Борис Панкин родился в 1966-м году в Карелии. Окончил Санкт-Петербургский государственный университет, математик. В настоящее время живёт в Крыму.
Публиковался в журналах «Дружба народов», «Звезда», «Нева», «День и ночь», «Зинзивер», в «Литературной газете» и в газете «День Литературы», на портале «Сетевая поэзия», в различных альманахах и сборниках.
Автор книг «Новый Раскольников» (2011) и «Лабиринт» (2020).
Победитель международного поэтического конкурса «Заблудившийся Трамвай» имени Н. С. Гумилёва, 2014.
Страница в Журнальном зале: http://magazines.gorky.media/authors/p/boris-pankin
мёртвые хоронят мертвецов.
сделай подходящее лицо
под такой ответственный момент.
в траурном переплетенье лент
мёртвые, теперь уже, цветы, —
как она и он, как я и ты.
скорбно и торжественно стоим.
смотрим, как уходит в небо дым,
растворяясь в бледной синеве.
такова, вздыхаем, селяви. —
бьёт ключом, и всё по голове.
прёт, как танк, и не остановить.
альбинони, моцарт и шопен.
суета, томление и тлен.
вязкие прощальные слова.
зябнущего неба синева.
дальний звон нездешних бубенцов.
мёртвые хоронят мертвецов.
Влад Волков живёт в Москве. Работает в компьютерной сфере. Пишет прозу и поэзию в направлении «Лавкрафтовской мифологии» (Мифов Ктулху).
Я слышу многостворчатые пасти,
Взвивающиеся к небу из груди.
Знамёна низвергают, символ власти,
Плетутся фараоны позади.
Я видел, как возносятся святые,
Как мёртвые шагают сквозь Дуат,
Как падают сквозь бездну остальные,
Кто вызов бросил правящим Богам.
Поднялись в воздух сотни мощных крыльев,
Их глаз, смотрящих вдаль, уже не счесть.
Но зверь завыл под слоем живой гнили.
И шей, и морд – шестьсот шестьдесят шесть.
На пиках возвышалась тьма казнённых,
Визжащих, проклинающих вовек,
Всех грешников и во грехе рождённых,
Всё то, что взял и создал человек.
Там первый сразу мог стать и последним,
И сбились иерархии чины.
Все, как один, тонули в вязкой бездне,
Дотла сгорая, коль обречены.
Там Стикс бурлил, и скалилась Харибда,
Там змей Уроборос хвост поглотил.
А пучеглазые молились на свой идол,
Чтоб бог Бокруг их дланью защитил.
Под блеск доспехов мраморных валькирий,
С суккубами сражались в облаках,
То воинство, что о пернатых крыльях,
С молитвой Элохиму на устах.
Где скрежет молний – там и звуки грома.
Гиганты спорят, кто из них лютей.
Но все склонятся, если выйдет Кронос,
Который пожирал своих детей.
И голубь не притащит ветку вербы,
И око Ра не льётся из-за туч.
Лишь воет Гарм, скулит протяжно Цербер,
Но не соединить врата и ключ.
Людские вопли слёз, мольбы прощений,
На капищах у склепов и гробниц,
В неистовстве всех жертвоприношений,
Всё кланяются и спадают ниц.
Идут войной, друг друга убивают,
Калечат, пожирают средь молитв.
К воинственным богам своим взывают.
Арес и Морриган, Сехмет и Святовит,
Взирают с полным боли взглядом,
Как полыхают континенты битв,
Как возникают девять кругов Ада,
Под гулкий зов, что Гавриил трубит.
Война за души – мелочной разборкой,
Покажется, коль буду я готов.
Вестник Богов, древнейших, мудрых, зорких,
Избавившихся от своих оков.
Как пленники, мы сбросим свои цепи!
Пусть мёртвые восстанут из могил,
И гимны воспоют Ньярлатотепу,
Что в бегство всех врагов их обратил.
И воссияют древние кристаллы,
И вздрогнут тут же даже божества,
Когда мы распахнём свои порталы,
И мир пожрёт космическая мгла.
Пусть долго не взывали к нам обряды,
И пусть Неименуемый забыт.
Мы храмы возведём средь маскарадов,
Под грохот мощных дьявольских копыт.
С последним вздохом обречённой плоти,
Победа далека и отнята.
Настану я – и всё в момент умолкнет.
И сладко воцарится темнота.
Андрей Миля – автор то ли страшных, то ли мерзких историй и читатель, который в хорроре не любит хэппи-энды. Родом из Курской области, ныне живёт в Москве. К хоррору тяготеет с детства. Имеет несколько печатных публикаций.
Я слышу мёртвых голоса,
А иногда их вижу лица,
Безумья жизнь моя полна,
И ночью мне почти не спится.
