Исатай первый раз после болезни поднялся в седло. Необходимо было встретиться с баем Аблаем, который проживал на севере степи у синих гор. Исатаю предложили командовать тысячей конных воинов, так как уже все знали, что он в этой должности ходил в Бухарский поход. Нужно было приступить к обучению своего отряда. Весной предстояла решающая битва за судьбу этой земли, которую топтали много веков чужие кони. И Исатай дал согласие выступить в поход. Теперь он уже не принадлежит самому себе. Люди выходили его полумертвого, приютили, сохранили его доспехи и оружие. А самое главное – он обожал Ботагоз. И эта степная роза все чаще и чаще одаривала его вниманием.
– Я привезу тебе платок, какой не носит жена хана, – погладив по руке девушку, которая, держась за подпругу коня, стояла, провожая воина, пообещал Исатай.
Кони его и Отара двинулись крупной рысью на север.
У Исатая сохранились золотые монеты и кое-что из драгоценностей, украшающих пояс и его доспехи. А далее Аблай возьмет его и Отара на службу.
Бай Аблай принял его радушно, пригласив отужинать с ним в его жилище. Поданный гостю бешбармак с обилием мяса говорил, что встречают Исатая как дорогого гостя. Богатство бая Аблая позволяло держаться на равных с чингизидами, Исатаем и Валиханом. Законы степей, выработанные столетиями, постепенно оставались в прошлом. Нынешние времена любили богатых и состоятельных баев, перебегавших из стана в стан при первой же опасности.
Отар отделался ужином в гостевой юрте. Он привык к своему жизненному статусу и скромно покушал с другими воинами, прибывающими из степи в стан Аблая.
– Я бился с джунгарами в урочище Каркыра-Санташ, что переводится «Камни Тамерлана». Их было триста, нас полтысячи. Ойраты прекрасно вооружены и защищены железными доспехами. Джунгары – опытные воины и с детства дружат с оружием, не расставаясь с ним даже ночью, – поклонившись, произнес Исатай, гдядя в глаза Аблаю.
– Наши джигиты не хуже и не трусливей монголов. Они будут сражаться не хуже их.
– Чтобы сражаться, почтенный Аблай, нужна не только храбрость, но и умение.
– Поэтому ты здесь, – кивнул, отпив кумыса, Аблай.
– Я готов.
– Через три дня соберутся остальные воины. Их приведут баи и вверят тебе. Ты назначишь сотниками сыновей уважаемых людей. Десятников можешь назначать сам.
– А если сотник не способен командовать? Или Аллах не дал ему ума для этого?
– Это закон степи. Сын бая не может подчиняться безродному воину, а безродный воин не может командовать сыном почтенного человека. А теперь иди и отдохни после долгой дороги…
Нет, это был медведь не такой, какого водят по ярмарке на цепи. Это был огромный зверюга, который встал на пути беглецов. Роняя из пасти на траву капли слюны, хозяин тайги остановился, перекрыв дорогу. Понюхав воздух, он уставился на Угора и Архипа.
– Медведь – это покровитель нашего рода, и его нельзя убивать без нужды, – шепнул вогул и, подняв руки вверх, разведя их чуть в стороны, смело пошел на зверя.
Косолапый отошел в сторону и рыкнул.
– Поднимай руки и иди мимо, – крикнул вогул Архипу.
Кузнец поднял руки вверх и пошел за Угором. Зверь, пропустив путников и еще раз обнюхав воздух, пошел своей дорогой.
– Ты зачем руки поднимал, Игореша? – вытерев со лба холодный пот, поинтересовался Архип.
– Хозяин не нападет на того, кто выше его, я поднял руки и стал выше.
Архип расхохотался:
– Ты бы еще подпрыгнул.
