– Сказывай! – приказал князь. Прошел к стулу, присел. Оперся одной рукой о трость. Всегда полезно знать, что происходит внутри замшелой бюрократической машины Московского царства. Вдвойне полезно знать о происходящем в карательном Разбойном приказе. Поэтому он и пригрел мелкого дьяка из этого приказа. Мал человечишка, кто на него обратит внимание? Зато ведает многое…

Пока дьяк рассказывал об иноземном колдуне, князь слушал рассеяно, меланхолично постукивая пальцами по столешнице, лишь под конец, когда дьяк упомянул, что узника забрал сам князь Федор Юрьевич Ромодановский, глава Преображенского приказа розыскных дел, словно просыпаясь, приподнял брови, в глазах появился живой интерес. На огонек наполовину сгоревшей восковой свечи налетела муха. Обжегшись, упала на стол, задергалась опаленными крыльями. Дьяк замолчал, вопросительно и с надеждой глядя на князя. Негромко вздохнул, теребя шапку в руках. Борис Алексеевич положил локти на стол, бросил острый взгляд на дьяка. Что-то о появившемся на границе с киргизцами городе он слышал.

– Как, говоришь, князюшка сказал? – спросил он после некоторого молчания.

– Сказал, что колдун из города на украине уральской, к нам перенесенного божьим соизволением из будущего, не врет. Потом дал грамотку, собственноручно писанную боярином Тихоном Никитичем с приказом отдать ему колдуна. Забрал и его, и диковины.

Глаза князя сузились, он размышлял, как скажется на придворных раскладах появление вблизи Петра нового человека. Дьяк терпеливо ждал. Наконец, придя к решению, Голицын поднял холодный взгляд на дьяка:

– И что за диковинки там? Что колдун бает?

Дьяк заискивающе улыбнулся и зачастил с рассказом:

– Есть там мушкеты, стреляющие на версту, и более точно попадают в любую цель. Повозки железные для войска и корабли небесные, с коих на врага можно обрушить гранаты. Живут там богато, делают рухлядь кузнечную искусно, зеркала, не меньше веницийских, шкафы холодильные и многие иные диковинки.

Сначала князь удивленно уставился на собеседника, затем его лицо болезненно сморщилось. Завладеет царь Петр диковинками, усилится, зачем ему тогда древние роды? Без них всех в кулаке держать сможет. Ну да ладно, дьяк не виноват. Надобно наградить за ценные сведения, пригодится еще…

– Семен! – негромко, но повелительно произнес князь и стукнул тростью об пол.

Давешний холоп нарисовался в палате, поклонился князю, спросил:

– Что прикажешь, князь-батюшка?

– Отведи дьяка к ключнику, – Голицын перевел пристальный взгляд на дьяка. Сердце княжеского посетителя сжалось в томительном предчувствии, – пусть выдаст в награду два рубля. Лицо дьяка просияло. Он словно скинул тяжкий груз с плеч. Бросившись князю в ноги, принялся истово целовать вялую руку.

– Сделаю, князь-батюшка, – еще раз махнул поклон холоп.

Когда радостный дьяк вслед за холопом вышел, взгляд князя замер на темноте за узким окном. В последнее время князь стал подумывать: а не зря ли он поддержал Петра против Софьи? Часть Голицыных держала сторону царевны, часть царя, но все были уверены, что поражение им ничем особым не грозит. Удалят от двора, не более того. Надежды оказались тщетны. Родственника, Василия Васильевича, лишили боярства и с семьей сослали в Еренский городок, тем самым унизив и ослабив весь род. А за что? За то, что был верен до конца предыдущей правительнице? Не по правде это! Кровь – не водица, негоже попускать обиду роду. Впрочем, посмотрим, что будет дальше, но посоветоваться всем родом, как вести себя, стоит…

***

Почти три месяца спустя заканчивался зимний и вьюжный декабрь 1689 года от Рождества Христова.