Жизнь после смерти есть, я знаю,
Но лучше б не было её,
Ведь нет в ней общего с тем раем,
В который верят, ничего.
В ней нет ни радости, ни света,
Лишь стоны мёртвых и их плач,
Вы не найдёте там ответа:
Творец нас создал иль Палач?
Я закрываю свои очи
И уши затыкаю я,
Но ещё до прихода ночи
Вновь слышу мёртвых голоса.
Незваный призрак в дверь скребётся,
С собою холод он несёт.
Войдёт в мой дом, и вновь начнётся
Сбежавших в мир наш хоровод.
А вслед за ними тьма придёт,
Их всех зажмёт в своих объятьях,
Давно умерших вновь распнёт,
Потом сожжёт соломой в платьях.
Она коснётся моих ног,
Не понимая в чём тут дело,
Ведь я здоровьем хоть не плох,
Но она видит моё тело.
По коже холод пробежит,
И тьма опять меня коснётся,
Посмотрит, что-то там решит,
А после в мир иной вернётся.
И так почти каждую ночь
Она приходит в мои стены,
Никто не может мне помочь,
Но я не стану резать вены.
Ведь после смерти будет тьма,
Я не хочу в её объятья.
Я не хочу попасть туда,
Где только тьма, и где нет счастья.
Кассандра Тарасова – российская писательница, художник, автор рассказов и повестей в жанре фантастики и детской литературы.
Родилась в г. Москве. Выпускница Государственного университета управления (ГУУ) по специальности «Связи с общественностью».
Писать начала в 19 лет, с 2009 года – постоянный автор на сайте Проза.ру. С 2014 года состоит в Российском союзе писателей. Выдвигалась на премию «Писатель года» в 2015—2018 гг., в 2019 году – семинарист и автор-участник Крымкона «Фанданго-2019».
Под берегом цветущим,
Укутанный волной,
Спит в остове гниющем,
Гарем подводный мой
В нём – женихи, и каждый
Смеялся – и затих.
Все любят мои песни —
Прекрасней нету их.
Возьму венок невесты,
Что плыл у берегов.
В воде цветам нет места,
Как нет и для врагов.
В полночный час подлунный
Я выйду танцевать.
Сестрицы мои мёртвые
Мне будут подпевать.
В ночи с ветвей заложные
Нас будут дети звать.
Представлю невозможное —
Представлю, что я – мать.
Анастасия Туровская (Янси) стихами балуется с детства. Пишет городскую, философскую, любовную лирику, мрачные сказки и сюрреалистичные истории. Её творчеству близка модернистская техника «потока сознания», символизм, сюрреализм и декаданс. В 2019 и 2020 годах стала лонг-листёром «Филатов-Феста». Печатается в поэтических сборниках и журналах, например, в «Литературной Евразии», в ЛитПро «Ритмы Вселенной», выпусках ИД Перископ, рязанских изданиях и др. В 2018 году в Санкт-Петербурге вышла книга «рОковые сказки», написанная в соавторстве с поэтом Марией Эспуар, а в ноябре 2019 года – книга «Разнотравье городов» (презентация состоялась в г. Рязани). Иногда выступает в Рязани, Москве и Санкт-Петербурге. В Рязани организует поэтические вечера в котокафе «Лофткот».
Оживший рождественский ангел
С крылами из белого шёлка
На лютне заснеженной звонко
Разлучную песню играет.
Из круга костей, рун-шептален
Тебе, до последнего вздоха,
Мой рыцарь, любимец порока —
На память фарфоровый ангел.
За пазуху спрятав подарок,
Небрежно кивнул на прощанье.
Ты многих сгубил обещаньем —
Что ж, сердце врачует исправно
Лишь месть… В краях чужедальних,
В объятиях ведьмы моложе,
Тоска непосильная гложет —
Играй тому весело, ангел!
Лей в чашу с Мадерой проклятье,
Пой заговор лютый над спящим…
Кто ищет трофеи – обрящет.
Сомкнётся же тьма необъятна:
Пусть сохнет, как прут, руки свесив
В бессилье, скупая составы
От хворей. Мне ворон двуглавый
Приносит февральские вести:
Ты маешься дико и страшно
В тисках неотвязных видений,
Вобрав всю печаль до последней
Обманутой жизни. Украшен
Твой стяг окровавленной славой,
Чертог позолотой завидной…
Да толку! Дрожащий, покинут
Людьми и рассудком, без права
Последнего слова, дотлеешь
С костром первомайским наутро
Великого Шабаша. В мутном
Сознании вздыбится тенью
Крыло из чернильного шёлка…
На то моя воля и правда —
О, скоро цветами расплаты
Распустится майская тонкость!
