Ремесленник

13 ноября – 20 декабря

Знаешь, Натанька, хорошо, что жизнь подарила мне тебя.

Мне бывает трудно с тобой. И бывает больно. Но я не приму анестезию. Ни за что на свете не отдам эту боль. Потому что, лишившись ее, я останусь без счастья любви.

Мне хорошо. Меня накрыла теплая волна. Волна любви.

Виталька, вот они твои Волны и Небо. Взлет над самим собой и прозрачно сверкающая водяная гора, что накрывает и смывает с души все лишнее, все, что не нужно, что мешает в Пути.

Я прожил не двадцать восемь лет. Полтора месяца.

Как изменился мир, и как меняюсь я.

Такой осторожный и уравновешенный. Такой мастер лавировать в потоках жизни и находить нужные течения, презирающий тех, кто имеет глупость плыть против них. Такой боязливый и нерешительный.

Где ты, Олег, образца 97 года?

Куда ты скрылся, куда ушел? И не вернешься ли назад?

Надеюсь – нет.

Я не хочу с тобой встречаться.

Никогда.

Но тогда, в декабре, я еще был им.

Я только начал нащупывать новые тропки.

Придя 16 ноября на толчок и стеснительно подав тебе коробочку с кольцами. Ты достала их и долго любовалась, примеряя на пальцы и тихонько улыбаясь. Вот только глаза твои были печальны, и красные прожилки выдавали недавние слезы. Ты делала вид, что все у тебя хорошо, и я ничего не спросил, убедив себя в том, что нельзя лезть в душу человеку, если он ее не хочет открывать. Дурак. Или трус. Моего ума и смелости хватило лишь на то, чтобы предложить:

– Выбирай, какое тебе больше нравится.

Ты вскинула на меня глаза, в которых за наигранной веселостью и затаенной печалью мелькнула искорка радости и теплоты. Так я получил первую положительную оценку в твоей школе…

Забегая к тебе чуть ли не каждый обеденный перерыв, чтобы, якобы, узнать, как продаются безделушки, а на самом деле посмотреть на тебя, услышать твой голос, улыбнуться тебе, случайно встретиться с тобой глазами и убежать, пожелав тебе счастья…

Работая по вечерам над новыми и новыми украшениями, чтобы иметь повод принести их тебе и еще раз тебя увидать.

Мне было наплевать на деньги, и потому они пришли ко мне. Я вскоре понял, что могу зарабатывать ремеслом больше своей зарплаты. Это ничего не меняло – я всегда предпочитал стабильность даже оправданному риску. Но ты однажды заметила, что многие покупатели хотели бы сделать личный заказ, а тебе трудновато торговать без напарника…

В тот же день я написал заявление об увольнении.

И началась жизнь.

Радостная, от того, что я по несколько часов в день проводил рядом с тобой.

Неприятная, из-за необходимости работать продавцом и общаться с людьми.

Уже тогда я начал понимать, что это неспроста. Что жизнь начала новый урок и ты в нем – учитель, стимул к движению вверх.

Я ломал себя.

И это было в кайф.

Я сдирал с себя ошметки задубевшей старой шкуры.

И новая шерстка была пушистая и повышенной лохматости.

Все становилось проще и сложней. Мир складывался как узор калейдоскопа, срастался в мозаику и обретал четкость завершенного полотна.

Люди превратились из монстров в людей. А рядом была принцесса, ради которой ничего не стоило разорвать в клочки тех, кто не хотел превращаться.

Вроде Вадьки.

Он вызывал во мне все большую неприязнь.

Ты никогда не говорила о нем плохо, но слишком часто я встречал в твоих глазах печаль. Следы недавних слез.

Я ни о чем не спрашивал тебя. И вовсе не из страха. Страх ушел. Я не хотел, не мог доставить тебе боль. И я старался быть тем островком, где ты смогла бы отдохнуть, расслабиться, набраться сил. А если ты захочешь поделиться своим грузом, то я всегда готов его принять.

И я не спрашивал, я наблюдал.

За твоим странным отношением к Вадиму. За мимолетными словами и выражением лица. И эти наблюдения сложились в четкую и некрасивую картину.

Но чем дальше, тем больше я видел, что в картине есть кто-то еще.

Генка. Он давно уже завязан с Вадькой общим бизнесом. Но слишком часто он «случайно» ходит мимо. И ты становишься такой веселой, ласковой и мягкой. Только грусть не уходит со дна твоих глаз.

Так проходили дни.

А вечерами я включал компьютер.

В это время Андрюшка приходил с работы к себе домой и вызывал меня по модему. Мы какое-то время болтали, а затем, прервавшись для того, чтобы сготовить и поставить возле компьютеров что-нибудь вкусненькое, запускали игры.

