Европа в начале века переживала трудные времена. Кризис охватил буквально все сферы жизни: экономику (депрессия, безработица, обнищание пролетариата), внутреннюю политику (до предела обострились отношения между социалистами и буржуазными правительствами, что привело к революциям в ряде стран), внешнюю политику (противоречия между европейскими государствами привели к Первой мировой войне).
Непростые времена переживала и культура: вне моды оказались прежние школы и направления в живописи, скульптуре, архитектуре, литературе, музыке. Пышным цветом расцвело авангардное искусство, разбившееся на десятки направлений, каждое из которых оспаривало у другого пальму первенства по степени «непонятности» массовому зрителю, слушателю, читателю.
Революционные изменения произошли и в естественных науках: теория относительности в физике, теория множеств в математике поставили под сомнение традиционную физику и математику.
Все названные институты, сферы человеческой жизнедеятельности и науки имели тем не менее недавнее происхождение, т. е. были достаточно молодыми. «Экономика», о которой шла речь, это экономика буржуазии, вышедшей на мировую арену буквально в XVII–XVIII веках, внутренняя и внешняя политика – это становление современных «демократических» государств, идеология которых появилась тогда же. Искусство и культура – это те самые «романтические» и «массовые», «светские» искусство и культура, что шли в ногу с вышеназванными процессами. Ну а науки (физика, математика и т. п.) тем более связываются исключительно с Новым временем. Если мы хотим проследить причины кризиса в психологии как в науке Нового времени, то мы должны коротко проследить ее проблематику с момента возникновения (а сутью науки Нового времени в отличие от всех предшествующих наук является эксперимент) до момента кризиса.
Итак, по общему мнению, начало Нового времени связано с провозглашением Ф. Бэконом знаменитого «Знание – сила», его проектом перестройки всех наук и отказом от традиционной дедуктивной логики. Необходимо накапливать данные наблюдения, экспериментировать, идти методом проб и ошибок с тем, чтобы прийти к выявлению устойчивых и постоянных закономерностей, которые в естественных или искусственных условиях могут быть повторены, продемонстрированы. Это касалось всех областей. И психологии в первую очередь. Здесь также должны были быть найдены «вечные» законы души.
В английской традиции такие «вечные» законы вскоре были «открыты». Локк и Беркли говорили о «восприятии» как главной функции души и подразделяли эти восприятия по различным видам и модулям. Впоследствии Юм открыл закон «ассоциации идей», по которому функционирует «поток сознания».
В континентальной Европе Декарт, а затем Спиноза и Лейбниц, при том что они отдавали должное дедукции, отвергнутой Бэконом, все же вносили свой вклад в поиск «вечных законов души». Декарт говорил о «представлении» как фундаментальном отличии человека, Лейбниц – об активном представлении и бессознательном представлении, Спиноза развил теорию аффектов, согласно которой «меньший аффект побеждался большим».
Тем не менее уже тогда, в XVIII веке, в противовес поиску «вечных законов души» Д. Вико в «Новой науке» заговорил о том, что естественно-научные методы неприменимы к изучению человека. Законы природы создал Бог, и они вечны. Историю и культуру творят люди, а потому они изменчивы. Следует изучать фазы развития и уникальные для каждого народа и исторического периода формы взаимодействия людей. Последователем Вико стал немец И. Гердер, который утверждал, что в языке и обычаях нужно искать механизмы формирования различных «народов» и отдельных людей. За Гердером следует В. фон Гумбольдт с его понятиями «психология народа» и «дух народа», которые исторически увязывают язык и мышление (предшественник гипотезы Сэпира-Уорфа). Последователями и пропагандистами Гумбольдта стали Лазарус и Штейнталь.
Уже к началу XIX века антагонизм между двумя подходами сформировался настолько четко и естественно, что уже тогда появились первые попытки найти какие-то компромиссы. В частности, Дж. С. Миль полагал, что законы ассоциации, например, суть элементарные психические законы, подобные всемирному закону тяготения в физике. Но мы не можем перейти от этих законов к предсказанию реального поведения в конкретных обстоятельствах. Почему? Да потому, что в физике мы, конечно, можем рассчитать, например, характеристики приливов, зная влияние Солнца и Луны и используя закон гравитации, но эти расчеты будут приблизительными, так как точность зависит от таких местных факторов, как конфигурация дна океана и ветер. Поэтому Миль говорил о двух психологиях: одна изучает общие законы мышления, другая – конкретные характеры, т. е. то, что складывается у людей при столкновении с различными обстоятельствами.
