Глава 3

Острые сучки впивались в руки и плечи, пока я не очень умело пытался почувствовать себя Тарзаном. Как он умудрялся проделывать разные трюки, скользя по дереву в чем мать родила? Я же чувствовал себя неуклюжим тюленем, ползущим по опутанным лианам толстенным веткам. Пару раз я чуть было не сорвался вниз, в последнюю секунду прильнув всем телом к теплому дереву. Наконец, я очутился на небольшой, метр на метр, импровизированной площадке, причудливо расположившейся в сердце могучего дерева. Она была практически полностью закрыта от посторонних глаз изогнутыми ветвями и широкими листьями. Под моими ногами шуршали листья, а на ветках, служивших стенами, раскинулся, наверное, весь мир местной фауны. На острых мелких веточках, будто на шпажках в изысканном ресторане, были нанизаны всевозможные насекомые и их личинки, мелкие птицы без части оперения, ящерицы и даже одна небольшая змея. Тот, кто устроил эту сушилку-кладовую, был предельно запаслив, завешав своими трофеями большую часть укромного уголка. Единственное маленькое окошечко выходило на океан, несущий свои волны неведомо куда.

Я засмотрелся на открывшийся пейзаж и не сразу услышал тихое поскуливание откуда-то сверху. Когда я пригляделся, то вновь увидел уже знакомую худенькую фигурку на ветке в тройке метров от меня. Существо наверняка пыталось скрыться от меня, но и оставлять свою столовую на мое растерзание тоже не могло. Все же инстинкт самосохранения победил. Еще громче заскулив, парнишка, а я был уверен, что это именно так, полез выше. Когда он был примерно над моей головой, я громко крикнул:

– Не бойся меня! Я хочу помочь!

Видимо, мой неожиданный окрик напугал его еще больше. Не разбирая дороги, если дерево можно было так назвать, он бросился еще выше. Тонкие ветки верхушки не смогли его удержать, и парень стал падать. Его попытки ухватиться за что-нибудь на своем пути не увенчались особым успехом, лишь только уменьшив скорость падения. Сказать, что я был несказанно рад такому повороту событий, не мог. Я просто стоял и, разинув рот, смотрел, как на меня с приличной высоты кто-то падает.

Сейчас я бы мог, конечно, соврать, что поймал своего неожиданного гостя на руки, как в фильмах обычно и происходит, но я пишу все так, как было, ничего не приукрашивая и не скрывая. Поэтому сознаюсь, что струхнул, когда на меня летело нечто, испускавшее вполне женский визг, и приземлилось на меня, свалив с ног. Через пару секунд я пришел в себя и, приподнявшись на локте, потер ушибленное плечо, больше всего пострадавшее от приземления этого аборигена. Злость поднималась во мне, клокоча и стремясь наружу, пока я пытался рассмотреть его. Человек не стремился тут же удрать и лежал на мне вниз лицом, из чего я сделал вывод о том, что от удара он просто отключился. Не тратя время даром, я стал его рассматривать.

Это был, судя по гладкой загорелой коже и строению тела, молодой парень, достаточно хрупкого телосложения, хотя мускулистые плечи и ноги говорили о постоянных физических нагрузках. Всю его одежду составляла светлая, судя по состоянию, часто стираемая, тряпка, обмотанная вокруг округлых бедер. Я выполз из-под него и аккуратно перевернул парня на спину. Описать мое состояние от увиденного невозможно литературным языком. Передо мной лежала молодая девушка, уж этого я не заметить не мог. Злость тут же растаяла без следа. Лицо незнакомки было закрыто густыми черными спутанными волосами. Любопытство распирало меня изнутри. Я осторожно убрал пряди и невольно залюбовался открывшимся зрелищем. Высокий чистый лоб обрамляли тонкие кудряшки, брови, словно крылья, разлетались над закрытыми глазами с подрагивающими загнутыми ресницами, тень от которых лежала на высоких скулах. Прямой маленький нос и пухлые чувственные слегка приоткрытые губы завершали образ. Она была прекрасна.