Обычно мы резались в стратегии. Строили замки и города, открывали звездные миры. И устаивали войнушки. Мы всегда выбирали максимальный уровень сложности с наибольшим числом компьютерных соперников и первую часть игры посвящали их уничтожению, захвату территорий и ресурсов. Мы до последнего, выдерживали нейтралитет по отношению друг к другу. Но в какой-то момент Андрюшкины армии устремлялись к моим границам, и начиналось…

Космические флоты утюжили миры, и планеты превращались в облака плазмы, на уцелевшие высаживались десанты разумных жаб, или происходило тотальное телепатическое зомбирование…

Драконы нападали плотной стаей. Но сторожевые башни сбивали их и рушились под ударами каменных глыб, выпущенных из катапульт. А ответные рейды магов опустошали сверкающим каскадом небесных камнепадов деревни орков, валили проворных гоблинов и заставляли разбегаться некромантов…

Массированный ядерный удар, и одна единственная танковая дивизия захватывает целый континент…

У каждого из нас был свой особый почерк. Я действовал осторожно и тщательно, взвешивал каждый шаг, скрупулезно выстраивал инфраструктуру, собирая мощные и хорошо сбалансированные армии, которые шли в бой планомерно и тактически безупречно. А Андрейка…

Андрейка как жил, так и играл. Быстро и бесстрашно, не обращая внимания на мелочи, нанося неожиданные и, на первый взгляд, бессмысленные удары. Только на первый взгляд. Его манера ведения боя представляла собой сплошной поток атаки, где каждый удар был не особо опасен и обычно мной отбивался. Но невозможно успеть везде и сразу, и Андрей, нащупав слабое место, шел в прорыв, а мне приходилось мобилизовать все ресурсы, уходить в глухую оборону. Или проигрывать.

Обычно игры продолжались много дней подряд. Успех переходил из рук в руки, и победа доставалась в основном благодаря ошибкам противника. Я ловил Андрея на мелких неточностях и медленно, но верно дожимал его силой. А он ловил меня на одном-двух крупных проколах, и тогда мое поражение было молниеносным и сокрушительным.

Еще Андрей любил побегать толпой в «Квейк», но без меня, с другими ребятами, знакомыми по сети. Я лишь изредка составлял ему компанию. Не люблю я экшин, с их тупым слонянием по уровням в поисках ключей к запертым дверям. Да и думер я был ниже среднего. Это Андрюша мог без перезагрузки и ключей пробегать насквозь на уровне «Невозможно».

Вот так мы и развлекались, погрузившись в иллюзорный и захватывающий виртуальный мир.

Но этим наши контакты с Андрюшкой не ограничивались.

Он все чаще забегал на обеде к нам в палатку. И очень быстро сделался своим, и накрепко с тобой сдружился. Вы стали друг для друга Ната и Андрюшенька. Меня это нисколько не цепляло. Я только радовался вашей дружбе, и, если надо, отходил на второй план. Он для тебя был младшим братишкой, а ты для него самым близким и искренним другом, и он был готов любому перегрызть за тебя горло.

Вот ведь как получилось. У вас сложился тот вид отношений, который я пытался изобразить. Чувствуя к тебе совсем другое…

Иногда вместе с Андрюшей к нам в гости приходил Рома. Он был всегда молчалив и приветлив. Внимательно и понимающе слушал наши беседы и тихонько, необидно посмеивался над шутками и приколами. А они были у нас постоянно.

Обычно мы покупали у лотошников какие-нибудь чебуреки или пирожки и, налив из термоса горячего чая, усаживались в глубине палатки пообедать.

– Олег, какие сегодня пирожки вкусные, – блаженно закатывая глаза, говорит Андрей. – А знаешь почему?

– Почему? – ловлюсь я.

– Потому, что сегодня их сделали из лучших сортов Тестиума и Картофилиума.

– Да, не случайно начинка в них имеет зеленую окраску с коричневыми пятнышками.

– Что символизирует дружбу всех народов, – подхватывает Андрей.

– И доказывает, что пирожок из картофилиума ничто без добавок Тараканиума усастого.

– Ребята, прекратите! – смеясь, останавливаешь нас ты. – Весь аппетит испортили.

– Весь не испортили, – хладнокровно возражает Андрей.

– И ты должна радоваться за моего друга, которому за ту же цену достались не картошковые пирожки, а мясные.

И мы продолжаем усердно поглощать, в общем-то, вполне вкусный продукт…

Наше веселье лишь иногда портили визиты Вадима. Он неприязненно и подозрительно зыркал на Андрея. Невнятно здоровался со мной. Сухо разговаривал с Наташей. Только с Романом он вел себя вполне мирно и дружелюбно. Уж очень трудно с ним ссориться и на него обижаться.

