Но физическая катастрофа оказалась куда меньше психологической. Разумеется, проведенные исследования дали средства против этой инфекции, и через несколько лет строгой и тщательной «очистки» атмосфера и тело человека вновь стали незараженными. Но поколениям, получившим этот удар, уже никогда не удалось восстановить свои силы; их ткани были слишком сильно разъедены. Конечно, очень медленно и постепенно возникло новое поколение мужчин и женщин, но рождаемость была сильно снижена. Таким образом, теперь Земля была населена небольшим числом здоровых людей, возрастом ниже среднего, и очень большим числом рано состарившихся инвалидов. В течение многих лет эти калеки пытались проводить работу по обустройству мира, несмотря на собственную слабость, но постепенно они начали терять как работоспособность, так и ясность мышления. Потому что они быстро утрачивали жизненную хватку и впадали в затяжную дряхлость, которой Вторые Люди раньше никогда не страдали; и в то же самое время молодежь, вынужденная браться за работу, к которой была еще не готова, проявляла все признаки лености и халатности, в чем старшее поколение не было повинно. Но таков был общий стандарт менталитета у новых племен, что то, что могло рассматриваться как возможность для взаимных упреков, требовало бесподобного примера преданности человека своим лучшим идеалам. Получившие удар судьбы представители старшего поколения решили почти единогласно, что всякий раз, когда индивидуум из их поколения будет объявлен этим поколением выжившим из ума, он должен совершить самоубийство. Подрастающее поколение, отчасти из-за привязанности, отчасти из-за страха перед собственной несостоятельностью, поначалу было ярым противником такого подхода. «Наши старики, – как сказал кто-то из молодежи, – возможно, утратили силы и бодрость, но они все еще любимы нами и все еще мудры. Мы не отважимся продолжать начатое без них». Но старшие по-прежнему стояли на своем. Многие из подрастающего поколения были уже не юношами. И если прежде основной задачей было пережить экономический кризис, то сейчас следовало безжалостно обрубать все разложившиеся ткани. Поэтому это решение неуклонно выполнялось. Один за другим, как того требовали обстоятельства, пораженные выбирали «тихую аннигиляцию», оставляя скудное, неопытное, но жизнестойкое население, чтобы оно восстановило то, что было разрушено.

Прошло почти четыре столетия, а затем в небе вновь появились марсианские облака. И опять началось опустошение и убийство. И опять полная неудача двух типов разума постичь друг друга. И опять марсиане были разгромлены. И опять последовали легочная чума, низкая рождаемость, нездоровое население и волна благородных самоубийств.

Вновь и вновь появлялись они, с неравными интервалами, в течение пятидесяти тысяч лет. И в каждом случае вторжение марсиан было несокрушимо защищенным от любого оружия, использованного человечеством против них в прошлый раз. И таким образом постепенно люди начали осознавать, что враг не только инстинктивно жесток, но умственно развит. По этой причине они делали попытки войти в контакт с этим чуждым им разумом и делали пробные шаги для мирного соглашения. Но поскольку – а других возможностей не было – переговоры пытались осуществляться человеческими существами и поскольку марсиане всегда относились к человеческим существам как всего лишь к скоту на службе у земного разума, посланцы всегда либо игнорировались, либо уничтожались.

В период каждого вторжения марсиане придумывали, как переправить достаточно значительное количество воды на Марс. И всякий раз, так и неудовлетворенные своим материальным приобретением, они долгое время продолжали изыскивать возможности провести новую кампанию, пока человек не нашел способ преодолеть защиту нападавших; а затем они были разгромлены. Но после каждого вторжения способность людей к восстановлению слабела и становилась менее полноценной, в то время как Марс, несмотря на потерю большей части своего населения, в целом был усилен наличием дополнительной воды.

2. Крушение двух миров

Немногим больше чем через пятьдесят тысяч лет после своего первого появления марсиане обеспечили себе безопасное и надежное пребывание на плоскогорье Антарктики и быстро распространились по территории Австралии и Южной Африки. В течение многих веков они продолжали владеть значительной частью земного пространства, занимаясь сельским хозяйством, изучая земные условия и затрачивая массу энергии на «освобождение» алмазов.

