Читать книгу «Мир в подарок» онлайн полностью📖 — Оксаны Демченко — MyBook.
image
cover


















Это были близнецы, и дали им одно имя на двоих, как принято. Атирас-го и Атирас-жи. Го – значит старший. Хоть и разница-то у них – минут в пять, а для наследования и меньшего довольно. Они родились в княжеском роду Карн, что правит здесь, столица в десяти днях пути на зимний закат. Атирас-го был объявлен наследником рода и трона. Жи рос слабеньким и болезненным, брат его всегда защищал, оберегал, очень гордился тем, что способности хилого пацаненка с годами растут.

Искать снавь для посвящения брата поехал сам Атирас-го. Искать вовсе не обязательно, но младший попросил… Он вообще рос робким и многого ждал от окружающих. Особенно – от любимого старшего брата. А просил он потому, что с некоторых пор видел сны все реже. Потеряв дар, он страшился утратить братскую любовь и уважение. Терзался, видимо, страшно. А тут еще смерть матери, нелепый несчастный случай на княжеской охоте. Мальчик таял на глазах, и старший брат готов был звезду с неба снять, лишь бы Жи, младший, стал прежним и опять улыбался. Вот и поддался на уговоры, уехал в дождливый, слякотный предзимний день.

Не лучшее время для странствий.

Го направился к подножию Радужного. Достигнув этих мест, разузнал, что в Красной степи беда, кочевники позвали снавь. Тогда княжич решил догнать ее и поехал берегом, спускаясь по течению Рельвы, которая петлями уходит на юго-восток, минуя серебряную ковыльную равнину арагов, в Красную степь кочевников илла, что раскинулась вокруг внутреннего Золотого моря. Оно пресное, давало воду степи, и люди не знали засух. Дальше Рельва неспешно и широко (берегов с середины не видать) струилась к океану, там земли пыльные, горячие, много песков. Так было… ну да ладно, вернемся к братьям.

Итак, Атирас-го был вежливым юношей, к тому же он торопился обрадовать брата, потому и решил сам поехать за снавью, а не посылать гонца – слишком вышло бы по-княжески формально и долго. Он вступил на земли арагов, даже не уточнив, какая беда так обеспокоила кочевников.

Две сотни лет назад черным мором звали болезнь скота и людей. Снави обычно отделяли зараженный скот и требовали его сжигать. А людей лечили. Правда, спасти удавалось не всех. Когда больной впадал в сонное лихорадочное забытье, шансов почти не оставалось. В общем, дело давнее и темное. Почему Атирас-го сунулся туда, где сожгли скот? Похоже, хотел сократить дорогу и не встретил дозоров, или он просто заплутал в незнакомой степи, где одно место неотличимо похоже на другое для неопытного путника. К тому же, возможно, ехал ночью и не обратил внимания на колья с черными полотнами…

Когда его привезли к снави, было уже почти поздно.

Сиртэ я хорошо знал, она всегда боролась до последнего. Отчаянная девочка, совсем молоденькая, очень талантливая, очень упрямая, совершенно не признающая поражений. Если кто и мог помочь, то как раз она… Беда, что снавь, увы, была бесконечно вымотана. Черный мор – не шутка.

Шанс оставался всего один. Перелить княжичу жалкий остаток силы, чтоб продержался сколько можно, и везти его к Радужному. Здесь место уникальное, могучее, словно созданное для слияния снави с миром. Только здесь можно пройти второе посвящение. У подножья Змея был тогда древний алтарь. Теперь он затоплен.

А тогда…

Здесь их встретил Атирас-жи, он почуял, что с братом беда. Правда, во всем обвинял не себя, подбившего старшего на бессмысленную поездку, а всех вокруг. Более иных Сиртэ, потом уж и глобально, соседей Карна, – арагов и илла. Еще он потребовал своего участия в обряде. Говорил, что у него яркий дар, он нужен брату, и если тот все-таки уйдет, то без старшего ему не жить.

