роцкий:

– Бухнадар – тэ… мой двуродный брат. Хэ апа… наши отцы – братья. Мой – старший. Он был хан Мокинзара, и потом… хан должен стать я. Но Бухнад, – тут глаза Тангатара сверкнули, налились яростью, – со своими косчи…

Он замялся, не зная как перевести. Глянул на Святополка.

– Наёмниками, – охотно подсказал тот, живо вспомнив уроки Хынсебена и одну из его баек о встрече (в одном из тёмных переулков Ракарраха) с этими самыми «косчи».

– Да, с наёмниками, – продолжил мокинзарец, – устроил небольшой война и взял… захватил власт. А я убегать в Сарац. Переоделся чайчи⁶. А потом через Асд-Даг… Лев-гора – в Готверен. А потом сюда. Тут люди хорошие. Приют дали.

Дубравке и её родителям этот рассказ мало что объяснил. И молодому витязю пришлось кратко изложить всё, что он знал о событиях в Мокинзаре и последствиях, которые эти события за собой повлекли.

– А, так это!.. Надо же!.. – запричитали Бор и Осташка – родители Дубравки.

А девушка захлопала дивными ресницами ещё пуще и пролепетала: «Ой, мамочки!» И все с участием воззрились на Тангатара.

Тот же от чрезмерного внимания, видимо, давно отвык, и потому опустил очи долу и слегка покраснел.

– Бедненький, – снова пролепетала Дубравка.

А Бор молниеносно извлёк откуда-то пузатую, тёмного стекла бутыль и, лихо откупорив её (при этом заговорчески подмигнув Святополку), воскликнул:

– Это надо обмыть! Тут без чарки не разберёшься!

Осташка взглянула на мужа осуждающе. А Тангатар покачал головой и прикрыл стакан ладонью.

– Мне нельзя. Бог не разрешает, – произнёс он.

Понимая, что сейчас опять ляпнет что-нибудь невпопад, Святополк, тем не менее (ну не мог он удержаться!), тихо проговорил:

– А мне кажется, что Таджмор…

Целая гамма разнообразных сложных эмоций отобразилась на лице Тангатара, но, очевидно, поборов желание выкрикнуть в ответ что-то оскорбительное, обидное, он лишь тихо, сквозь зубы, произнёс:

– Таджмор – ложный бог. Бухнад принёс его с собой. А мы верим в Эала⁷. Он – добрый. Он учит, что война – грех. Убить – грех.

– И пить грех? – с недоумением поинтересовался Бор.

– Да.

– Это уж слишком, – прокомментировал сие известие хозяин, а Осташка, тут же, воспользовавшись замешательством мужа, схватила бутыль и исчезла с ней в другой комнате.

Бор крякнул, в поисках взаимопонимания взглянул на молодого витязя. А тот развёл руками и улыбнулся.

– 6 —

Выйдя после ужина на порог, Святополк и Тангатар («Свят» и «Тангат» обращались они уже друг к другу) ещё долго беседовали. И более всего говорили о нынешнем положении в Мокинзаре. Неимоверно удручало Тангата то, что происходило сейчас в некогда могучем ханстве.

По смерти Бухнадара распалось окончательно всё – торговля пришла в упадок, люди беднели. В отсутствии армии участились набеги кочевников. Народ снимался с насиженных мест и отправлялся на юго-восток. В поисках лучшей доли и спокойствия.

Дошло до того, что многие аулы и целые города пустели. И ничего не предвещало каких-либо перемен в лучшую сторону.

– А что ты? – спросил напрямую Святополк, не умеющий выражаться экивоками. —Взял бы и вернулся. Взял бы власть в свои руки. Навёл порядок. Ты же – Аграмба – законный царь, как-никак!

– Я один, – с болью в голосе произнёс мокинзарец. – Все мои друзья, соратники убиты. Что я могу?!

– Но нужно ж пытаться! – воскликнул с горячностью Святополк.