В течение значительного периода обитания здесь их менталитет чуть-чуть изменился; реальное земное существование теперь подтачивало их самодовольство и их единство. При некоторых исследованиях, проведенных марсианами, оказалось, что земные двуногие, хотя и нечувствительные к излучению, на самом деле были разумной частью планеты. Поначалу этот факт старательно обходился стороной, но постепенно он привлек внимание всех «земных» марсиан. В то же время они начали понимать, что вся работа по исследованию земных условий и даже социального устройства их колонии зависела не только от коллективного разума, но и от разума отдельных индивидуумов, действовавших в соответствии с их личными способностями. Колонист-«сверхчеловек» был вдохновлен только походом за алмазами и попыткой уничтожить земное сознание, или излучение. Эти разные ранее непривычные интуитивные действия пробудили колонистов-марсиан от многовекового сна. Они увидели, что их добродетельный сверхспособный сверхорганизм был не более чем минимальный средний уровень их самих, связка атавистических фантазий и стремлений, соединенных в один разум и наделенных некоторой житейской сметкой. Быстрое и ошеломляющее духовное возрождение охватило всю марсианскую колонию, базовое положение которого заключалось в том, что главная ценность марсианских племен заключалась не в излучении, а в разумности. Эти две совершенно различные вещи были спутаны и даже отождествлены еще на заре марсианской цивилизации. И, наконец, они были абсолютно четко обособлены. С этого момента началось неловкое, но искреннее изучение разума, и даже были проведены различия между низкой и высокой умственной деятельностью.

Нечего и говорить, куда мог завести такого рода ренессанс, следуй он своим курсом. Возможно, со временем марсиане смогли бы увидеть ценность и в других умах, а не только у марсиан. Но такой скачок пока был за пределами их возможностей. Хотя они теперь и понимали, что люди-животные были рассудительны и умны, они испытывали к ним, разумеется, не симпатию, а скорее усиливающуюся враждебность. Они все еще испытывали преданность всей марсианской расе, или братству, просто потому, что это было ощущение одного тела и, разумеется, осязание одного разума. И они были озабочены не тем, чтобы упразднить, а, наоборот, воссоздать коллективный разум колонии и даже коллективный разум самого Марса.

Но коллективный разум колонии все еще довлел над ними, особенно в их наиболее сонные периоды, и фактически отправлял тех, кто, по его мнению, в своих частных фазах развития стал революционером, назад, на Марс, оказывая таким образом помощь в борьбе против «революционных движений». А планета-дом была совершенно нетронута новыми идеями. Ее население со всей преданностью было занято попытками привести колонистов «в себя». Но тщетно. Коллективный разум колонии сам с течением веков перестроил свой характер, пока не стал в значительной степени чужд марсианской ортодоксии. Вскоре, разумеется, он начал подвергаться очень странным и весьма кардинальным превращениям, из которых, вероятно, он мог бы выйти величайшим обитателем Солнечной системы. И так постепенно он впадал в разновидность гипнотического транса. То есть, проще говоря, он прекратил владеть вниманием своих отдельных членов, однако оставался объединением их полусознательных или оставленных без внимания разумов. Излучающее единство колонии было управляемым, но только вот таким подсознательном образом, и оно проникало до такой глубины, что глобальные перемены начали воплощаться в обогащение влиянием новых идей, которые, так сказать, были выработаны в процессе потрясения от произошедшей в сознании мыслительной революции и продолжали распространяться дальше в океаническую глубину подсознательного. Такое состояние было подходящим, чтобы со временем произвести появление качественно нового и более богатого разума и разбудить, наконец, к полному сознанию «сверхчеловека» гораздо более высокого порядка, чем его собственные члены. Но пока что этот транс общественного сознания делал колонию неспособной на подобный скачок и скоординированные действия, которые были самым удачным даром марсианской жизни. Коллективный разум их родной планеты очень легко уничтожил своих негармонирующих с ним отпрысков и занялся вопросом смены земной колонии.