– Медведь не голодный нынче. Ягода есть, грибы есть, рыба в реке есть. Он идет своей дорогой, мы идем своей, – говорил на ходу вогул, уходя от места встречи со зверем. – Наши предки были медведями, мне дедушка рассказывал, и бояться их не нужно. Он не зря здесь: рядом стойбище остяков, а они рыбу ему в дары приносят, чтоб скот не трогал. Видел же, что морда в чешуе была.
– Какая морда!? Тут маманю родную забудешь, не то что морду у мишки разглядывать, – догнав вогула, все еще с опаской оглядываясь назад, усмехнулся Архип.
Действительно, к полудню выйдя из осинника, они наткнулись на стойбище из пяти юрт. То были остяки – рыболовы. На столбиках загона для скота висела нехитрая рыболовная снасть, в основном это были плетенные из тальника мордушки. Тут же сушилась и рыба. Лайки, выскочившие навстречу, пару раз тявкнув, убежали по своим делам.
– У нас собаки на человека не бросаются, мы убиваем тех, кто человека не любит. В тайге только на зверя, белку, птицу можно лаять.
– Там, в рабстве, бусурманские собаки дурные, за пятки кусают, – вспомнив неволю, вздохнул Архип, – и поди пни какую, так плетей огребешь, хуже, чем у собак, наша жизня была.
Навстречу им из ближайшей юрты вышел человек непонятных лет. Опираясь на посох с костяным наконечником, он вопросительно посмотрел на пришельцев.
– Мы идем мимо, на реку Эндра, в городище Эдем, – пояснил вогул хозяину.
– Вы одеты, как татары, – произнес остяк, рассматривая их шаровары.
– Мы идем с юга степи, были в полоне татарском, теперь уже почти дома. Хан Сейдяк объявил, что хочет отдать рабов русскому царю.
– Хану Сейдяку ныне не до вас, на него пошел войной Кучум-хан. И кто победит, не известно. Заходите в юрту и отдохните. Одного-то признаю как русича, а вот ты с какого племени и роду?
– Я из племени шыбыр, я правнук сотника Пама, который, потерпев поражение от Стефана Пермского, ушел за камень и поселился в районе Атлымских юрт. Еще я праправнук Шамана Пынжи, – усаживаясь в юрте на сосновый чурбак перед растопленным чувалом, объяснил Угор.
– Я верю тебе, – кивнул хозяин юрты. – В отрочестве слышал я об этой битве. Знаю и Атлымские юрты, куда ушли ваши сородичи, оно в десяти днях пути по реке и двадцати по суше. Но чем могу помочь вам я? Разве что накормить и дать обувь? – показывая на рваные чулки кузнеца, спросил остяк.
– Я дам тебе золото для твоей жены. И один нож для сына, если он у тебя есть.
– Что ты хочешь взамен? – разглядывая гладь острия ножа, поинтересовался хозяин стойбища.
– Нам нужен обласок26, тот, который сушится на берегу, и еще два весла. И, конечно, сапоги и одежда. Скоро заморозки, а путь долог.
– Я не могу отдать тебе обласок. На днях ведь пойдет Муксун, а после и Нельма, и если я останусь без челнока, то останусь без рыбы и не смогу заплатить ясак.
– У тебя два обласка. А на это ты можешь купить еще и бударку, – протягивая еще одну брошь, продолжил торговаться Угор.
– Хорошо. Я дам вам обласок, но обувь у меня одна.
– Ладно, посмотри вот это, – протянул вогул еще один нож и золотые украшения.
– Я дам вам сушеной рыбы, мяса и две старых малицы, – обрадовался удачному мену остяк.
– Шубы – это хорошо, – рассматривая и тряся малицы, обрадовался Архип.
В ночь, по яркому лунному мареву на воде, работая двумя веслами, беглецы заскользили по водной глади. Архип быстро привык к неустойчивому верткому суденышку. И уже после первого поворота ловко загребал со своей стороны веслом. Долбленка ходко пошла по течению, все дальше и дальше унося беглецов от Сибирского города Искера, последнего заслона хана Кучума. Теперь, кроме китайских купцов, промышляющих пушниной, и остяков-рыболовов вряд ли кто им встретится. Да и со стороны, одетые в малицы, друзья выглядели местными жителями и не привлекали особого внимания.