И взмоет в рассветное небо —
Назад – снов людских не нарушив,
Мой ангел, простая игрушка —
Пленённый пылающий демон.
Дмитрий Николов родился в Харькове, по образованию историк-археолог. Публиковался в сборниках, журналах, вебзинах и альманахах «Самая Страшная Книга-2021», «Мир Фантастики», «Опустошитель», «DARKER», «Мю Цефея», «Рассказы», «Аконит» и др. Работает в самых разных жанрах: от фантастики и мистики до постхоррора и психологического реализма.
https://vk.com/veroyatnost_nevozmojnogo
Александр Дедов родился в г. Волжский Волгоградской области. По образованию юрист уголовно-правовой направленности.
Публиковался в альманахах «Redrum», «Бесконечная история», «Чемодан», а также в вебзине «DARKER». Финалист ЧД-2017 и нескольких конкурсов альманаха «Квазар», победитель конкурса боди-хоррора «Эмбрион».
Создатель и лидер коллектива первого в России альманаха гримдарка и тёмного фэнтези «Медианн». Предпочитает писать тёмное фэнтези и мрачную научную фантастику.
https://vk.com/sheol_and_surroundings
Пролог
Она
Трущобы у рыбного рынка
я помню, как будто вчера…
Краюха, неполная крынка,
торговки, воры, юнкера;
Измешены грязные улки,
как тесто, под натиском пят.
Часы бьют на ратуше гулко.
Колёса двуколок скрипят.
Сквозь крики и грязную ругань
неделя к неделе – года.
Заляпанный столик не струган,
сквозь крышу сочится вода.
Несчастный удел одиночки
приклеился, точно репей.
Как мать отказалась от дочки,
так нет и любимого ей.
Стенания, вздохи и всхлипы
впитались в мой угол и кров.
Облезлые старые липы
со всех собирались дворов
и было до скрипа смешно им
глядеть, как, совсем не шутя,
молилось в слезах под луною
забытое Богом дитя.
Как будто вчера и как будто
три тысячи жизней прошло!
Какое прекрасное утро!
Как терпкое это мерло.
Навоз, испарения, рыба —
всё это останется здесь.
А ведь эти люди могли бы
(простите невольную спесь)
возвыситься, переродиться
и тоже глядеть из карет,
как режут в проулках убийцы
несчастных за горку монет;
Как кровь ручейками сбегает
и капает в ливнесток,
А школьники шустро пускают
кораблик-дубовый листок.
Оставлено прошлое в прошлом.
Пускай копошатся – не жаль.
Кровь стала рубиновой брошью.
Я перевернула скрижаль.
Он
Любви я никогда не знал:
ни жениной, ни сестринской, ни материнской.
Вся жизнь моя – сырой подвал,
я рыщу в нём – большая злая крыса.
Я никогда не знал любви.
И от того мне горше видеть вашу прелесть!
Хоть плачь, хоть режь себя – реви!
Ах, лучше б вы куда-нибудь, да делись!
Не знал я никогда любви!
Ваш вечный визави во тьме ночной, я
шепчу себе: живи, червяк, живи!
Чтоб все узнали мою боль и захлебнулись болью.
Глава первая
Послание из прошлого
Он
Смеркается, сгустились тени.
Торговцы покидают рынок, ты решаешь тоже.
Пересчитаешь выручку до пенни;
Глядишь по сторонам, а у самой мороз по коже.
Знакомой улочкой пойдёшь —
я серой мышью юркну по дорожке следом.
Весь – предвкушение, сжимаю нож.
Торговка станет моей маленькой победой!
Ты даже не успеешь закричать,
когда из тьмы я выскочу тебе навстречу.
И словно для письма из сургуча печать,
несчастной крик я замурую в вечность.
Мы спустимся с тобой в подвал,
сегодня бал – на нём танцуем только я и ты.
Я платье на тебе порвал
и алым начертил поверх дрожащей наготы.
Удар, ещё удар. Ещё! Ещё!
Бледнеешь, уж сошёл румянец с щёк.
Свой испустив последний, тяжкий вздох
ты громко рухнешь подле моих ног.
О! Это лишь начало, госпожа.
Сегодня будет праздник у ножа.
Противный хруст хрящей и позвонков:
отрезал голову и был таков!
Какой экстаз, какой восторг!
Несусь к любимой на порог,
в корзине голова и бычии чресла —
торговка их домой несла.
Она
С приходом ночи птицы замолчали,
растратив скороспелый свой задор,
и я, под стать – в ночнушке и в печали —
шагами мерю тёмный коридор.
Скрипит паркет, зияют двери спален,
но нет в них ни спасенья, ни души.
Весь воздух в доме будто бы отравлен.
Ночь стелется, как влажный крепдешин.
Часы в гостиной дребезжат вполсилы
– разиня Эльза! Кончился завод.