Солнце в зените, желтое, не греющее заснеженную землю. Зима выдалась морозная и многоснежная. Густой чащобный лес вокруг на пару дней конного пути. Матерый волк с пепельной от седины шкурой, ступая осторожно, вышел из-за деревьев на едва проторенную дорогу, замер неподвижно. Ветер свистит по-разбойничьи, сметает белую и колкую пыль с сугробов, гонит ее пеленой. Желтые звериные глаза пробежались по вековым соснам, празднично белым от висевшего на ветвях снега. Чуткий нос опустился к заячьим следам, пересекавшим дорогу. Любопытная белка выглянула из дупла. Интересно ей, что делает серый разбойник. Ох, не к добру косой выбежал прогуляться! Внезапно уши волка встали торчком, а клыки угрожающе оскалились. Словно тень, так же бесшумно, как и вышел, хищник исчез среди заснеженных елей на противоположной стороне дороги.

Над плечами одетых в посеревшие тулупы городовых стрельцов, в такт шагам лошадей мерно покачиваются стволы пищалей. Их отправили для сопровождения посольства и защиты от лесных воров. Равнодушные взгляды скользят по густо заросшему деревьями-великанами заснеженному лесу. Позади конников тянется длинная колонна саней. Покрытые инеем кони, запряженные в первую повозку, плетутся неторопливой дорожной рысцой. Порывы ветра скидывают противную снежную пыль с ветвей на крыши саней. Она на лету исчезает в дыму, струящемся из трубы. Кучер на козлах надвинул высокий колпак подальше на брови, взмахнул кнутом. Раздался сухой щелчок.

– Балуй, нечистый дух!

Сидевший рядом солдат с карабином на коленях безучастно глянул на лошадь и отвернулся к лесу. Сменят его лишь через полчаса.

Александр Петелин расположился на задней скамейке. На улице мороз, а в экипаже тепло и уютно. Только тесно. Чего только не напихали! Не повернешься от многочисленных ящиков с инструментом, посевным материалом и припасами. Изредка экипаж потряхивает на невидимых под снегом кочках. Мощные стволы проплывают мимо. Шуршат, задевают за верх возка усыпанные колкими зелеными иголками ветки. Боевой брат, прошедший вместе с молодым офицером джунгарский поход, сержант Тихонов, сидит рядом, разглядывает давно надоевшие виды зимнего леса. Напротив главный посол, Рожковский Петр Семенович, коротая время, уперся взглядом в книгу. Изредка его рука протягивалась к лежащей на откидном столике тарелке с солеными сухариками. Сдобный хлебный запах, по которому попаданцы успели соскучится за лето, плывет по экипажу, заставляя сглатывать голодную слюну. Молодой офицер вспоминает, одно только и оставалось: вспоминать… Заканчивался второй месяц трудного пути. Караван с посольством попаданцев подъезжал к Нижнему Новгороду. Пара недель пути и вступят в Москву. Первоначальные опасения насчет того, как встретят посольство провинциальные власти, слава богу, не оправдались. Опасная грамота от царей Ивана и Петра сработала как надо. Только на границе попался воевода, слишком то ли глупый, то ли излишне жадный. Слава богу, что обошлось без стрельбы! Тогда Александр с трудом подавил желание разрядить пистолет в глупую боярскую рожу. Он усмехнулся воспоминаниям…

***

Воевода Дмитрий Андреевич, пригорюнясь, укоризненно смотрел на сидевших на противоположном конце стола послов. Оба: и старый, и молодой безбородые, ровно поляки, только вьюнош носит не густые еще усы. Вроде православные, по крайней мере, зайдя в светлицу на святые иконы перекрестились. Но не русские, как бог свят, не русские! Ростом высоки, ликом гладки, говорят странно, вроде и по-русски, а вроде и нет. Нет, не наши! Немцы какие! Грех мзду малую с иноземцев поганых не урвать для пользы христианской! А одеты справно! Ой справно! Сапоги добрые, жаль, что черные. Кафтаны, хоть и непривычного покроя, слишком короткие, но сразу видно – теплые. Ну не может у них не быть деньги! Сам воевода одет гораздо скромнее, в потертую шубейку. При Алексее Михайловиче тишайшем он при московском дворе обитал, да не на тех поставил во времена хованщины. Теперь, при нынешних царях, еле сумел добиться отправки воеводой в далекий городок у уральских украин. И то хлеб, заодно поправить оскудевшую казну.

Хованщина – Стрелецкий бунт 1682 года – бунт (восстание) московских стрельцов в начале правления Петра 1, в результате которого его соправителем стал старший брат Иван, а фактической правительницей при них стала сестра Софья Алексеевна.

