ГЛАВКА ТРЕТЬЯ

По эскалатору вниз опускаться я стал. И хоть время

было в запасе, но я зашагал по ступенькам, ведь скучно

просто стоять и глазеть на рекламу и лица всех встречных.

«Автозаводская» мельком прочел на стене, подошедши

к краю платформы, и поезда стал дожидаться, шагая

взад и вперед по платформе. Когда-то давно, лет пятнадцать

или семнадцать назад, когда только окончил я школу,

и из далекого Крыма приехал в Москву в Театральный

вуз поступать в первый раз (поступил я в него со второго,

но после армии уж), то я жил уже в этом районе.

Больше скажу – жил я в этом же сталинском доме, но только

вход был с другого двора и в подъезде другом. А забрался

в эти края, познакомившись с парнем, что тоже пытался

в вуз поступить Театральный, и был он меня лет на десять

старше примерно и выглядел очень солидно. Мы оба

с ним провалились на первом экзамене, и неудача

нас подружила. Узнав, что мне негде приткнуться и ночи

я провожу на вокзале, он мне предложил ночь-другую

или подольше, коль нужно мне будет, пожить в его доме.

Звали его Михаилом. Он стал для меня провожатым

в этом аду, что давил мою психику чуждой и жесткой

графикой жизни. Однажды он мне предложил проституток

в дом привести, но я с ужасом эту идею отвергнул.

В общем, пугал меня мир. Тосковал я по дому и маме.

И когда вмиг провалился во всех четырех институтах,

то испытал облегченье скорее, чем грусть, и уехал

сразу домой, не истратив всех денег, что мама дала мне.

Связку бананов домой я привез и какую-то мелочь

из сувениров. И вот через столько-то лет оказался

волею случая вновь в этом доме. Как мир все же тесен,

хоть и обширна Москва. Я теперь здесь снимаю квартиру.

Мишу же вновь не особо стремился увидеть, ведь столько

лет уж прошло, да и точно квартиры не помнил его я.

Раз только как-то шатался по дворику возле подъезда,

где проживал Михаил, и глазами искал его окна,

вспомнить пытаясь этаж, как на детской площадке увидел

трех мужиков, что «козла» забивали, за столиком сидя.

Пиво они распивали и громко смеялись, горланя.

Мне показалось, что был среди них и мой Миша. Обрюзг он

и полысел, но его я узнал, если только, конечно,

не ошибался. К нему подходить мне совсем не хотелось.

Надо же, как изменяет нас время. А ведь он тянулся

все же к прекрасному. Где те порывы? Где лучшие чувства?

Нет, не сдаваться. И гибнуть как дерево – стоя. Вот кредо.

В поезде плотно прижали меня окружавшие люди,

что, как и я, на работу, наверное, путь свой держали.

Малоприятный момент, – не люблю, когда много народу

в поезде, – душно и воздуха всем не хватает. И грустно

как-то становится. Впрочем, себя приучить я стараюсь

даже такие моменты ценить – ведь и их не воротишь!

Время, что плавно течет, я стараюсь дробить до молекул,

кайф находя в мимолетностях. В поезде можно, к примеру,

лица людей изучать и пытаться понять о них что-то,

что сокровенным зовется. И в целом я должен заметить —

грустно становится… Мало счастливых увидите глаз вы.

Или еще на рекламу смешную иной раз взгляд бросишь

и улыбнешься игривому ты содержанию оной.

Шутки люблю я. Люблю посмеяться. Что сделаешь? Грешен.

Так, кое-как, я доехал до станции, имя носившей

очень любимого мною поэта, который лет десять

где-то назад просто душу лечил мне своими стихами,

просто бальзамом ложился на сердце влюбленное. О, Маяковский!

Сколько я глупостей слышал о нем от людей оскопленных

в области сердца! И где эти люди? А где Маяковский?

То-то же… Этих людей, что хулили его, знать не знаю…

По эскалатору вверх подыматься я стал – для здоровья

вновь зашагал вверх по лестнице, – мышцы чуть-чуть разработать.