Почему Сиртэ уступила уговорам, не ведаю.

Может, приняла на себя бессмысленные обвинения. Или рассчитывала всерьез на то, что Го вернется ради брата. Наконец, не смогла отказать им в последней встрече, потому что шансов уже не осталось никаких…

Причину нам не узнать.

Зато известно достаточно точно, к чему привели уговоры младшего княжича. Она не только позволила Жи присутствовать, но и дала светоч. Фактически поделилась своими душой и даром, заключенными в тонкую защитную оболочку, – чтобы не сожгли юношу. Так, поверь, делать нельзя, и она-то знала о запрете, но все сошлось роковым образом. Рядом никого старших не оказалось, я тоже был в отъезде.

То, что случилось дальше, вообще, кажется, не могло произойти.

Жи и Сиртэ спустились по ступеням. Ты вчера была там. На грани света и тени они звали Го, но безответно. Одним богам известно, что стало потом. Точно скажу одно: Жи вернулся назад безумным, Сиртэ не вернулась вовсе. Он выпил ее душу досуха. Тело маленькой илла рассыпалось пеплом. Останки брата Жи доставил в столицу и там устроил мрачные и торжественные похороны, а на свежей могиле дал страшную и невозвратную клятву не просто уничтожить всех повинных в гибели Атираса-го, наследного князя рода Карн, но сделать жизнь немногих выживших земным адом, лишить их всего, что было дорого. Мол, у него после смерти брата ничего не осталось, почему тогда и другим не страдать? Все виновные – это араги, илла и прошедшие посвящение одаренные, то есть снави…


Слова падали монотонно. Было видно, какой болью даются они Риану. Иногда он надолго замолкал и безнадежно смотрел на Змея, струящегося с гор. Словно искал поддержки. Таким был Радужный и две сотни лет назад – радостным, прекрасным, живым. Только он и остался от прежнего мира. Он и Риан… Сколько же лет, вернее, веков, загадочному хранителю? Друзья уходят по ступеням, а он по-прежнему здесь, на пороге, один. Живая память. И боль.

Я не сомневалась – он помнит их всех не только по именам, помнит до последнего слова, жеста, душевного порыва. Помнит детьми, беззаботными подростками, одолевающими беды юными героями, счастливыми родителями, усталыми путниками, умудренными жизнью стариками…


– Пока одни уходили, а другие приходили, было легче? – спросила я почти нечаянно.

– Когда ушла последняя снавь, я умер, – тихо ответил он. – За гранью жизни им память не нужна. Она всегда для тех, кто здесь, в мире. Я учил, выслушивал, утешал, лечил, мирил, ругал, кормил, рассказывал сказки, спорил… Поколения сменялись, но продолжалась жизнь. А последние сто девяносто семь лет я молчал.

– Ты был всегда?

– Нет, вот ужас-то, как можно такое подумать! – он чуть усмехнулся. – Просто давно. Мы, долгожители айри, в мир людей почти не ходим. Только хранитель живет здесь, да еще его ученик, когда приходит пора сменяться и находится новый хранитель. Мы живем рядом, высоко в горах Змеиного кряжа. Правда, люди туда не могут попасть. Даже снави. Так устроен мир, мы очень разные.


Я набрала воздуха в грудь и рассказала ему про эльфов. Риан тут же гордо продемонстрировал свои уши – совершенно нормальные, человечьи. Потом запретил мне называть его Альвом и наотрез отказался петь. Голос, мол, это не самое сильное из его качеств. А еще открестился от магии. Нет, Релат – мир обыкновенный, страшных ведьм (кто такие?) и могучих магов-волхвов (ну что за детские сказки, Ника!) тут не водится. Колдовских источников, волшебных палочек, единорогов – тоже нет. И без того интересно живут.

Странный… И все же… что-то такое в нем чувствуется определенно эльфийское. Хотя бы этот живой внутренний свет и бесконечная доброта.

