5

Командир издал пронзительное победное карканье, в котором «Р» была звонкая и резкая будто у ребенка, только научившегося ее произносить.

Кар-р-р-р! Ур-р-ра-ра-а! Его клич подхватила добрая сотня ворон с разных концов помойной кучи.

– Мы хорошо поработали, парни! В ближайшее время они вряд ли сюда вернутся – с радостным придыханием каркал командир. – Теперь можно отдыхать и обживаться, но сначала нужно подкрепиться. Кажется, возле той кучи, во-он там, где лежит старый холодильник – клюв ворона указывал на вздымающуюся горным хребтом, пеструю мусорную кучу, – лежит труп собаки. Свеженькая м-м-м ! – Глебу показалось, что ворон зажмурился и проглотил слюну. – Она ваша, ребята.

Речь командира потонула в возбужденном карканьи. Десятки крыльев захлопали, издавая звук, похожий на штормящее море. Черная туча устремилась к пригорку, который в доли секунды превратился в кишащий воронеными телами муравейник.

На ржавом кузове остались только Глеб и командир. Глеб еще не был настолько голоден, чтобы стоять в очереди за кусочком дохлой псины, да и праздничного настроения у него тоже не было.  Скрипя клювом, он думал о том, что с такими успехами, он не то что не сдохнет быстро, а переживет всех ворон из своего отряда. Какого черта он включил героя? Тут его осенила догадка. Он делал это неосознанно, точнее даже не он, а – это воронье тело, эта машина, мини-истребитель, пассажиром которого с некоторых пор стал Глеб. Он понял, что это никакое не геройство, а инстинкт самосохранения в самом что ни на есть первозданном виде. Еще он понял, что этот инстинкт, гораздо сильнее его разума и как бы он не желал погибнуть, инстинкт не даст ему этого сделать.

– Молодец, хорошо дерешься! – глядя на угольную клювастую морду командира, Глеб нарисовал в воображении серые глаза и белозубую улыбку. Вместо распушившегося крыла, его фантазия изобразила, дружески хлопающую по плечу, руку.

– А раньше что, плохо дрался? – спросил Глеб, осознавая, что он далеко не вылупившийся из яйца птенец.

– Не знаю, ты только сегодня в мое звено попал. Так что будем знакомы! Меня зовут Плешивый!

– Очень приятно, Глеб! – он взмахнул крылом, встречая воображаемое рукопожатие.

– Э-э не-ет! Никаких человеческих имен. Здесь только клички, названия.

– Тогда, кто я? Как мне себя называть? – растерянно пробормотал Глеб.

– Хм-м! – Плешивый задумался, прищурив сочный будто оливка, глаз. Он оглядывал Глеба с головы до лап, выискивая примету, которая наиболее его характеризует. – Давай ты будешь Голубым!

– Что? – Глеб взвизгнул. – почему голубым?

– Просто на тебя падает солнечный свет и придает перьям голубой оттенок. – Плешивый чуть наклонил голову разглядывая Глеба, будто художник натурщицу.

– Нет! – категорично рявкнул Глеб.

– Ну тогда синим!

– Нет! – повторил он, уже более мягко.

– Фиолетовый?    – Глеб помотал головой.

– О, придумал! Будешь Петухом!

– Да с какого бля перепугу! – возмутился Глеб.

– У тебя небольшой хохолок на макушке, прямо как гребень у петуха.

– Нет!

– Кривой сучок! Прям один в один!

– Нет!

– Разбитый кувшин?

– Нет

– Рваный пакет?

– Нет!

– Рубероид? Шприц? Консервная банка?  – Глеб отчаянно мотал головой, понимая, что Плешивый озвучивает все, что выхватывает его острый вороний глаз, на помойной куче. – Может сломанный коготь? – произнес тот на усталом выдохе.      Глеб посмотрел на свою лапу, оценил испорченный маникюр и покрутил головой уже менее уверенно. Это прозвище было самым приличным и все же оно ему не нравилось.