Не знаю, сколько времени я вот так бесцеремонно ее разглядывал, но вдруг черные ресницы вздрогнули и открыли моему взору те бездонные синие глаза, которые я не мог забыть. Девушка взвизгнула и дернулась, норовя скрыться. Но я был готов к этому. Нежно, но с силой я сжал ее плечи и как можно ласковее сказал, широко открывая рот, как при разговоре с глухими:

– Я твой друг. Меня зовут Костя. А тебя?

Вдруг сообразив, что девушка явно не похожа на русскую, я повторил на английском:

– I`m your friend. My nаme is Kostya. And you?

На лице моей невольной пленницы отразилась гамма чувств. Страх сменился растерянностью, удивлением и, хотя может мне тогда только показалось, тихой радостью. Видимо, она очень давно жила здесь одна, не слыша человеческую речь, поэтому для нее было так странно то, что из моего рта выходили какие-то слова. Именно мой рот стал занимать ее больше всего. Она осторожно, словно теперь я мог убежать, коснулась своим шершавым пальчиком моих губ. Сначала мне понравилось это ощущение. Но когда она полезла считать мои зубы, это было уже слишком. Я медленно отнял ее руку от моего лица и тихонько сжал маленькую сухую ладошку, словно здороваясь. Нужно было как-то налаживать контакт. Если она не понимала слов, я решил использовать жесты.

– Костя! – произнес я и стукнул себя кулаком по груди.

На мои вопросительно поднятые брови она ответила той же гримасой, явно не понимая, что я от нее хочу.

– Костя! – повторил я, но на этот раз после прикосновения к себе, попытался прикоснуться к ней.

Это было довольно проблематично сделать, так как прикасаться к ее оголенной практически во всех местах коже я не мог, не покраснев до корней волос. Ее сначала насторожила моя робость и странное изменение цвета лица, но потом вызвало еле заметную улыбку. Меня несказанно обрадовало такое изменение ее испуганного и несколько сурового лица. Когда девушка улыбнулась, то черты ее лица смягчились, а мое сердце, к моему огромному удивлению, отправилось гулять по организму.

Стараясь успокоиться, я глубоко вздохнул и повторил все снова, но на этот раз все же заставил себя слегка прикоснуться к ее плечу. По ее открытому лицу можно было читать все, как в книге. Ее посетило озарение, так широко открылись прекрасные глаза, а пухлые розовые губки растянулись в широкой улыбке, обнажив ровные белые зубы. Я все больше восхищался моей прекрасной незнакомкой, открыто любуясь и уже не обращая внимания на бухающее в груди сердце.

– Костиа, – прозвучал мелодичный тихий голос, и девушка коснулась моего лба согнутыми костяшками пальцев левой руки. – Луна, – коснулась она своего лба, сделав ударение на «у».

Я онемел на несколько секунд, чего раньше за мной не замечалось. Она умеет говорить, и не важно, что мое имя стало в ее устах длиннее! Я был так счастлив, словно от ее тихого голоса в этот момент зависело все мое существование. Я схватил ее ладони в свои руки и, смотря ей в глаза и медленно в них растворяясь, начал что-то говорить. Какую чепуху я нес, совершенно не помню. В эти минуты передо мной были только эти глаза, остальное просто перестало существовать.

Когда я немного пришел в себя, то поднялся, потянув Луну за собой. Она послушно встала и отправилась вниз, минуя лестницу. Пока я сполз по остаткам лестницы, Луна уже стояла на земле, держа в руке лиану. Все же она не до конца еще доверяла мне, иначе костяшки ее пальцев не побелели бы от напряжения, ухватившись за спасительную растительную веревку.