Исатай неустанно тренировал воинов. Каждый день с утра, пока утренняя прохлада не спала, он заставлял их разбиться по парам в конном или пешем строю и рубиться саблями с надетыми на них полосками из конской кожи. Опасное занятие давалось сразу не всем. Но опытный воин был упрям. Ведь в настоящей сече никто не спросит, умеешь ты биться на саблях или нет. Он шаг за шагом учил рубить сверху, сбоку, колоть прямо, разворачивать коня с помощью ног, если руки будут заняты, и за полтора месяца обучения его занятия дали свои результаты.
Командиров сотен ему помог подобрать Аблай. Десятников Исатай подбирал сам, учитывая силу, ловкость, а не происхождение. Отар был рядом. Передавал его поручения на тактических занятиях по охвату, свертыванию тысячи в боевой и походный порядок, обходе условного противника. Две сотни отобранных лучников тренировал сам Валихан. Учебная стрельба с места постепенно заменила стрельбу на скаку.
Единственной проблемой была экипировка небогатых воинов. Баи не сильно-то и желали раскошелиться на дорогое снаряжение. Местные богачи считали, что им достаточно поставить людей для отряда, а покупать им доспехи необязательно.
К середине осени прибыла еще и сотня батыров – профессиональных воинов. Она тоже формально вошла в тысячу Исатая. А к весне ожидали подход других тысяч из среднего и старшего джузов, которые должны были встретиться с Исатаем у Ат-Базара перед выступлением навстречу джунгарам. На зиму Аблай отпустил обученных воинов домой…
Первая заметила приближение к стойбищу двух всадников Ботагоз.
***
СИБИРЬ
– Дядя, разведка донесла, что южнее Сибирского ханства зреет восстание и неповиновение. Этим может воспользоваться Сейдяк, приобретя себе союзников. А три сотни ногайцев, пройдя Калмыкское ханство, бесследно исчезли в степях, – почтенно поклонившись Кучуму, доложил Маметкул.
– Знаю, Маметкул. Этот Аблай – настоящий баран, он никак не может определиться, кому ему служить. После падения Казани многие, как трусливые шакалы, стали вилять своими погаными хвостами перед царем Иваном. После того, как я лично зарезал Едигера, мы ходили походом на Пермский край, поднимали восстание чувашей, которые были недовольны порядками, учиненными царскими слугами. Сейдяк же постоянно нападал на наши окраины, мстя за отца и дядю. Я думаю, что мы можем пришедших к нам ногайцев послать потрепать Сейдяка и склонить на свою сторону Аблая, – рассуждая вслух, проговорил хан Кучум, принимая у слуги пиалу с чаем. – Найди свидетеля, Маметкул, и пусти слух, что их сородичей перебили люди Аблая и Сейдяка. Пусть мстят, – улыбнувшись гениальности своего коварного плана, поставив недопитую пиалу на достархан и откинувшись на подушки, закончил разговор Кучум.
Племянник, поклонившись, вышел из юрты.
– Был ты, Никитушко, в стороне дальней. Ой, и далеко, соколик, слетал. Хорошо, что нить жизни не оборвалась, да не остался тама-ка на веки вечные. Унесло тебя в дали дальние, времена студеные. Но многое и нам, старцам, ясно стало чрез тебя, сиротинушку. И про веру славянскую, и про веру греческую, и про русское царство от моря до моря, и про дальние странствия вплоть до звезд дальних. Да про мытарство народа русского, победы да поражения сынов земли нашей, – помешивая варево в котле, говорил вышедшему из гипнотического сна Никите старец Гостомысл.
Каменотес осмотрел своды шалаша, в котором находились четыре волхва. Он немного потряс головой и, почесав бороду, справился:
– Иж много ли я спал, люди непорочные?