– Слушай, а почему бы мне не остаться Глебом? – радостно гаркнул он, будто его только что осенила гениальная мысль.

– Ну какой ты Глеб? – Плешивый в сердцах махнул крылом. – Ты себя то видел? Глеб! – хмыкнул в клюв. – Короче, я уже тебе столько накидал. Давай определяйся быстрее, а то я сам тебя назову в приказном порядке. Как будто у меня дел других нет, как сидеть тут и погоняло тебе выбирать. Там уже все вкусное без меня съели! – он с тоской поглядел на погребенный под черными тушами холм.

– Можно я хотя бы сам придумаю? – взмолился Глеб. – мне, все-таки, с этим жить еще.

 Плешивый еще раз махнул крылом, мол, валяй.

– Черное перо!

Теперь настала очередь Плешивого крутить головой.

– Острый клюв! – поворот головы. – Храброе сердце! – еще поворот. – Одинокий воин….нет? О , бесстрашный! Опять нет? Ну почему?

– Думаешь, такой умный? – хмыкнул Плешивый. Все эти погоняла давно разобраны. Только в нашем звене два Черных пера, пять Острых клювов, и три Одиноких воина. Храбрых сердец вообще с десяток, а если взять всю стаю так, наверное, полсотни наберется.  Я уже глотку сорвал орать «эй, Острый коготь…да не ты и не ты придурок, а вон тот! Давай уже что-нибудь поумнее придумаем.

– Ну тогда Красавчик. – Глеб сказал это несерьезно, а так, ради шутки, но увидев, как вытягивается шея Плешивого, понял, что сморозил что-то не то.

– Красавчик у нас один – прошипел он сквозь узкую щель в клюве. – и это командир головного звена, то есть самый главный. Я бы тебе не советовал упоминать это имя в суе.

– Да блин! – нервно каркнул Глеб.

– Даблин?! Хм-м… Даблин! Слушай, а это звучит! – Плешивый многозначительно потряс головой.

– Прикалываешься?

– Нет! Ты послушай, как звучит: Да-а-блин! – в этом есть что-то роковое, готическое. Отныне ты Даблин!

– Знаешь Плешивый…

– Ты что-то хочешь сказать, Даблин?

– Может ты прекратишь эту…

Плешивый оттолкнулся мощными лапами от железяки, взлетел и направился в сторону пирующих. На лету он не оборачиваясь выкрикнул.

–Решено, Даблин! Я обедать! Ты со мной?

Глеб немного помедлил, а потом, в сердцах махнув крыльями, устремился за Плешивым.

6

На миг он потерял его в живом море из черных головок хвостов и крыльев, в которое нырнул командир. Но уже в следующее мгновение его наметанный, (с каких-то пор), взгляд, вычислил плешивого. Его горделивая осанистая, (если этот термин можно применить к вороне), фигура, возвышалась, над остальными. Он сидел верхом на обглоданном до костей Собачьем скелете и отчаянно орал.

«Какая сволочь сожрала яйца? Я спрашиваю, кто это сделал? – Испуганные вороны пятились в разные стороны образуя большой круг, в котором оставался только Плешивый и останки бедного пса. – Не признаетесь, хуже будет! Вы что забыли, что я говорил? Яйца не трогать!

Глеб смотрел на этот стихийный митинг с небольшой высоты, планируя над головами новых сородичей. От увиденного его затошнило, и он испугался, что его вырвет прямо на сидящую внизу стаю. Но через мгновение он понял, что ощущение это ложное. Вороны не блюют. Все это пережитки , фантомные ощущения, оставшиеся из предыдущей жизни.

– Повторяю в последний раз…– крик Плешивого сорвался на хрип. Он стал надвигаться на цепочку из стоящих поблизости ворон. Те попятились готовясь, если что «делать крылья».

Внезапно из толпы выскочила маленькая ворона, держащая в клюве что-то, напоминающее, две, висящие на соцветии, клубнички. Глеб узнал в вороне жену плешивого, которую он назвал кажется…

– Курица! Фуф! – Тон Плешивого мгновенно потеплел. – так это ты? Ты это сделала, чтобы сохранить их для меня? Знаешь, это так мило!