Спортом любил заниматься все школьные годы, – футболом

я увлекался, борьбою классической, – был чемпионом

Крыма аж несколько раз среди юношей младших, в четверку

лучших борцов Украины один раз вошел, но по правде

все ж через силу борьбой занимался, – душа не лежала.

Больше футбол я любил. Да и прочьи командные игры.

В армии тоже пришлось подружиться со спортом, там, правда,

были свои заморочки, далекие, в общем, от спорта.

А в институте уже расслабуха пошла в этом смысле.

Хоть и играли порою в футбол мы на сцене во время

тех репетиций, где не было мастера, ибо он точно

нас отругал бы за это, но все ж это было не часто.

Ну, а потом, после ГИТИСа, спорт я забросил совсем уж.

Так, иногда, отожмуся от пола иль вот, как сегодня,

просто по лестнице вверх устремлюсь, разминаясь немного.

Выйдя на улицу, я с наслаждением солнце увидел.

Взял я листок, что у входа в метро раздавал всем прохожим

бледный мужчина в потертом пальто и дырявых ботинках.

Мельком взглянул на листок: зазывают на платные курсы

по изученью английского. Русский язык бы освоить!

Скомкал листочек и выбросил: некогда этим заняться!

Да и желания нет. Да и денег мне жалко на это.

Да ведь и денег же нет. Стоп. О деньгах покамест не думать.

Вот на работу приду… Наслаждаясь чудеснейшим утром,

я зашагал вдоль забора. Беспечность полезна для духа.

ГЛАВКА ЧЕТВЕРТАЯ

Как хорошо бы сейчас оказаться на родине, возле

моря спокойного. Утром в такую погоду подобна

глади стекла его даль, и едва возле берега дышит

море, волну за волной нагоняя на берег беззвучно.

Там тишина. Только чаек порой крик услышишь да хлюпнет

тельце баклана о воду, охотника за мелкой рыбой.

Здесь же, в Москве, если вслушаться – гул беспрестанный и ночью.

Днем же – и скрежет, и вой, и сигналы – безумие, словом.

Если не жить этим ритмом и, скажем, приехать в столицу

со стороны, то подумаешь: бедные, бедные люди!

Да и себя станет жалко: как в джунглях таких одиноко!

Если же есть чем заняться, как мне, например, то привыкнешь

к этому ритму и впишешься в архитектонику эту.

Впрочем, мечта моя вне этой жизни лежит. Я хотел бы

жить сибаритом и с женщиной близкой, любимой шататься

по континентам и странам, в гостиницах разных ночуя.

Там бы любовью я с ней занимался (чем чаще, тем лучше)

и наслаждался красотами чуждой обоим нам жизни.

И оттого, что вокруг ни души нет знакомой, нам было б

вместе с любимой так странно, так мы бы друг друга любили!

Два одиноких, заброшенных в мир человека, вдруг стали б

целым одним. О, как я бы хотел этой жизни на грани

света и тьмы. Думать лишь о любви и о смерти – вот благо!

Но для такой праздной жизни нужны людям деньги. О горе!

Вот и работаю я, чтоб хотя бы частицу мечтаний

осуществить. А другого мне в жизни, пожалуй, не надо.

Раньше я славы хотел, да и нынче бы не отказался

если б пришла она, но не умру без нее – это точно.

А без любви не прожить. Для чего тогда, братцы, работать?

Да и работать желательно мало. Чем меньше, тем лучше.

Все же до нищенства не доводить себя – в нем униженье.

Я и писателем стал потому лишь, чтоб дома работать.

Ну, это я завернул – все же были к тому предпосылки.

Да и не платят за труд ни гроша мне писательский. Фирму

вынужден был я создать по устройству людей на работу

вместе с приятелем. Этим кормлюсь я на самом-то деле.

Вот и иду на работу. В подъезд захожу того дома,

что знаменит тем, что здесь жил когда-то Булгаков, и здесь же

происходили событья, известные нам по роману

про Маргариту и Мастера, – рядом «плохая квартира».

Ну, а в подъезде, куда я вошел, если верить газете,

Фанни Каплан проживала, что в Ленина хоть и стреляла,

но только ранила. Впрочем, что здесь проживала эсерка —

я почерпнул из «МК», если память мне не изменяет.