Компромисс Миля в общем и целом был принят XIX веком. Так, в частности, некий тип фиксировался как «норма» (а это был, естественно, «цивилизованный белый европеец» или даже «англосакс»), и эта «норма» соответствовала высшему типу человека вообще. Он был «самым разумным», «самым приспособленным к выживанию» (в соответствии с только что появившейся теорией Ч. Дарвина), «самым цивилизованным». Все другие типы маркировались как отклонения от нормы в зависимости от различных «обстоятельств». С одной стороны, это были климатические условия (итальянцы и испанцы темпераментнее, так как живут в жарких странах, и т. д.), с другой – специфические личные обстоятельства (болезни, родовые травмы и т. д.). Возникла «теория дегенерации», которая рисовала лестницу, ведущую 1) от обезьяны – через примитивные народы; 2) от сумасшедших в неисправимых стадиях – через психически больных к нормальным; 3) от детей – через юношей к взрослым. На одном полюсе была норма: цивилизованный, взрослый, умный европеец; на других полюсах – отклонения, «недочеловеки» в виде дикарей, сумасшедших и детей. Естественно, между полюсами были промежуточные стадии. И главной проблемой стали теория цивилизования (приведения дикаря к цивилизации), теория лечения психически больных и теория воспитания. Везде один путь – от нестандартности к стандарту. В географическом плане последователи этой теории «распространились» довольно широко. Спенсер – в Англии; Люка, Моро де Тур, Морель – во Франции; Ломброзо – в Италии; Шюле, Гегель, Крафт-Эбинг – в Германии[1].
Данная модель надолго определила методы антропологии как науки. Морган, Тейлор, Чемберлен и другие создавали «европоцентристскую антропологию», где при описании иных культур использовались эпитеты «примитивная», «дикая», «неразвитая». Хотели они того или нет, но впоследствии это привело к фашистской антропологии, делящей расы на «полноценные» и «неполноценные» с четкой рекомендацией «бороться за существование» путем геноцида.
Величайший психолог конца XIX века Вильгельм Вундт также стоял перед проблемой примирения двух психологий. Подхватив «компромиссный проект» Миля, Вундт принимает не расовую теорию видимого неравенства интеллектуальных продуктов, разделяющих народы на примитивные и цивилизованные, а культурную теорию. Физиологически и дети, и сумасшедшие (за исключением физически ущербных), и дикари одарены одинаково. Но всех разделяет опыт и разносит в разные области. Дети просто не имеют опыта, они станут такими, каково будет их воспитание (в культурной или дикой среде). Европейцы воспитываются при всех достижениях культуры и становятся культурными. Дикари не получают подобного воспитания. Что касается сумасшедших, то здесь имеет место «воспитательный сбой», отклонение, которое и ведет к патологии. Вундт внес гигантский вклад как в постановку проблемы двух психологий, так и в наработку материалов по ее решению. Именно Вундт четко сформулировал основные уравнения и основные проблемы: индивидуальное = физическое = общее всем и общественное = культурное = различное. А проблема – в примирении индивидуального и общественного (социализация), или физического и культурного, или общего всем и различного.
Сам Вундт проводил многочисленные тестирования и эксперименты в физической области для того, чтобы познать «общие всем» индивидуальные физические (психические) законы. Но он же написал и многотомное исследование по «психологии народов», где иллюстрировал мысль о различиях, вызываемых разным опытом.
К сожалению, после Вундта психология не стала «единой», а, напротив, разделилась еще больше. Одна часть психологов пошла по пути исследования «общих всем» физических законов функционирования психики, другая – занялась изучением культурных и ситуационных различий. Внутри каждого из двух направлений возникают свои «поднаправления», впоследствии развившиеся в целые школы.
Первое направление идет непосредственно от Вундта и его школы (Мейнерт, Вернике). Все представители данной школы разделяли уверенность, что телесные, соматические факторы являются причиной всякой душевной деятельности, отсюда пристальное внимание к физиологии, анатомии, гистологии. Отсюда и главный упор на медикаментозное или физиологическое (уход за телом, за организмом, диеты, оперативное вмешательство) лечение. Отсюда и принципиальный подход к экспериментальной деятельности: эксперименты должны были показать связь между физическим воздействием на организм и изменением физического состояния. «Значение психотерапии сводится к воздействию на физическую основу психики».
Эта доктрина оказала огромное влияние на русскую психологию. Так, Сеченов был учеником Вундта, а Сербский – Мейнерта. Традиции этой школы были продолжены затем Павловым, Яковенко, Кащенко, Ленинградской школой. В Германии это направление возглавили Дрейфус, Шлехт, Альцгеймер, Крепелин. В США под знаменем этого подхода сформировались бихевиоризм, затем нейролингвистическое программирование. «Процессы в коре головного мозга» – это символ веры для этой школы в психологии. Причем изучение данной отрасли настолько принципиально, что сторонники вообще склонны считать, что все остальное не является наукой, а все другие школы в психологии они презрительно именуют «безмозглой психологией».
Второе
О проекте
О подписке
Другие проекты