– Ты думаешь, можно что-то сделать? – сомнение прозвучало в голосе Тангатара.

– Конечно! Башэр! – прибавил князь на курфи для пущей убедительности.

Наследник мокинзарского престола потёр лоб.

– А что я теряю? – задумчиво сказал он, бросив на сына Ратибора взгляд полный горечи и надежды.

– Вот именно, ничего, – ободрил его витязь. – Думаешь, мне легко Роц подни…

Поняв, что проговорился, молодой воин запнулся на полуслове.

– Да ладно тебе, – засмеялся Тангат. – Я уж понял, кто ты. Много ли Святополков так смыслят в политокусе⁸? Просто ждал, когда сам скажешь. А теперь – слово не воробей, как у вас говорят. Выкладывай, что ты в Роце творишь. Ведь тоже всё в запустении. Бароз мой, чтоб ему в тартаре заледенеть, постарался.

И Святополк принялся рассказывать.

Планы у него намечались обширные – торговля и ремёсла, в основном те, что традиционны для княжества, так чтобы товары можно без особых проблем продавать в Галиндию и Гринуэлл; устроение ярмарок; строительство мостов, дорог, почтовых станций, чтоб добираться быстрее – для купцов это выгодно…

(Нужно заметить, что первоначально Святополк задумывал пустить под землёй шары, как на дороге трёглазых, но, к сожалению, идею эту пришлось из головы выкинуть, как неимоверно сложную и затратную).

– А помимо, хочу законы единые по всей стране установить. А то – неразбериха. Кто в лес, кто по дрова. Жуть берёт. И налоги думаю снизить, чтоб всё заработало. Не навсегда – лет на пять. А дальше, надеюсь, само пойдёт. И, мыслю, ристалища проводить в обеих столицах, на манер рыцарских турниров гринуэлльских. Витязи съезжаться будут, маркитанты-негоцианты, зеваки всякие. Местным от того, опять-таки, прибыль…

– Молодец, – послушав, завистливо резюмировал Тангатар. – А вот я…

– Да хватит себя жалеть! – хлопнув мокинзарца по плечу, воскликнул Святополк. – Бери себя в руки и двигай домой. Великий хан – и батрак! Курам на смех! Только не обижайся, – добавил князь. – Я по-дружески.

– Я и не обижаюсь, – молвил тот и неожиданно нахмурился. – Эй, батэр, а кто тебе глаз отвёл?

Святополк поднял брови.

– Не знаю. Что, правда?

– Чистая правда. Ну-ка, постой секунду.

Тангатар провёл ладонью перед лицом князя.

Оп! Как пелена спала. Нет, ничего не переменилось. Вспомнилось! Мелочь вроде, но…

У старшего кобольда – у Смарагда – на шее цепь висела. Платиновая. Ах ты, пень на цепи, щука в самоваре! То ж – цепь Скорпиона. Что желания исполняет. А отчего ж он её не показал? Впрочем, понятно! Заметил у Святополка другую и понял, что тому про цепи ведомо. Решил свою скрыть, на всякий случай. Ну, и Дивиркиз с ним!

– Где ты так научился? – Святополк тряхнул головой, отогнал виденье.

– Это у нас врождённое, – усмехнулся мокинзарец. – Так что, если дома у меня дело не заладится, заявлюсь к тебе – на ярмарках выступать. Поставлю шатёр, напишу сверху: «Снимаю сглаз и порчу» и буду шаманить потихоньку. Ты как – не против?

– Пойдёт, – улыбнулся князь. – Договорились.

– 7 —

Эта лесная дорога – гораздо более широкая и наезженная – не шла ни в какое сравнение с той, что вела к озеру водяных. Однако и тут сильно разгуляться не получалось. Всё ж лес – он везде лес. То ветка толстая суковатая выскочит (так по лбу и норовит), то, вообще, поперёк тропы огромный дуб вековой обнаружится, шаловливым ураганом ненароком оброненный.