  Кровожадный воин мгновенно превратился в юнца- романтика. Единственной несостыковкой в этой трогательной сцене, происходящей на глазах всей стаи, было то, что подношение в виде цветов, украшений и подарков, обычно делает кавалер. Плешивый же, ничуть не смущаясь, выхватил из клюва жены собачьи бубенчики, продемонстрировал их собравшимся, затем, положил их на землю и будто ножницами расстриг их клювом.

– Я предлагаю разделить эту трапезу со своим новым другом. Сегодня он сражался , как подобает настоящему воину. Даблин, спускайся сюда! Я приготовил для тебя деликатес!

Глеб попытался затеряться в черной толпе. Ему не хотелось есть собачьи яйца, а еще больше не хотелось отзываться на новую кличку.

– Дабли-и-Ин! – Ну что ты там прячешься? Думаешь я тебя не вижу? Давай-давай, подгребай сюда, скромник ты наш.

Понимая, что ему не отвертеться, Глеб в два взмаха крыльев, оказался возле плешивого.

– Давай бери! – Плешивый указал клювом на, лежащий на камне кусок плоти и сам подхватил второй .

Глеб замешкался. Он смотрел на бурый засохший комочек, не имея ни малейшего желания взять его в рот.

– Ну ты че стесняешься? – прокурлыкал Плешивый, продолжая нежно сжимать собачье яйцо в створках клюва. – Давай -давай, смотрят же все. Действительно, сидящие вокруг вороны затихли и замерли, словно созерцая какой-то важный ритуал.

– Не могу, – прошипел Глеб, – меня щас вырвет!

– Не вырвет, вороны не блюют. Просто не думай, возьми и съешь эту штуку. Тебе мешают мысли, воображение, весь этот скарб, который ты тащишь с собой из прошлой жизни. Все это тебе больше не нужно. Выбрось это барахло из своей вороньей головки. Давай, включай уже ворону!

Установка Плешивого сработала. В голове Глеба будто переключился тумблер. Внезапно, она стала легкой – приобрела свой настоящий вес. Омерзительный вид плоти в его глазах трансформировался в полезную и калорийную еду. Он ухватил кусок и без заминки стал давить его клювом, будто сочную оливку.

– Ну давай, за знакомство! – Плешивый хрустнув клювом, проглотил свою порцию, почти не жуя. Его длинная шея раздувалась по мере продвижения по ней части собачей гордости. Глеб сделал тоже самое, точнее, это сделало его новое воплощение, крупный большеголовый ворон по имени Даблин. Их с Плешивым тост, мгновенно потонул в овациях. Это были хлопки сотен крыльев ворон, которые разлетались по огромной мусорке. Праздничный пир продолжался.

7

– Ну и как? Правда вкусняшка? – Плешивый сверлил Глеба маленькими, похожими на плоды черники, глазками.

– Вполне ничего! – промямлил Глеб, чувствуя, как, кусок крайней плоти бедного пса, медленно сползает по горлу в пищевод. Включившийся в нем Даблин, не то чтобы получал, гастрономический кайф. Это было удовольствие от того, что он за раз проглотил огромное количество калорий. Если брать аналогии из прошлой жизни, это ощущение было сродни тому, будто Глебу перепала большая сумма денег. Финансовая подушка вновь распухла, приобрела округлые формы и теперь, какое-то время можно не волноваться о будущем.

Они вновь остались вдвоем. Вороны разлетелись по помойке. Это походило на банкет, торжественная часть которого подошла к концу. Теперь накатившие оперитива гости, разбредаются по разным углам зала. Кто-то нападает на стоящие по углам столики с выпивкой и закусками; кто-то танцует, периодически выхватывая с подноса проходящего мимо официанта, бокальчик вина и канапе; кто-то уже хорошо подпивши, давлеет над собеседником, готовясь чуть-что засветить ему в рожу.