Верить ли вам сей газете, – решайте вы сами. Я верю.

Так интересней. По лестнице стал подниматься я быстро.

Был здесь недавно ремонт косметический, – стены белили, —

так что все чисто вокруг, а до этого стены все были

сильно исписаны в разное время фломастером, ручкой,

краской, помадой губной и еще черти чем – непонятно.

Надписи были на русском, а также еще на английском.

Я свой имел интерес, когда каждую новую надпись

взглядом оценивал, но раскрывать тайный смысл вам не буду.

Детские игры… Но ладно… Поднявшись под самую крышу,

я позвонил. Мне охранник открыл дверь с улыбкою сонной.

Как все течет и меняется! Только недавно другие

были соседями нашими по этажу, – торговали

то ли бензином они, то ли чем-то еще, а теперь уж

наши соседи маркетингом заняты. Ихняя фирма

полэтажа занимает, а мы лишь одну комнатушку.

Рядом еще одна фирма, но чем они заняты – точно

я не смогу вам сказать. Возглавляет ее академик.

Самый взаправдашный. Впрочем, я вспомнил, чем фирма

их занимается – деньги, что в виде кредитов приходят

от иностранных партнеров, на разные тратят проекты…

В офисе было прохладно. Я чайник включил, чтобы кофе

выпить, как я это делаю каждое утро. И чашку

вымыть пошел. Возвратясь, телефоны проверил, а то ведь,

помню, недавно на линии были обрывы, без связи

долго сидели. За стол свой уселся рабочий. Ругаю

я подчиненных за их опозданья, а все-таки славно

первым прийти и чуть-чуть посидеть без работы спокойно.

Так каждый день. Ритуал. Как учил нас глубокий Конфуций,

жить нужно по ритуалу. Не сразу я понял значенье

сих наставлений, а нынче скажу, что согласен с великим.

Или еще Станиславский мне вспомнился, что перед смертью

метод придумал простейших физических действий на сцене,

в коих он видел ткань жизни самой. Кто-то, может, заметит,

что Станиславский язычником стал перед смертью, – предметам

стал поклоняться, не духу. Но я возражу вам: неверно!

Именно в этих простейших физических действиях видел

он тайный смысл и значенье. А вот еще вспомнил Норштейна

я замечанье одно: мы в работе стекольщика видим

мало поэзии, больше в процессе разбития стекол…

ГЛАВКА ПЯТАЯ

Вот и Татьяна пришла на работу, мой менеджер лучший.

Таня технарь по профессии, долго она инженером

в неком КБ просидела, чертя многоумные схемы

то ль самолетов, а то ли чего-то иного. С распадом

СССР без работы она постепенно осталась

и, наконец, сократили их всех. И пришлось ей сначала

все начинать. В плане только работы конечно. А в личной

жизни у ней все стабильно: есть муж, есть ребенок, есть кошка.

Ум у нее очень цепкий, а это в работе подспорье.

Правда, капризна она и обидчива, но мы все люди.

Нужно уметь приспособиться к минусам, если есть плюсы

в вашем сотруднике. Впрочем, читайте, коль надо, Корнеги

или кого-то еще. Я же их не читал, сам все понял.

Да и претит прагматизм этих книжек, похожий на глупость.

«Как научиться людьми управлять?» Ну не свинство ль в названье?

Что-то мельчаем. И что-то с мозгами людей происходит…

Ладно. Пустое… Пускай все идет как идет. Положися

на волю Божью… Итак, моя Таня уселась на стульчик,

что на колесиках был и вращаться мог, если угодно

было бы вам, и звонить начала по работе. Ну что же,

надо и мне за компьютер садиться печатать для банка

три резюме на начальника ценных бумаг в управленье.

Я наловчился печатать и скорость приличная, правда,

не пятью пальцами, только двумя иль одним. А когда-то

вовсе не мог. Научился сперва на печатной машинке.

Помню, когда в первый раз я приехал к знакомому парню,

что мне машинку доверил свою, то уселся печатать

восемь сонетов своих, так четырнадцать строчек несчастных

первого опуса час я печатал, не меньше. И проклял

это занятье. Но все-таки медленно, тупо, упорно

руку набил. А сейчас почти бегло печатаю тексты.