– Да, почитай, три дня и три ночи, отрок, кричал во сне, бился с силами темными. Все порывался со товарищами уйтить. Токмо ушли они уже далече. Нагнать их трудно теперь. Да и не по пути с ними тебе покамест. Тобе Велесом силы дадены в будущее зреть. И наше окончание подхватить, когда не сдюжим мы нести на земле слово прежнее, – поднимаясь с корточек, наливши ушицы Никите в деревянную миску, отозвался Гостомысл.
Остальные старцы, слегка кивнув головами в знак согласия, по очереди начали наливать себе трапезу.
– Это Стоян, – показав на крепкого старца лет восьмидесяти, продолжал толк Гостомысл, – он у нас за младшего. Выучит тебя Стоян грамоте нашей. Научит разбирать и скифские вязи, и руны ариев. Ты, отрок, каменотес, тебе и письмена наносить на веки вечные. Чтобы те письмена попали к внукам и правнукам нашим. Дабы знания пращуров, собранные по крупицам многими веками, перешли к последующим поколениям. А когда возродится вера истинная и прекратится гонение последователей веры нашей, выйдут волхвы к людям и понесут они, ако огонь, истину в люд наш, согревая сердца славянские.
– Так как же я от веры-то отрекусь, отче? Душу язычеству отдам? – перестав хлебать, вопросил Никита.
– Ты уже от нее, от веры своей, отступился, когда с Ливонской войны утек на хлеба вольные. Пошто, не помнишь? Как боярину своему крест целовал? Как божился живот свой отдать в ратном поприще? Нет тебе назад туда ходу, – шевеля под котлом огонь веточкой, изрек Гостомысл, – токмо здесь тебе и пристанище. А не по душе твоей христианской станет жизнь с нами, уйдешь весной. В аккурат, на праздник пробуждения Велеса-медведя и уйдешь, держать тебя силой не станем.
– Что за праздник такой, отче? Не ведаю.
– Это, по-новому, день святого Власия будет. Нарядятся люди в тулупы и радуются весне-красавице да пробуждению Велеса-медведя. Блины пекут, как сейчас на масленицу. Греки-то хитрые, они не ломают через колено веру старую, а перекраивают на свой ляд обычаи наши. Вот токмо волхвов изводят повсеместно. Поэтому и не на Руси мы ныне, а в степях кыргызских жительствуем. Тут нет гонений нам. С местными под одним небом уживаемся, знахорствуем и скот лечим. То грыжу чаду какому зашепчем, то скотины падеж остановим.
– Так вы что, тута и живете в шалаше?
– Нет, живем мы на сопке каменной, в пещере Жаман Тау, Жаман сопкой степняки ее окрестили. Плохой, стало быть, сопкой, колдовской. Поверье у них наличествует: кто с мечом или с другим оружием на сопку взойдет, тот каменным идолом враз станет и на века им и останется. Два дня пути пешим ходом до нее и до пещеры нашей. А здесь мы рыбу на зиму в Исиле ловили и вялили да грибы, ягоды сушили всю весну. Коренья всякие от хвори да от напастей собирали. Веревки конопляные плели и лык на лапти резали. Вечером приедет на арбе дальний родственник Аблая и отвезет всю поклажу нашу к сопке. И мы пойдем с ним. Благодарен Аблай нам, все сына не могла жена ему принести. Так помучился, поколдовал с ней Истислав, и родился у Аблая бала, то есть мальчонка.
Старец по имени Истяслав, лет под девяносто с виду, кивнул головой в знак согласия.
– Ну, а это наш Вторак, – показав на старца, сидевшего в глубине шалаша, пояснил Гостомысл. – Ему одному дадено прошлое помнить и будущее зреть. Он-то тебя и усыпил травами настоянными, да три ночи летал ты на нити богов, куда ему потребно было, для познания мира насущного.
О проекте
О подписке
Другие проекты