Не придумав ничего лучше и помнив ее реакцию, я медленно, чтобы не испугать девушку, достал из кармана зеркальце и протянул ей. Она отпрянула на шаг, но всмотревшись в предмет в моей руке, отпустила лиану и решительно шагнула ко мне. Заглянув мне в лицо и увидев широкую улыбку, она робко улыбнулась в ответ и, протянув руку, быстро схватила мой подарок. Маленький играющий на солнце предмет настолько очаровал Луну, что она совершенно забыло о моем присутствии. Она пускала солнечных зайчиков, любовалась на части своего лица, отраженные в круглой поверхности и тихо смеялась. Я не знал, как продолжить наше общение, но смотря на нее, понимал, что дороже этой молчаливой девушки у меня больше никого нет и не будет. Сердце трепетало, ноги подкашивались, а с лица не сходила блаженная и слегка сумасшедшая улыбка. Видимо, это и есть любовь, подумал я, хотя день назад высмеял бы любого, заикнувшегося о любви с первого взгляда. Но объяснить чем-то другим свое состояние, я не мог.

Решившись подойти поближе к Луне, я сделал шаг вперед и вскрикнул от резкой неожиданной боли в правой ступне. Девушка вздрогнула и, посмотрев на меня, присевшего на корточки, бросилась вперед. Схватив меня за руку, она отпрыгнула в сторону, словно перед ней была яма. Я ничего не понимал, но прыгнул за ней, ощущая все сильнее ноющую боль, поднимающуюся по ноге вверх. Силы очень быстро покидали меня, пока я вприпрыжку следовал за девушкой, крепко держащей меня за руку. Мы вновь полезли на дерево. Через несколько ступеней я уже еле волочил ноги, не понимая, что со мной происходит. Голова сильно кружилась, во рту пересохло, мышцы словно одеревенели и я, добравшись до укрытия в центре дерева, упал на листву у ее ног.

Глава 4

Все тело ныло, словно по мне промчалось стадо бизонов, или слонов. Голова кружилась, сильно хотелось пить. Почувствовав на своем лице влажную холодную ткань, я застонал и открыл глаза. Было темно и тихо. Я попробовал поднять руку, но тело плохо слушалось меня. Справа что-то зашевелилось, и я невольно закрыл глаза, чтобы не видеть, кто будет мной закусывать. Но все, что я почувствовал, была теплая шершавая ладошка, погладившая мою щеку. Значит, она не бросила меня.

– Луна! – позвал я свистящим шепотом, вышедшим из моего пересохшего горла.

– Костиа! – послышалось в ответ и надо мной склонилось прекрасное лицо девушки.

Ее сверкающие в темноте ночи глаза были печальны. Длинные волосы она заколола наверх острой веточкой, обнажив маленькие ушки и плавные изгибы шеи. Я не смог удержаться и, с огромным трудом, собрав все силы, приподнялся на локте и поцеловал ее. Она отпрянула, вскрикнув, и прикрыла губы тыльной стороной ладони. Конечно, для нее это было странно, незнакомо. Но она неожиданно стала злой.

Выкрикивая недовольные пронзительные звуки, она в ярости топала ногами, била кулаками по дереву, в котором я лежал. Я не понимал, почему невинный поцелуй, легкое касание губ, привело ее в такое бешенство.

– Прости, – тихо прошептал я и вновь провалился в пустоту.

Утром меня разбудила какая-то слишком горластая птаха. Она выводила свои громкие трели совсем рядом, видимо, надеясь на овации. Но моя гудящая голова готова была просто расколоться пополам от этих звуков. Я попробовал сесть. У меня это получилось, но все же ощущалась значительная слабость во всем теле. Что со мной произошло, я не представлял. Повернувшись в поисках Луны, я наткнулся на ее свежий трофей. Это был омерзительного вида паук внушительных размеров. Неужели она собиралась есть эту тварь? Мысли о еде отозвались урчанием в животе.

На этот звук снизу донеслось что-то подобное. Кто-то тоже умирает с голоду? Я постарался рассмотреть со своего места то, что происходило внизу. Луна сидела в позе йога на пучке травы и с аппетитом поглощала еще немного дергающего клешнями мелкого краба. Я, конечно, был не настолько голодным, чтобы съесть кого-то живьем, но все же чем-то подкрепиться не мешало. Обшарив глазами кладовую девушки, я все же решил повременить с завтраком. Сухие жуки, скрюченные в смертельной агонии ящерицы и жирные желтовато-белые личинки не входили в мой рацион.