Радуясь возможности ненадолго уйти от страшной истории, которую мне еще предстояло дослушать, а ему – дорассказать, мы деловито перебрали прочие признаки толкового эльфа. С долей раздражения Риан признал, что из лука люди стрелять не умеют по определению, видят плохо, гибкостью не обладают. Потом мы неосторожно затронули тему врачевания ран и живучести. С чем и вернулись к истории рода Карн.


– Как один безумец мог разрушить жизнь целых народов? – я недоверчиво пожала плечами. – Он же утратил дар. Не мог не утратить!

– Именно. Увы, произошедшее в значительной мере вина, а точнее, ошибка Сиртэ. Снавь отдала ему светоч души, из которого безумец сотворил то, чем владеют все его последователи, видьи огня, названные по избранной Жи для покорения стихии. Это сейчас их так кличут… Раньше именовали Обугленными и еще Окаянными. Он научился выпивать силу снави против ее воли, а потом научил других. Дальше – хуже. Обнаружилось, что, не получая долго поддержки от чужого дара, Окаянный стремительно слабеет. К тому же взятую без спроса силу крайне трудно контролировать в присутствии яростной и неукротимой первозданной огненной стихии – солнца.Обугленными их прозвали, когда несколько учеников под полуденным солнцем буквально сгорели после казни снавей, не совладав с украденным даром. С тех пор они надежно прячутся от прямых лучей и стараются ясным днем не бывать на улице. Но, вернемся к истории, как это ни тяжело.


Гибель Сиртэ для мира не прошла бесследно.

В горах разразились чудовищные ураганные ливни. Сползли селевые потоки, накрывая деревни на склонах. За Золотым морем, у границы песков, наступила затяжная сушь. Всем было чем заняться. Близ Радужного, как назло, не прошла дорога ни одной снави, я сам уехал к айри, были срочные дела. Почти год никто не знал о страшной смерти на алтаре. Мир вокруг Окаянного словно оглох и ослеп.

За это время Атирас-жи принял княжество под свою руку после внезапной и очень своевременной, если вдуматься, кончины дяди. Пригласил в столицу одаренных детей, повелев искать их по всей стране. Одни стали его учениками, все добровольно. Обиженные. Он соблазнял их властью, славой, силой, лестью… и запугивал…и чего только не обещал. Другие погибли, напоив силой окаянных. Им никто ничего не обещал.

Когда все выяснилось, князя попытались вразумить, даже вылечить. Никто не мог представить, сколь холодным и логичным окажется безумие, а точнее бессердечие. Душа сгорела, а мозг работал. С каждой жертвой сила его росла. Сила, не способная вызвать дождь, остановить наводнение, вылечить лес, очистить реку, спасти умирающего человека.

Зато отменно приспособленная для боя и разрушения.

Бесполезно был потерян год в неведении, следующий прошел так же бессмысленно. Лишь к исходу третьей зимы удалось осознать всю тяжесть происходящего. Но было уже поздно.

С двух сторон, с востока и юго-востока, огненные рвы отгородили земли рода Карн от мира степи. Остался лишь узкий проход близ Радужного. Здесь последних снавей ждал Атирас-жи, успевший подготовить немало окаянных и собрать армию Карна. Все было кончено за несколько дней.

От древних лесов шумевшего здесь некогда Утреннего бора остались только обгоревшие стволы. Последних пленных снавей собрали на том самом алтаре, с которого все началось, некогда воздвигнутом для спасения жизни тяжело больных. Выкачивая их дар, князь совершил страшное: обрушил горы на юго-восточном выходе из ущелья, перегородив русло Рельвы и расплавил камень западного склона, открывая новую дорогу воде. Подножье гор стало гнилым болотом, где поселился черный мор – вызванный силой окаянных дух болезни, вечно жаждущий новых жертв. Ни одна снавь, даже если бы и уцелела хоть единая, не смогла бы пройти высшее посвящение, слившись с Радужным. Первая же ночь внизу стала бы для нее последней. Ты знаешь сама, как это выглядит…

Дальше все рушилось уже необратимо.