В течение последующих трехсот тысячелетий этот процесс повторялся несколько раз. Неизменившиеся и очень эффективные сверхорганизмы Марса искоренили собственную поросль на Земле прежде, чем она смогла вылупиться из кокона, но и сами оказались поражены тем же самым. И эта трагедия могла бы повторяться неограниченно, если бы не некоторые перемены, произошедшие в человечестве.

Первые несколько сотен лет после основания марсианской колонии были потрачены на непрерывную войну. Но наконец, при значительно сократившихся ресурсах, Вторые Люди примирились с тем фактом, что должны жить в одном мире с их таинственным врагом. Более того, постоянное наблюдение за марсианами помогло восстановить утраченную было самоуверенность людей. За пятьдесят тысяч лет до того, как была основана марсианская колония, мнение человека о себе было подорвано. Когда-то он был приучен относиться к себе как к наиспособнейшему сыну Солнца. Затем огромного значения новый феномен повредил его ум. Очень медленно он узнал, что находится в тисках решительного и действенного конкурента и что этот конкурент как град свалился на него с незначительной, на его взгляд, планеты. И так же медленно он был вынужден признать, что он сам оказался побитой и превзойденной расой, сама психика которой непонятна человеку. Но после того как марсиане основали постоянную колонию, люди-ученые начали узнавать настоящую психологическую природу марсианского организма и были успокоены, узнав, что она не делает абсурда из человеческой науки. Человек узнал и то, что марсиане, хотя и очень способные в некоторых областях, имели не слишком высокое умственное развитие. Эти открытия восстановили утраченную человеком веру в собственные возможности. Человек вознамерился сделать все возможное в этой ситуации. Были разработаны непреодолимые барьеры электрических напряжений высоких энергий для того, чтобы удерживать марсиан вдали от занимаемых людьми территорий, и люди начали терпеливо восстанавливать свои разрушенные дома, насколько могли. Сначала была легкая передышка от энергичных «крестовых» походов марсиан, но в следующем тысячелетии они вообще прекратились, и обе расы оставили друг друга в покое, за исключением отдельных всплесков марсианской страсти. Человеческая цивилизация в конце концов восстановилась и упрочилась, хотя и на значительно меньшем уровне. В очередной раз, хотя и с перерывами время от времени на десятилетия агонии, человеческие существа жили в мире и относительном процветании. Жизнь была в некоторой степени тяжелее, чем прежде, и физические данные этой расы были заметно хуже, чем раньше, но мужчины и женщины все еще могли наслаждаться условиями, которым позавидовало бы большинство наций ранних племен. Наконец-то закончилась эпоха непрерывной личной жертвенности ради служения разоренному сообществу. В очередной раз вперед выдвинулось удивительное разнообразие свободных личностей. В очередной раз умы мужчин и женщин были целиком, без каких-либо препятствий, отданы наслаждению квалифицированным трудом и всем тонкостям взаимного общения. Вновь у кого-то из собратьев возникал страстный интерес, который столько лет заставляли молчать под давлением всеобщего бедствия, и раздвигал границы разума. Вновь появлялась музыка, танцы, веселье и интерес к «золотому» прошлому. В очередной раз возникало богатство литературы и изобразительных искусств. В очередной раз начиналось интеллектуальное исследование природы физического мира и потенциальных возможностей разума. И вновь религиозный опыт, который так долго огрублялся, затемнялся и запутывался всеми яростными разрушениями и неизбежным самообманом войны, словно очищался под влиянием пробудившейся культуры.