Разговор шел странный. Первым делом послы показали опасную грамоту. Воевода торопливо нацепил на нос железные очки, внимательно прочитал несколько раз грамоту, буквально обнюхал царские печати. Все вроде в порядке. Вздохнув тяжко, отдал грамоту назад. «Может, все же мзду малую предложит?» – думал он, оценивающий взгляд то и дело останавливался то на лицах послов, на которых застыла смесь недоумения и злости, то на справной одежке чудных немцев.

– Все бы хорошо, опасная грамота есть, вижу – занудным голосом в очередной раз повторил воевода, – опять же, я сюда поставлен беречь границы Руси. А с вами полтора десятка оружных стрельцов. А ну вы озоровать будете? С кого спрос тогда?

Воевода тяжко вздохнул и слегка поджал губы.

– С меня! Опять же откуда сей город большой появился на Урале? Никогда его не было! Подозрительно сие! – воевода наставительно поднял указательный палец к небу.

– Так что, Вы нас не пропустите? – в очередной раз спросил Рожковский Петр Семенович. Александр сморщился от досады.

– Да как можно! – замахал обеими руками воевода. – У вас опасная грамота от царей Петра и Ивана, как не пропустить!

– Значит, пропускаете? – с надеждой спросил Александр, голос его дрогнул. Как ему надоели увиливания этого скользкого, словно налим, московского чиновника.

– Как можно, – развел руками с самым честным видом воевода. «Украшенное» следами от оспы лицо сморщилось, словно он хлебнул горького, клочковатая борода воинственно приподнялась, – А вдруг вы озоровать станете? Спрос-то с меня. Царь-батюшка воспрошает меня, а почто иноземцев с оружием в царство мое пропустил? А? Ведь вы из другого царства-государства?

Рожковский молча кивнул. По светлице разносились раскаты гомерического смеха. Когда от хохота закололо в боку, Александр резко его оборвал, обвел светлицу невеселым взглядом. Воевода укоризненно посмотрел на младшего немца и вздохнул про себя. Ну что за непонятливые! Все начиналось по-новому то ли в пятый, то ли в шестой раз.

Только тогда, когда разъяренный Рожковский пригрозил, что послы возвратятся назад и пожалуются царю, что воевода их не пропустил, а багровый от ярости Александр начал шарить пальцами у кобуры, воевода побледнел и торопливо позвал стоявшего за порогом стрельца. Царь Петр уже успел заработать репутацию не боящегося крови и скорого на расправу. За разбой и не выполнение опасной грамоты не помилует. А на него уже был донос в Москву о вымогательстве с иноземцев.

– Позови полуголову, – нехотя произнес он. Стрелец кивнул и вышел.

 Стрелецкий полуголова – начальник двух – трёх сотен стрельцов.

Когда тот подошел, воевода жалостливо вздохнул и приказал пропустить обоз попаданцев. В самый последний момент он все же выпросил у Рожковского ларец со стеклянной бижутерией и серебряными украшениями…

***

Александр машинально провел рукой по кобуре и отвернулся к окну. На последней ночевке деревенские предупредили, что в лесу шалят тати Ячмень-атамана. Даже в Москве знали об обнаглевшей банде, но ничего не могли поделать. Направленная на уничтожение допекших бояр разбойников рота иноземного строя во главе с капитаном после недели поисков в дремучих лесах никого не нашла и вернулась ни с чем. Так что ехали настороже, в защитных кирасах и с оружием под рукой.

Читать дальше, видимо, Рожковскому надоело. Положив книжку на скамью белоснежной обложкой вверх, он хрипло вздохнул и задумчиво посмотрел на Александра. Привлеченный звуком младший посол повернулся. Взгляд молодого офицера на миг остановился на названии книги: «Искусство войны» Сунь-Цзы. Хм…внутренне усмехнулся Александр, готовится старший посол к общению с Петром, изучает военное дело. Тот со всем пылом молодости обожал все, связанное с армией.

– Тебе, – проговорил степенно Петр Семенович, продолжая давнишний разговор, – тебе, Александр, еще многие завидуют. Должность майорская, с царем общаться будешь. Опять же, младший посол…

Рожковскому задумался и кивнул собственным мыслям:

– А вот, посуди, каково мне? Я же по возрасту тебе в отцы гожусь, тянет к спокойствию, а приходится все бросить и ехать в Москву. Мне это – вот! – Он обхватил горло рукой.