Воронья пирушка ничем не отличалась от человеческой. Они так же веселились, танцевали и ругались, только вместо вина, канапе и сыра на шпажках, были рыбьи кишки, куриные лапы, протухшая жижа из мусорных пакетов.

Эта аналогия, проведенная между вороньей вакханалией и вечеринкой, внезапно переключила Даблина на Глеба. Его желудок сжался и собачье, яйцо устремилось назад к горлу. – Кхе-кхе…ну и гадость. – он с трудом удерживался, чтобы не выплюнуть недавно проглоченное.

– Ты опять включил человека? – тяжело вздохнул Плешивый. – Забудь! Забудь прошлую жизнь, как страшный, ну или прекрасный сон. Все равно, сон есть сон. Вот это – он махнул крылом на галдящих ворон – это реальность, твоя настоящая жизнь. В этой жизни, в отличии от прошлой, нет места раздумьям, мечтаниям и фантазиям. В этой жизни нужно быть только здесь и сейчас. Все твои мысли и энергия должны быть направлены на то, чтобы не сдохнуть от голода, не быть убитым врагами, совами, или бомжами, и оставить после себя как можно больше потомства. Поверь мне, когда ты будешь держать в своей голове только три этих мысли, жить станет намного проще.

– А ты забыл?

Плешивый проигнорировал вопрос Глеба. Его вдруг очень заинтересовала потасовка, которую учинили три вороны на остове стиральной машины.

– Ты забыл?! – повторно спросил Глеб и вновь не услышал ответа.

Плешивый вдруг куда-то засобирался. Нахохлившись, расшиперив крылья, буркнув в клюв: «там что-то интересное, надо посмотреть», – он оттолкнулся лапами от собачьего ребра и полетел. Траектория его полета была странной. Странность заключалась в том, что он полетел совсем не туда, куда смотрел. Он растерянно вилял в разные стороны, ежесекундно меняя направление.

Глеб понял, что Плешивый просто ушел от вопроса, и ринулся вслед за ним. Порыв ветра как раз вовремя подхватил его тельце, и Глебу осталось лишь расправить перья и придать необходимый угол крыльям, чтобы в доли секунд настигнуть своего собеседника.

Он обогнал Плешивого, притормозил, распушив хвост, и летя ему в лоб, снова выкрикнул

– Ты забыл?

– Отстань! – Плешивый поднырнул под него и тут же пошел на посадку , врубаясь в галдящую кучу, которая дралась за очередной деликатес в виде протухшей дыни.

– А ну ка пшли! – гаркнул он, распугав копошащихся у дыни ворон. – Я пить хочу, – прохрипел уже мягче, будто оправдываясь и врезался клювом в раскуроченный, истекающий густой слизью, плод. Он глотал вонючую няшу, издавая громкие чавкающие звуки, выкусывал сердцевину пузатого плода, все глубже и глубже погружая туда голову. Расправа над дыней была такой яростной, что претендующие на нее прежде, вороны, поняв, что им ничего не светит, встали на крыло.

Рядом с Плешивым снова остался только Глеб. Он терпеливо ждал, когда его новый друг закончит трапезу. Но тот будто бы и не собирался. Он сожрал добрую половину дыни, которая была в три раза больше его и продолжал отчаянно чавкать. Глеб понимал, что Плешивый просто ждет, когда он уйдет, и уже через силу набивает брюхо, но не собирался сдаваться. Сдался, как раз-таки, сам Плешивый. Он вытащил пожелтевшую голову из чрева плода и лениво развернулся.

– Ну чё ты ко мне п-пристал? – прохрипел он, заметно повеселев. – Х-хочешь знать, забыл я, или нет? Как видишь, нет! – по громкому пшику в конце фразы, Глеб понял, что Плешивый мертвецки пьян. – К-как бы я еще с тобой разговаривал, тупая твоя воронья башка! Вороний язык гораздо проще, он не содержит впечатлений, эмоций, аллегорий, метафор, всего этого соплежуйства, которое свойственно только людям. Вороны не делятся воспоминаниями, не сплетничают, не врут, не обещают. У них все просто: информация в чистом виде. Пища там, опасность вон там. Это все, о чем они общаются.