Так что – смотри в оба, не зевай!

Вот князь и смотрел. Тем более что и шибко поспешать, всё одно, толку никакого. День-то ещё едва занялся, значит, к вечеру до хижины стариков можно успеть по-любому. Ежли, конечно, без каверз и происков.

И мыслями Святополк снова возвратился к обустройству родного края. Не обо всём поведал он Тангатару. Не признался, например, в том, что на место ушедших мокинзарцев уже переселяется беднота из южного Роца. (Земля на юге получше, поплодородней). Не сказал так же и о том, что, снарядив и снабдив всем необходимым атамана Острогора, отправил он разбойника на усмирение кифских кочевников, что в недалёкой перспективе вполне могло привести к присоединению к Роцу земель Скифостана и северного Мокинзара, где степняки тоже промышляли.

Идей у Святополка крутилось в голове – пропасть. Три воза и маленькая тележка. Систематизировать бы их как-то, отгладить, по полкам разложить, но руки не доходили. И пока этот ворох проектов поддавался упорядочению слабо. А хотелось всего и враз.

Мечталось, скажем, о том, чтобы неплохо бы открыть всюду школы, больницы. И во главе их, чтоб не знахарь какой тёмный стоял (мне там колдунов только не хватает!), а учёный муж, «вельми грамотный». Но где их, грамотных, набраться? Ну, письму учить, счёту и азбуке можно, на крайний случай, и священников кликнуть. Они люди благонравные – не откажут (по возвращении отца Беловода отыскать надобно!), а вот лечить кто станет? Но и на этот счёт задумка припасена: открыть (прям на следующий год) университет, как в Мадриме, где врачебное дело изучать будут. Хынсебена позвать, Кар-Ждона (Грегину, понятно, некогда), Питтерна, Лекрюэля… Да к Гамарту обратится можно… Неужели откажут? Дело-то нужное. Науки, искусства – просвещение, одним словом. Эх-эх!..

Или вот ещё мысль: отправить кругом путешественников. Через Синее море на ладьях, через Кучумран – караванами. И за Бесконечные горы сходить бы!..

А кроме, храмы по деревням отстроить. И ещё, и ещё… Короче говоря, дел-забот невпроворот. Выше головы. Начать да кончить, а за всю жизнь не поспеть.

И мысли постепенно начали выстраиваться. Рядок за рядком. Так что от поездки сей польза вышла.

Наперво, рассуждал Святополк, нужно оградить себя от несчастий. Это кобольд, каменная его душа, верно подметил. Армия нужна и корабли военные. В Исвегию смотаться бы или в Гиспию – посмотреть, чертежи поделать. И дома – в Лукоморске – верфь поставить. И порт. Этим у меня Одрюс займётся.

Далее – войско. Глебу поручу… В-третьих – университет. Как назвать по-роцки? «Всемуучилище?» Не звучит. Курдуш с ним, пускай «университет» и останется. Это дело для Судислава. И школы заодно ему… Потом больницы. То – Беремиру. Мосты, дороги, почта – Пересвету. Церковь – отцу Беловоду. А начальником над всеми ними – Всеволода. Самое главное, вроде, охватил. А там видно будет…

Так, тасуя своих огнищан да друзей-сподвижников, прикидывая кого на какое поприще направить (чтоб каждому по душе пришлось), а так же придумывая для них всё новые обязанности и поручения, молодой князь добрался до домика стариков-фиосинистов. Успел как раз вовремя. Сумерки уже начали сгущаться.

– 8 —

Оттолкнувшись от мохнатой сосновой лапы, белка, свершив в воздухе грациозный пируэт, опустилась на подоконник. Ещё в полёте она ловко развернулась и теперь, сидя на покрытом резьбою настиле, зоркими бисерными глазками обозревала лес, подмечая в чаще что-то интересное. И это, увиденное, по всему, ей здорово не нравилось.