Немного времени у меня было, чтобы обдумать хорошенько свое нынешнее положение, пока девушка не заметит, что я уже очнулся. Все мои мысли состояли, в основном, из вопросов, ответов на которые не было и в помине. Больше всего меня, все же, волновало то, как выбраться отсюда, и кто эта девушка, живущая здесь слишком давно, чтобы забыть человеческую речь и одичать. Мысль о Луне заставила меня улыбнуться и немного помечтать. Если бы мне удалось вернуться в свой мир, то она, несомненно, была бы рядом. Почему-то эта дикарка слишком быстро завоевала мое сердце, совершенно не стремясь к этому и не прилагая никаких усилий. Там, в цивилизованном мире, практически любая женщина готова была броситься в мои объятия, стоило только поманить. Но этот юный цветок из тропических джунглей имел такую силу надо мной, каждый раз превращая меня в мягкое желе с зашкаливающим сердцебиением, чего не удавалось ни одной красотке.

Мои мечты прервала их обитательница на самом интересном месте, причем довольно варварским способом. На меня были брошены два небольших краба, оказавшихся вполне живыми. Один тут же вцепился своей сильной клешней мне в ухо, а другой зарылся в листья подо мной. Я громко вскрикнул и попытался отцепить импровизированную серьгу, но это не удалось. Луна же, мигом взобравшись на дерево, звонко хохотала над моими бесплодными попытками освободиться от собственного завтрака. Мне даже стало немного обидно, хотя я понимал, что действительно выгляжу глупо.

Наконец, справившись с крабом, я отшвырнул его от себя подальше, где тот тут же был схвачен проворной рукой девушки. Вопросительно посмотрев на меня и, видимо, прочитав на моем лице все, что я хотел сказать, она быстро расправилась с крабом, забавно облизав каждый палец после окончания трапезы.

После этого она с опаской подползла на четвереньках ко мне и осторожно коснулась моей ноги. Я не понимал, что ей было нужно, но контакт наладить был не прочь. Пожав плечами, я дал понять, что не знаю, что от меня требуется. Луна громко вздохнула, удивляясь моей несообразительности, и взяла мою ступню в свои руки. Может, она решила сделать мне массаж? Но девушка опровергла мою догадку, размотав длинный лист, которым была обвязана моя ступня, чего раньше я не замечал. Согнув ногу, я увидел на подошве неглубокую ранку, размером не больше ногтя на мизинце.

– Что это? – вырвалось у меня.

Луна указала пальцем на мою ранку, затем перевела его на проткнутого острой палкой паука, привлекшего мое внимание, и, оскалив зубы, сделала вид, что кусает мою ногу. Такой разговор с помощью жестов принес свои плоды. Я понял, что она спасла меня от укуса ядовитого, судя по яркому окрасу, паука, пока она заматывала ранку свежим листом. Приятная прохладная влага сняла остатки боли в ноге и я, приложив руки к сердцу, поклонился ей, пытаясь показать свою благодарность. Она поняла, робко улыбнулась и вновь спустилась на землю.

Я же продолжал рассуждать. Как она могла здесь жить, подвергаясь ежеминутно разным опасностям? К сожалению, спросить об этом напрямую я не мог так, чтобы она поняла и объяснила.

Собравшись с духом и силами, я сполз с дерева и направился, слегка прихрамывая, к океану. Луна следовала за мной чуть поодаль, боясь приближаться. Своей несдержанностью я разрушил едва теплившееся доверие с ее стороны, и во что бы то ни стало, нужно было вновь его заслужить.