Сарагон. Черный замок

Он встает из пены шторма.

И белые брызги льнут к черному камню.

Он был бы красивым, не будь таким страшным.

Черный Замок.

Стройные сторожевые башни. И высокие прочные стены. Узкие бойницы и легкие арки мостов над колодцем двора.

Изящество.

Изящество смерти.

Стрелы тьмы, рвущие солнечный день.

Десять лет назад он был другим. Розовый гранит его стен отражался в восходе, и яркие флаги полоскали на чистом морском ветру.

Но пришел Ротмар – Черный Рыцарь.

И покрыла замок тьма. Камни наполнились мраком ночи, луга превратились в пустошь, деревья в лесах скорчились и отрастили вместо листьев шипы, а в ветвях и непролазных зарослях поселились уродливые, злобные создания, от вида которых кровь стынет в жилах и сжимает сердце тоска.

Печать тьмы.

Она легла на все.

Она легла на всех.

Она легла на нас.

Датчик

20 декабря

– Привет, Олега! Как дела? – голос из наушников немного усталый, и это диссонирует с ухмыляющейся очкастой рожей, глядящей с его аватарки.

– Нормально, а у тебя? Чего не пришел на обед? Наталка даже волновалась немного.

– Не вышло. Ты извинись за меня завтра. И привет передай – во-от такой!

– Ладно, передам. Уговорил. Как там на работе?

– Обычный дурдом. Знаешь, где я сегодня пахал?

– Ну?

– В кабинете у шефа «Апекса».

– Ни фига себе! И как ты докатился до такой жизни? Или тебя перевели в монтажники? Это ж, за какие грехи?

– Армен взял отгул, уехал куда-то. А тут срочный заказ – подключить охранку в новом офисе «Апекса». Знаешь, на Мира? Ну и отправили меня богом в помощь. Приперся я туда, значит, а в дверях стоит такой: морда каменная, пистолет-пулемет ненавязчиво на меня направил. Дал я ему свои документы, почитать. Он долго искал знакомые буквы, картинку рассматривал, но пропустил-таки. Прошел я по коридору – чуть в ковре не утонул, хорошо плавать умею. Разгреб, значит, ворс, пробрался в кабинет. Босса, конечно, там не было, одни только Генка с Вадимом. Ну, мы там и оторвались. Датчики, естественно, подцепили, в креслах кожаных посидели, пообедали в приемной всякой вкуснятиной. В общем, отвисли, мне даже понравилось.

– Да, повезло тебе сегодня. Я люто завидую.

– Ага. Это не с деревяшками возиться. Электроника. Там, кстати, новенькие прибабахи поставили.

– Это какие? – без особого интереса осведомился я.

– А фиг его знает. Сбегал я в сортир, возвращаюсь, Вадька ковыряется в датчике. Стандартном таком емкостнике. Но у меня-то глаз наметанный, сразу заметил, что там добавлена какая-то штуковина, вроде маленькой релюшки. «А это на фига?» – спрашиваю. Вадька быстренько закрыл корпус и отвечает: «Много будешь знать… Да новая схема, добавочный блочек с анализатором перемещений… Специальный заказ от Хозяина». Я только хотел порасспросить, но в этот момент Генка ка-ак хряпнется со стремянкой об пол. Ну, тут суета поднялась, вопли, маты. Я о датчике забыл… Тут только одна странность… Не понравилось мне, как Генка посмотрел на Вадьку, когда поднимался с пола и потирал ушибленную задницу… Мол – заткнись придурок…

Такой вот разговор.

В этот вечер мы решили не играть. Андрюшка отправился в гости к отцу, да и настроение у нас обоих было паршивое.

Мне надо было сделать пару-тройку колец, но я не стал за них браться. Не то состояние.

Быстренько согрел чайник, сварганил себе бутерброд с двумя холодными котлетами и, разведя растворимый кофе, опять засел за компьютер.

На душе было погано и отчего-то тревожно, и, чтобы вытравить эту гадость из мозгов, я достал с полки компакт-диск с «Мастером Ориона-2» загнал его в сидишку и погрузился в хитрое переплетение политики звездной империи Мршан, разборки с Дарлоком и Клаконцами.

Игра выключила меня из реальности часа на четыре, чего я, собственно, и добивался. Но выключила не полностью. Остался осадок, ощущение чего-то несделанного или упущенного.

И, вырубив компьютер, я понял, что спасаться бегством бессмысленно. Я привык уходить от неприятностей, умело лавируя и перепрыгивая в нужные потоки, но врать самому себе – это уж слишком.