Оттого, наверное, она вдруг принялась возмущённо фыркать, сердито цокотать и, наконец, поворотившись к окну, спрыгнула в комнату. А там, ещё и ноги не успели коснуться пола, обернулась маленькой сморщенной старушкой.

– Матрёна, ты? – послышался голос снизу.

– Я, я, старый, успокойся, – откликнулась невеличка.

Она проворно проковыляла по комнате и исчезла в кладовке, внутри которой стояла кукла, похожая на Матрёну очень многим. И чертами лица, и одеждой, и осанкой, в общем, всем, за исключением того, что ростом превышала она Матрёну едва ль не в два раза.

Поднявшись по приступкам, старушка оказалась на уровне вышитого затейливым орнаментом передника куклы, отворила дверь, таящуюся в нём, и скрылась внутри. В чреве куклы немедленно что-то заурчало, глаза её открылись и она, ожив, вышла из шкафа.

Точнее, не кукла уже вышла, а самая настоящая старушка. Вполне живая.

– Плохо в лесу, дед, – прошамкала Матрёна, спускаясь под скрип ступенек на первый этаж. – Призраки.

– Крайгорты, – поправил Капчо.

– Ну, пусть храйхорты. Да всё равно, плохо. Надо б делать что-то.

Капчо покивал, кряхтя, выбрался из кресла-качалки, подбросил в камин пару поленьев. И, поплотнее запахнувшись в медвежью шкуру, пошёл открывать дверь настойчиво стучавшему в неё Святополку.

– 9 —

К вечеру изрядно похолодало. Так что жаркий камин с огнём, который, казалось бы, чувствовал себя тесновато в синей мерцающей глубине, оказался весьма кстати.

Как голодный к праздничному столу, жадно приник продрогший Святополк к ясному пламени, протянул к нему руки, ощущая, как с приятным покалыванием тепло проникает в тело. А жар, словно обрадовавшись вниманию, загудел, радостно запрыгал в своей каморке, разбрасывая кругом рубиновые брызги, и потянулся оранжевыми ладошками навстречу.

Так и стояли они некоторое время друг против друга – князь неподвижно, блаженно впитывая согревающее дыханье огня, а пламень – весело подпрыгивая и ощупывая поминутно сверкающими щупальцами стенки своего жилища.

И не мог видеть Святополк за яркими бликами, что из глубины очага внимательно наблюдают за ним два фиолетовых немигающих глаза. А, когда согревшись, отошёл он в сторону, диковинное неподвластное огню существо, напоминающее ящерицу, изогнулось, подпрыгнуло и исчезло в дымоходе, оставив после себя лишь угасающие звёздочки искр и несколько следов на золе.

– 10 —

– Так, говоришь, кобольды проснулись? – потерев нос, пробурчал Капчо. —Только на днях об этом с Грегином толковали. Срок-то подходит. Надо же! Триста лет! Вот время…

– А мы сегодня другое видели, – подхватил Хохлач. Он с каким-то горшком в руках вылез из погреба и сменил сына Ратибора на посту у камина.– Крайгорты пожирателя спасли. Подплыли по воздуху трое, клешнями над ним поводили, – он показал, – и пелена зелёная, что от Карама, так и сползла. Тот встал, башкой каменной туда-сюда помотал, плечи расправил, а блазни ему знаки подают, мол, давай, пойдём. Он и пошёл.

– Крайгорты, кобольды, пожиратели… Ох, барсуки на ёлке, – вздохнул Святополк. —Кротова семейка…

– Да, князь, закручиваются дела, – кивнул Хохлач. – Муторно, по-другому не скажешь, но деваться особо некуда. Разгребать надо.

– А не разгребём, так Мара избавленьем почудится, – добавил Капчо. – Матрёна говорит: в лесу, особливо в серёдке, призраков толпы цельные. В каждом древе. И в столетней сосне корабельной, и в ростке прошлогоднем, что лишь на пару вершков с-под земли вылез. Оно, вишь как, живую тварь им подавай – флору с фауной… Так что кобольды вельми полезны могут статься. У них-то устроение каменное. Крайгортам не по зубам.