Александр возмущенно вскинулся и недовольно сжал губы. Кому лучше, кому хуже… Давний спор надоел хуже горькой редьки! Рожковский лукавил: до пенсионного возраста он не дотягивал, а к весомому положению в верхах города привык. После того, как всех руководящих сторонников прежнего главы города уволили, предложение поехать послом в столицу Московского царства стало для Рожковского спасительным. Его статус и материальное положение остались не ниже, чем при «старом» мэре. Так что получил он от назначения в посольство не меньше младшего посла. Александр открыл рот, чтобы возразить, но не успел.

Караван завернул, невольно притормаживая, за поворот. Ель – богатырка в двух десятках метрах перед первыми санями рухнула, раскидистыми ветвями закрывая путь. Туча белой снежной пыли взметнулась ввысь. Всадники столпились, осаживая коней. Кучер торопливо натянул вожжи. Стая ворон сорвалась с ближайших деревьев, с карканьем закружилась в хмуром небе.

«Бах, бах!» – почти дуплетом грянули два выстрела.

Рот мгновенно пересох, сердце громоподобно забилось о ребра, словно пожарный колокол. В голову ударили лошадиные дозы гормонов, приводя организм в готовность к бою. Прилив сил и дикой ярости. Засада! – понял Александр одновременно гаркая Рожковскому: «Ложись наземь!» Махнул рукой замковзводу на противоположную дверь. Один из автоматов стоял между сидений. Офицер подхватил его, одновременно толкая дверь и выскакивая на улицу. Мгновенно присел на ногу, звякнул затвором, досылая патрон и выискивая стволом цели.

С другой стороны бахнула дверь – сержант ужом выскочил из саней с другой стороны. Шустро перекатился на бок, вскинул наган. Сказались два месяца непрерывных тренировок перед отправлением посольства.

Из-за близких деревьев справа выскочили разномастно одетые мужики – с топорами, кольями, иные с неведомым путем попавшими в руки татям саблями. Закричали страшно и громко: «Стой, стой». Увязая в глубоком снегу бросились к саням. Побледневший как полотно кучер рухнул с козлов на землю, прикрыв руками голову, нечленораздельно завыл.

«Бах!» – оглушительно выстрелил карабин солдата, сидевшего на козлах. Александр выцелил ближайшего разбойника, мчавшегося прямо на него с высоко поднятым в руках топором.

«Так!» – выплюнул огненный цветок автомат Александра.

Пуля ударила татя в грудь, смела на снег словно кеглю, сбитую метко направленным шаром.

«Бах! Бах! Бах!» – зачастили выстрелы со всех сторон, звонким эхом отдаваясь среди деревьев. Дикие вопли, матерную ругань, вой раненных разбойников почти неслышно на фоне частых выстрелов из карабинов и револьверов.

Александр мгновенно перевел прицел на следующего разбойника, могучего мужика с саблей в высоко поднятой руке, с диким ором бежавшего к саням.

«Бах» – оружие выпало из обессиленных рук разбойника, ослабевшие ноги подогнулись, тать медленно опустился в сугроб. Выражение глубочайшего изумления на бородатом лице.

«А кто тебе сказал, что будет легко?» Александр мгновенно перевел ствол на следующего разбойника. «Зря вы, не разбираясь, кто перед вами, напали!» Еще десяток секунд длится молниеносное побоище. Наконец, разбойники сообразили, что их элементарно убивают, словно подвернувшихся под тапок тараканов, и единственный способ спасти жизнь – бежать. По неслышной за шумом боя команде оставшиеся в живых бросились назад, под защиту чащи. Цели исчезли. Несколько мгновений, и на когда-то белоснежном снегу остались лишь окровавленные трупы разбойников и жалобно причитающие раненные. Грохот огнестрела затих. Только черные точки взбудораженных птиц кружатся и каркают в хмуром небе.

Минуту Александр выжидал, не отводя оружия и настороженно вслушиваясь в лес. Заснеженная чаща молчала. Никаких звуков, свидетельствующих о том, что разбойники могут вернуться. Ушли или прячутся и ждут момента для повторного нападения?

Из саней послышался испуганный голос Рожковскому:

– Бандиты ушли?

– Не знаю, сейчас проверим, – не оборачиваясь, ответил офицер, затем громко крикнул:

– Иванов, Черкасов.

– Я! – тут же. – Я! – раздалось позади, эхо голосов загуляло по лесу.