Придя на берег, я стал сооружать из прихваченных по пути сломанных веток большой шалаш. Буду я в нем жить, или нет, было на тот момент не важно. Главное, для чего он был нужен – это хоть какой-то признак жизни на острове для людей, пролетающих и проплывающих мимо. Поиски уцелевших в катастрофе пассажиров, скорей всего, давно закончились, поэтому рассчитывать на скорое спасение не приходилось.

Но я не унывал, ежедневно проводя на песчаном берегу по несколько часов. Попыток сблизиться в первый день я больше не предпринимал, ожидая, когда девушка привыкнет ко мне. Ну и, конечно, никто не отменял элементарные проявления заботы и симпатии. Это выражалось в украшении ее жилища маленькими букетиками цветов, которые она тут же выбрасывала подальше, отгоняя прилетевшую на их аромат толпу мелких насекомых. Поняв, что общепринятыми в моем мире способами ухаживания не обойтись, я выбрал другую тактику. Теперь на завтрак моя юная богиня получала фруктовый салат из бананов и манго, нарезанных бритвой, превращающейся время от времени в нож. Огонь, добытый мной, ничуть не испугал ее, только вызвал интерес. Было так забавно наблюдать, как она с осторожностью обнюхивала каждое принесенное мной блюдо, а затем, удовлетворенно кивнув, принималась за его поглощение. Особенно нравилась ей запеченная в углях рыба, хотя от поджаренных крабов она тоже не отказывалась.

Проводя много времени вместе, я заметил, что стена отчуждения, которую она выстроила между нами, постепенно рушится. Я не переставал надеяться, что и языковой барьер будет снесен рано, или поздно. Для этого я прилагал все усилия, показывая на различные, окружающие нас предметы и называя их русскими словами. Луне эта игра очень нравилась, и она делала удивительные успехи, повторяя за мной в точности, даже пытаясь копировать мой голос и интонацию.

Через три дня, что я провел на острове, мы довольно сносно начали общаться. Конечно, о правильных оборотах речи было рано думать, но небольшие предложения Луна была в состоянии сказать. Жаль только, что душевные состояния, погодные явления и все то, чего не возможно было коснуться, объяснить мне удавалось с трудом. Я даже пытался научить ее математике. Складывать и прибавлять фрукты и ягоды она могла с большим удовольствием, а вот отнять у нее что-то, чтобы показать принцип вычитания, было невыполнимой задачей. Она сразу хмурилась, била меня по рукам и не подпускала к съедобной наглядности.

Однажды, в очередной раз придя на берег, я переоделся в припрятанные мной чьи-то необъятные вещи, ловя на себе удивленные и заинтересованные взгляды караулившей из-за кустов девушки. Снятые вещи я прополоскал и повесил сохнуть на свое произведение архитектурного искусства.

Каково же было мое удивление, когда вслед за мной к воде деловито подошла Луна и принялась полоскать тряпки, принесенные с поляны. Закончив стирку, она нашла несколько торчащих из шалаша веток и аккуратно развесила на них белье. Это было потрепанное и истлевшее в нескольких местах длинное широкое платье, некогда бывшее синего цвета. Девушка чересчур бережно разгладила на нем все складки и на секунду прижалась к влажной вещи щекой. Этот жест удивил меня.

Я подошел к Луне и, показав рукой на трепетавшее на легком ветерке платье, вопросительно поднял брови. Как еще показать знак вопроса, я не придумал. Луна поняла, о чем я спрашивал, стала еще печальней, чем когда прижималась к тряпке. Но пропасть недосказанности между нами тяготила и ее, поэтому, смахнув слезу с прекрасных глаз, она распрямила плечи и резво направилась обратно к поляне, поманив меня за собой. Повторного приглашения я не стал дожидаться и пошел следом, стараясь не упускать из виду длинные черные пряди ее волос, мелькающие между пышно цветущими кустарниками.

Мы остановились на знакомой поляне, где был ее дом. Луна подошла к черепам, стоящим на камнях и, взяв самый первый в руки, прижала к груди. Смотреть на это было странно, но я ждал хоть каких-то объяснений ее действиям.

– Мама, – печально прошептала девушка, протянув последнюю букву.