При таких обстоятельствах ранние и менее впечатлительные племена могли бы просто беспредельно процветать. Но не так обстояло дело со Вторыми Людьми. Потому что их исключительная утонченность сделала их неспособными удержаться в стороне от пронизывающей всё предубежденности в том, что, несмотря на все их процветание, они были ущемлены. Хотя внешне казалось, что они совершили медленное, но героическое возрождение, они в то же самое время страдали от еще более медленного и куда более глубокого душевного кризиса. Поколение сменяло поколение. Общество становилось более совершенным в пределах своей территории и материальных богатств. Возможности личности были развиты с чрезмерной тонкостью и размахом. И в конце концов раса вновь вернулась к своему старинному проекту перестройки природы человека на очень высоком уровне. Но, так или иначе, для такой работы больше не было ни смелости духа, ни чувства собственного достоинства. И поэтому, хотя и было много разговоров, ничего не было сделано. Век следовал за веком, но человечество внешне оставалось все тем же. Как ветка, которая надломлена, но не оторвана, человек пытался сохранить свою жизнь и культуру, но не мог развиваться.

В нескольких словах почти невозможно описать едва уловимый душевный недуг, подтачивавший Вторых Людей. Было бы отчасти верным сказать, что они страдали от комплекса неполноценности, но это было обманчивой вульгаризацией правды. Сказать, что они утратили веру, как в себя, так и во вселенную, было бы почти тавтологией. Грубо говоря, беда их заключалась в том, что как вид они пытались совершить некий духовный подвиг, выходящий за пределы их все еще первобытной природы. Духовно они переросли себя, надорвав, если можно так выразиться, каждый мускул, и тем лишили себя возможности любых будущих попыток. Потому что им было предначертано видеть свою собственную расовую трагедию как явление красоты, и они снова и снова переживали свое поражение. Именно смутное ощущение этой катастрофы и отравляло их. Потому что, будучи во многих отношениях очень совершенными племенами, они не могли просто так отвернуться от своих провалов и следовать старым жизненным путем с привычной живостью и тщательностью.

Во время ранних марсианских набегов духовные лидеры человечества проповедовали, что несчастье должно стать удобным случаем для обретения величайшего религиозного опыта. В то время как происходила смертельная борьба за спасение цивилизации, люди (по крайней мере так говорилось) должны были научиться не только стойко держаться, но и восхищаться даже самым жестоким исходом. «Вот так, вот так устроен мир. Глядя в бездну, следует не забывать про небеса и нужно восхвалять и то, и другое». И все население принимало этот совет. Поначалу им казалось, что они преуспели. Появилось множество замечательных литературных метафор, которые, казалось, должны были выделить и развить, а может быть, даже и фактически воссоздать в человеческих душах этот высочайший опыт. Но время шло, а несчастья повторялись, и люди начали опасаться, что их праотцы сознательно обманывали себя. Те далекие поколения серьезно стремились ощутить трагедию расы как элемент космической красоты; и в конце концов они убедили себя, что именно такой опыт на самом деле и выпал на их долю. Но их потомки очень медленно подходили к пониманию того, что такой опыт никогда не существовал, и что такого никогда не происходило ни с одним человеком, и что нет такой космической красоты, которую требовалось бы еще исследовать. В такой ситуации Первые Люди, вероятнее всего, качнулись бы в сторону духовного нигилизма или какого-нибудь весьма удобного религиозного мифа. Во всяком случае, они были слишком грубыми по своей природе, чтобы оказаться подверженными такой слабоуловимой угрозе. Но Вторые Люди были другими. Потому что они со всей отчетливостью осознавали, что столкнулись с высшей загадкой бытия. И таким образом, столетие за столетием, поколения безнадежно держались за надежду, что если только они продержаться еще немного, то озарение снизойдет и на них. И даже после того, как марсианская колония три раза устанавливалась и уничтожалась ортодоксами с Марса, высшей заботой человеческого вида оставалась вот эта религиозная загадка. Но позже, и весьма постепенно, они потеряли душу. Потому что от рождения в них было заложено, что или они сами слишком тупы по природе, чтобы постичь первичное совершенство вещей (совершенство, в которое у них была веская причина верить рассудком, хотя они и не могли проверить это фактически), или человеческая раса слишком сознательно обманывала себя, и ход космических событий все же не имел сокровенного смысла, а был всего лишь ничего не значащим вздором.