– Так вот для чего они пожирателя из спячки вывели! – осенило сына Ратибора.

– А и точно! – воскликнул одобрительно Капчо. – А я-то голову ломаю: на кой он им сдался?..

– Смекнули влёт, – крякнул Хохлач. – Едва у них с кобольдами недотёп вышел, как начали противоядие сыскивать. Естественного врага, как говорится, шукать.

– Ничего, – буркнул Святополк. – И для них естественного врага сыщем. Я, например, в этой роли – чем плох?

– 11 —

Ещё и птицы не запели, а князь уж – в седло, да дальше. Путь намечался неближний, но витязь надеялся преодолеть его за один переход. И немало поспособствовать этой удальской затее должна была особая мазь, коей предназначалось каждые два часа натирать ноги коня. Усталость от того, по словам Капчо «исчезала напрочь».

– А вреда Ветролёту от снадобья не случится? – на всякий случай поинтересовался сын Ратибора.

– Ну, ты скажешь тоже, – проворчал старик. – Это ж – бальзам чародейский, а не из мака-конопли отрава богомерзкая.

– Тогда и я натрусь, – полувопросительно проговорил Святополк.

Капчо рассмеялся.

– Извиняй, князь, но тинктура эта, единственно, для скота гожая. Людям не можно. Один вот так попробовал – в козлёночка превратился. Пока его обратно метаморфозили, семь потов сошло. Так что, как-нибудь своими силами обходись, без колдовства.

Что ж, своими, так своими. Потому, почти не останавливаясь, мчался Святополк по лесной дороге, прильнув к шее коня и бросая время от времени на окружающие дебри настороженные взгляды. Не истёрлась покамест из памяти встреча с Букой и Хыкой.

Но ни демонов, ни разбойников, ни какой другой напасти, которые испокон веку составляли грозные приметы Безымянного леса, не наблюдалось. А вот призраков белесых увидеть пару раз удалось. И, наверное, Ветролёт тоже их чуял и, как бы стараясь поскорее покинуть опасное место, часто переходил с иноходи любимой на меть, а то и на галоп.

Пусто было в лесу. Унылая заброшенность царила меж кустов и деревьев. И совсем странным и страшным казалось то, что не слышалось почти птичьих голосов. Видать, и птахи лесные, по осени от обилия корма беззаботные, поближе к людям перелетели. Ох-ох, как же неуютно!..

– 12 —

Святополка в Ордене ждали. Внезапно открывшийся проход в стене и одинокая фигура, машущая фонарём, об этом явно свидетельствовали. Приглядевшись, князь угадал младшего Бренкса.

– Пит сказал: ты приедешь, – услышал князь его голос.– Попросил тебя встретить. Дал вот форморброид и схемку ещё нарисовал, как тупому, куда в ограде импульсами тыкать, чтоб дверь открылась.

Сын Ратибора улыбнулся.

– Тут зеркало Теофраста, – заговорил снова Уклинстор, когда они с князем обменялись приветствиями. – Пойдём.

Но никуда идти не пришлось. Нашарив что-то в густой траве, Бренкс порывистым движением дёрнул это нечто вверх. И тут же мгла кромешная, обнимавшая округу (а земля уже тонула во мраке) сгинула без следа, и молодые воины оказались в небольшом хрустальном теремке, ярко внутри освещённом. Причём, откуда исходил струящийся радостный свет, князь не разобрал.

– Ты первый, – сказал Бренкс.

– И куда я отсюда?..

– В Синий замок – к Питтерну. В его кабинет. Фиосинисты сейчас зеркала по всему Ордену расставили, чтоб время на дорогу не тратить.

– И как это?

– Увидишь.

И Святополк шагнул.