Даже английский уже шрифт освоил, хотя много хуже.

Опыт любой пригождается в жизни. Ведь разве представить

мог я когда-нибудь, что пригодится и это уменье

бегло печатать в работе, которую жизнь навязала?

Вот потому-то всему обучаться и надо. Открытым

быть ко всему, что нам жизнь преподносит и времени вызов

надо принять из достоинства, пусть это время и жестко.

Вот наконец-то и Юля пришла. Опоздала, конечно.

Я ничего не сказал. Промолчу в этот раз. Неохота

нервы трепать. Догадается позже по тону, с которым

с ней разговаривать буду, холодным и чуть отстраненным.

Юлин характер тусовочный. Любит она пообщаться,

сходится быстро с людьми, разговор поддержать может каждый.

Все б хорошо, но стиль жизни ее КСПешный, а это:

карты, вино-домино, разговоры, пеньё под гитару,

выходы в лес на природу, палатки и прочие игры.

И потому-то разбросанность есть в ней какая-то. Впрочем,

в целом легко с ней. Ее на работу устроил к нам Саша,

что компаньон мой. Они из одной с ним компании были.

Саша и сам под гитару не прочь спеть в свободное время.

Я ж не люблю КСПешников, просто воротит от этих

песенок их, просто розовых сопель каких-то. Коробит.

Время сейчас очень жесткое, так что все эти примочки

шестидесятников кажутся глупостью мне несусветной.

Мне говорят, что романтики были они. Не согласен.

Сам я поклонник романтиков. Лермонтов был мой учитель.

Но настоящий романтик и гибнет совсем молодым уж.

Это цена за их кредо в искусстве. А эти, которых

мы тут имеем в виду, умудрялись лизнуть кому надо

задницу в нужное время и тут же исполнить бунтарский

жест, что, по сути, совсем не бунтарский, а рабский, плебейский.

Бродский не делал ни жестов, ни задниц ни чьих не лизал он.

Просто писал, как писалось, и стал возвышаться над всеми,

что окружали его. Время все по местам расставляет.

Больше скажу: может, Бродский в момент малодушья хотел бы

как-то прогнуться пред властью, но сделать сие не позволил

собственный гений, и строчки ложились лишь так как ложились.

Этим-то гений отличен от просто талантливых малых.

Вот наконец-то и Саша пришел. Как всегда, он ворвался,

словно ужасно спешил на работу и словно чуть-чуть лишь

он задержался, на пару минут, а не на полчаса аж.

Впрочем, когда начинали мы с ним это дело, я думал

чокнусь от злости за все опозданья его. Мы, к примеру,

с ним на одиннадцать встречу назначим, а он вдруг приходит

к часу иль двум и всегда у него есть на то основанья,

чтоб опоздать. То запор у собаки, и он с ней вкруг дома

долго гулял, чтоб покакала, бедная; то наряжался

в банк, когда мы по делам туда с ним собирались, невинно

мне говоря: «Ты же сам мне сказал, посолидней одеться.

Вот и крутился я час перед зеркалом, перебирая

все свои вещи…» При этом одет был в помятые брюки.

В общем, отмазок я всех его даже не помню. Когда уж

Саши фантазия сильно скудела, то он покаянно,

что еще больше меня раздражало, шептал: «Ну, проспал я…»

А иногда начинал возмущаться, что я как начальник

с ним поступаю, в то время как мы компаньоны. На это

я отвечал, что развалится фирма, коль будем работать

кто когда хочет и что есть основа любых отношений

на производстве и мы не кружок макраме, а мы фирма…

В общем, ругались, случалось. Но все-таки есть результаты:

Саша стал меньше опаздывать и уж конечно не больше

чем на полчасика. Впрочем, у Саши достоинства тоже

есть, как имею и я недостатки. И в целом друг друга

мы дополняем. К примеру, в компьютере Саша, конечно,

ас по сравненью со мной. Но одну вещь я твердо усвоил:

в бизнесе, как и в рассказе, поэме, картине иль прочих