Луны колтун собачьей шерстью сивой
уродует беззвёздный небосвод.
Покинута, оставлена, забыта!
Возлюбленным, служанкой, наконец.
Вот по брусчатке цокают копыта,
на конской сбруе блеет бубенец…
Нет, не ко мне. Конечно. Мимо. Мимо!
Мелькнёт двуколка в свете фонарей,
и тени голубая пантомима
к руке пустой протянется моей.
Я потянусь навстречу, если б… Если б
Письмо в две строчки: «Милая, прости!».
Участливо выскакивают кресла
и замирают на моём пути.
Я вру себе: «Мне только отдышаться
и я его, конечно же, дождусь!».
Но сон, подонок, не даёт мне шанса,
он говорит: «Забудь его, останься»,
и отнимает явь и боль и грусть.
***
Вода совсем остыла. Сводит пальцы,
покрытые бороздками морщин.
О, как мне надоело просыпаться,
куда нелёгкий случай притащил!
На крик вбегает Эльза, суетится,
трёт полотенцем одубелый стан.
Почти без зла шучу: «Ночная птица,
порхать ты не устала по кустам?».
Когда женат он, тайны не нарушу —
запрусь и спать, веди его к себе».
Но вместе с шуткой просится наружу,
как странно, зависть к девкиной судьбе.
Отзавтракав, одеться и на рынок;
Работа вмиг размоет эту блажь.
К тому же моя новенькая – Нина —
пока весьма посредственный торгаш.
Сбегаю вниз, а настроенье в гору;
Стучат подбойки звонким молотком,
но нахожу за дверью коридора
корзину под батистовым платком.
Сквозь белоснежный хлопок проступают
разводы цвета свежего мерло
и в тот же миг безжалостная память
вдруг оживит что прежде отмерло…
Не может быть! А почему не может?
Рукой безвольной сдёргиваю ткань.
Мороз игольчатый бесчинствует на коже
и сердце бьёт пошлейший канкан.
Сознания расколотая льдина
скрежещет гулко мрачные слова:
«Не может быть! Но это точно Нина…
Верней, её, несчастной, голова».
Разинут рот, глаза в безумной неге
сощурены, под веки закатясь;
Дорожки крови, высохшие в беге,
напоминают дьявольскую вязь.
Из грубых и безжалостных пробоин
сочится сукровичная слюда.
Лишь только тот, кто бесконечно болен
и не боится Божьего суда
свершает сатанинские обычьи,
что встретишь разве на страницах книг…
Рога торчат из черепа и бычьи
тестикулы нанизаны на них.
Глава вторая
Исповедь
Она
Оставив с полицейскими Эльзу,
взбегаю вверх по Ратушному съезду;
Трещат подбойки, грязь чернит подол.
Мне лают вслед бездомные собаки
и глупо ухмыляются зеваки,
уродливые все, как на подбор.
Плевать, плевать на их дурное семя!
Плевать, что будет завтра с ними всеми!
Мой демон снова вырвался из тьмы!
Нет толку в дознаваниях ищеек,
когда нечистый ждёт у каждой щели
и обращает в явь дурные сны.
Но в силе для него найдётся равный,
создавший твердь, вспенивший океаны,
и жизнь вдохнувший в рыб зверей и птиц
Единственной надеждой будет вера.
Ворота, монастырь святого Пьера,
я падаю и простираюсь ниц…
***
Лишь чудом не пришлось ей стать воровкой,
ведь «повезло» родиться полукровкой
в обыденной для многих бедноте.
Отец-цыган бежал из-под ареста,
мать удавилась на опушке леса;
Её забрали сёстры, но не те,
что раздвигают ноги у таверны —
вместилища безносой грязной скверны, —
а жёны Бога, сёстры во Христе.
И вот она – не девка-замарашка,
а мудрая и добрая монашка
во власянице грубой, при кресте.
Она – моя надежда и опора,
и нет секретов у меня, которых
я ей бы не доверила ещё.
Я чувствую её сухие пальцы
влекут меня и требую подняться,
уводят в келью крепко сжав плечо.
«Ах, милая моя исповедница!
Пришло, пожалуй, время повиниться
в единственном утаенном» – дрожа,
шепчу, лица от слёз почти не видя.
Львы-гербы топчут фрески на апсиде
и щерятся с любого витража.
***
Была весна, холодная, но всё же
из тех, что забираются под кожу;
Вскипает кровь и тащит за порог.
Я встретила его в прозрачном парке.
Листва лежала прошлогодней паклей.
Казался он ужасно одинок.
У кромки пруда жалка и сутула
темнела бесприютная фигура
природному упадку ассонанс.
Я подошла, глядеть стараясь мимо,
О проекте
О подписке