– Почему же мы?

– По кочану! – От своего же выкрика, Плешивый пошатнулся и плашмя плюхнулся в остатки дыни. Увязнув в липкой жиже, он с трудом из нее выкарабкался. – Потому что ты челбурдыхнулся!

– Что сделал?

– Челбурдыхнулся! Так мы называем ворон, которые, в какой-то момент, вспомнили, кем были.

– А что…Они все?! – Глеб растерянно покрутил головой, обводя клювом галдящих вокруг ворон.

– Все-е! – пьяно передразнил Плешивый и развел крыльями. – Представь себе, все! Только не все помнят…

– А ч-ч…Как его?

– Челбурдыхнулись…

– А челбурдых…челбурдыхнули…челбурдыхиваются не все что ли?

– Е-е…ик! – Глебу показалось, что Плешивый икнул. – Единицы! Из нашей стаи в тысячу голов, только ты, да я! За всю жизнь, а живу я, между прочим пять лет, я встретил троих. Ты четвертый!

– А поч…почему именно мы? Как это случается?

– Как случается? Травма головы в моем случае, в твоем не знаю. Случается, так же, как и у людей. Откуда берутся ясновидящие, экстрасенсы и прочие шизофреники?

– Хочешь сказать, у меня не лады с головой?! – Глеб почувствовал, что закипает. – Мало того, что я ворона, так еще и сбрендившая? Да уж, ну и денек сегодня выдался!

– Ну как-то так, брат! – сочувствующе вздохнул Плешивый. – Да ты не переживай, лет через пять это пройдет. Вороны долго не живут. Хотя-я эти пять лет, по нашим теперешним меркам, как у человека лет семьдесят. Чувствуешь, как день долго тянется?

И действительно, Глебу показалось, что событий, ощущений и впечатлений, которые с ним сегодня произошли, по человеческим меркам, хватило бы на пару месяцев. Сейчас же, солнце только начало путь на Запад, а значит прошло чуть больше половины дня.

– Пять лет! – он взмахнул крыльями, пытаясь по привычке схватиться за голову. – Может больше, а может и меньше, это уж как повезет. – пьяно промурлыкал Плешивый, которому, видимо, издевательство над новоиспеченным другом доставляло удовольствие.

– Ну уж нет! Я проживу гораздо меньше! – Глеб закрутил головой, выискивая что-то обострившимся взглядом. – Найду оголенный провод, брошусь под колеса машины, да, – его голос повеселел – сов и бомжей тоже никто не отменял.

– Не-а! – весело парировал Плешивый. – Не получится!

– Почему?

– Потому! Попробуй и поймешь! Ты и попробовать то не сможешь. – Эта оболочка…– он будто пальцем ткнул клювом в грудь Глеба. – находится во власти инстинктов, которые не позволят тебе даже приблизиться к опасной ситуации, если в этом не будет рационального зерна.

– Я уже попробовал! – Глеб понуро склонил голову, вспоминая недавний бой.

– Ну, тогда, о чем заморачиваться! – весело выкрикнул Плешивый. На вот, намахни лучше дыньки.

Глеб, обреченно вздохнув, окунул голову в выдолбленную в пузатом теле плода, дыру. Ему показалось, что в нос ударил уксусный запах, перебродившей браги, но теперь он понимал, что не может чувствовать запахов. Ворона должна чувствовать что-то другое, у нее абсолютно другие органы восприятия. Какие? Да какая на хрен разница. Чтобы это понять, нужно просто включить ворону. Щелкнул тумблер, и голова Глеба снова стала легкой. Он погрузил клюв в жижу и, помогая себе, резкими движениями шеи, стал ловко забрасывать ее себе в горло. Пил злобно чавкая, все глубже ввинчивая голову в образовавшийся тоннель. Наконец-то напившись , достал голову и стал яростно махать крыльями, пытаясь стряхнуть с перьев налипшую слизь.