– Проверить лес! Только аккуратно! И пленного приведите, кто поздоровее!

«Нужно узнать, что это: случайное нападение польстившихся на богатый караван бандитов или происки неизвестных врагов. Хотя последнее маловероятно. Кто мог нас обогнать, чтобы успеть организовать нападение?»

– Есть! – осторожно хрустя снегом, оба названных солдата с наганами в руках зашли за стволы деревьев. Два других солдата отправились на разведку противоположной стороны.

Через несколько минут ожила радиостанция в кармане бушлата Александра.

– Прошли по следам 200 метров, разбойников нигде нет, возвращаемся, – раздался голос Иванова.

– Принято! Пленного взяли?

– Так точно!

Вернулись Иванов и Черкасов, подталкивая в спину стволами наганов баюкающего окровавленную руку взъерошенного, жалобно причитающего мужичонку в рваном армяке. Такой запираться не станет. Следом вернулись бойцы, проверявшие лес по другую сторону дороги. Александр облегченно вздохнул, скрывая послестрессовую трясучку, скомандовал подчиненным построиться. Последним вылез из саней все еще бледный старший посол, впрочем, и он вскоре приобрел нормальный цвет лица. Из делегации города и охраны никто не пострадал, даже нанятые извозчики целы. Ущерб посольству ограничился огромными дырками от мушкетных пуль в кузовах саней. Их наскоро заткнули первыми попавшимися тряпками. Среди выделенных для охраны стрельцов двоих легко ранили и один погиб. Оказывать помощь еще живым разбойникам не стали, захотят их товарищи, помогут раненным. Нет, бог им судья, а не дело после нападения долго задерживаться. Не исключено, что тати опомнятся и вернутся с подкреплением. Дружно хекая, оттащили дерево с дороги, погрузили пленника. Его по дороге допросят. Раненых стрельцов посадили в сани. Всадники первыми тронулись в путь. Повеселевшие извозчики взмахнули вожжами, колонна направилась вслед за конниками…

***

25 ноября 1689 г. состоялось заключительное заседание суда по делу бывшего главы города Соловьева. Несмотря на то что телевидение и обе выпускавшиеся в городе газеты в ежедневном режиме освещали ход суда, интерес к процессу был фантастическим. Он стал главной городской сенсацией после Переноса. Безучастных к судьбе бывшего градоначальника не было. Большая часть горожан осуждала Соловьева, но то, что он спас город в первые, самые сложные дни от безвластия и анархии, помнили. Нашлись и сочувствующие, правда, их было немного – взяточников не любили, и воевать с Русью, к чему подводил прежний глава города, подавляющее большинство горожан не хотело. Зал заседаний городского суда был совсем небольшим и никак не мог вместить всех желающих увидеть процесс собственными глазами. Пришлось выделить бывший районный дом культуры. Счастливчикам, кому повезло присутствовать на оглашении приговора на «процессе века», пришлось проталкиваться в зал через плотную толпу горожан.

Долгие месяцы следствия и суда казались Соловьеву одним страшным и мучительным сном. Словно достаточно сделать усилие и проснешься, а весь окружающий кошмар развеется. Соловьев обвел взглядом переполненный зал, обращенные к нему лица слились в единую ужасающую маску, в голове молоточками билась цифра шесть, а в ушах шумело. Именно на столько лет тюремного заключения приговорил его суд и еще добавил три миллиона штрафа. Все попытки его самого и адвоката доказать политические мотивы уголовного дела разбились о железобетонную аргументацию прокурора. Когда понадобился повод, просто сдули пыль с дела, бережно собираемого многие годы фсбшниками. Вишенкой на торте стал факт передачи казахами градоначальнику золота за помощь в войне с джунгарами. Нервное напряжение в зале, казалось почти непереносимым.

Судья закончил читать приговор, увесистая папка легла на стол. Соловьев скорбно усмехнулся, он спас город, а неблагодарные его судят за какое-то золото! И взятки, ну были они, но ведь все осталось в двадцать первом веке! Судья поднял взгляд на зал и произнес:

– Прошу садится.

Зал послушно присел и приглушенно загудел. Люди обсуждали только что вынесенный приговор. Стоять остался лишь судья, Соловьев и оператор телевидения. Судья бросил недовольный взгляд в зал и стукнул деревянным молотком.

«Бамм» – глухой звук поплыл по залу. Люди притихли.