Рельва исчезла, бурные воды потекли в Карн, едва не смыв столицу, заранее заслоненную дамбой, а степь познала страшную и нескончаемую засуху. Золотое море исчезло – на его месте теперь мертвое потрескавшееся дно. Сплошная запекшаяся корка. Это произошло за неполных десять лет!

Илла вымирали стремительно, араги оказались прижаты к горам, где осталось хоть сколько-то воды. И тогда этот демон объявил, что даст степи напиться – немного, но достаточно для наполнения широкого каменного желоба, который спекут из песка окаянные по старому речному руслу. Правда, придется поклониться Карну. Араги и илла признают себя вечными данниками и будут ежегодно платить за право выжить.

Многие считали, что лучше смерть. Были бои, похожие скорее на резню: сытые и сильные наемники Карна против гибнущих от жажды и голода скелетов – илла и арагов, едва стоящих на ногах…

Оставшимся в живых довелось завидовать мертвым, что и обещал Жи. Как объяснить детям, что есть нечего и, еще страшнее, пить тоже, что гордость дороже жизни близких? Выбора у них не осталось.

Раз в год, под осень, из Карна прибывает отряд смотрителей. Они проезжают по всем поселениям, клеймят «правом на воду» новорожденных и отбирают каждого третьего из достигших оговоренного возраста в этот год. То есть восемнадцати. Отобранных сбивают в стада, как скот, и ведут на рынки. Обычно в Карн пригоняют три каравана: лучший товар в столицу, и два – в пограничные со степью крупные города.

Две сотни лет назад этот мир не знал, что такое рабство…


Я сидела, болезненно щурясь на яркое солнце, прошедшее зенит и склоняющееся теперь к макушке Радужного, отчего блики в чешуе змеиного хвоста стали нестерпимо обжигающими. День выдался ясный и жаркий, но меня отчетливо знобило. Мир грез, где я впервые узнала, что существует жизнь без страха, что смерть – не конец, что радость может наполнять каждый день, мир, который я сразу же признала своим родным, погибал, раздавленный прихотью бездушного ничтожества. Умирал, потому что сказанным изменения не ограничились. Я, снавь, это знала лучше чем кто другой. Я чувствовала кожей, своими нервами, вплетенными в ткань мира, как в морях бушевали штормы, а на севере за зиму ни дня не видели солнца. Ощущала подобные нарывам гнилые топи в загорье и иссохшее серое пепелище на месте старых болот, рождавших некогда полноводные реки. В Карне, пострадавшем менее всего, год от года скудела земля. Далекие острова на западе, за кромкой океанского берега, который уже десяток лет не знал толковых уловов рыбы, а пустыни заморского юга наступали на изобильное побережье, слизывая огненным языком виноградники и оливковые рощи. Неукротимое зло взимало плату со всех, правых и виноватых, а список счетов был необозримо длинным.

Я закрыла ладонями лицо и сжалась в комок. Стало как в прошлой жизни привычно одиноко и пусто, словно мир выцвел.

«Паникерша глупая!» – злобно одернув себя, я выпрямилась. Фирменный приступ отчаяния организовала: пожалейте меня, люди добрые… Им, между прочим, самим помощь нужна. А я, кстати, самая везучая дуреха этого мира, и к тому же – снавь. Панику можно немножко отложить. Вот припрет как следует, тогда поплачу от души, припомню и этот повод. Если сочту стоящим к тому времени.


– Риан, ты остался здесь в надежде дождаться выживших? – постепенно справляясь с дрожью в голосе спросила я – Не вернулся к своим, в горы?

– Остался. Моя жизнь вообще-то должна была закончиться тогда, когда здесь принимали последний бой друзья. Меня обманом отправили на север, за надуманной помощью. Далеко. В край вечных льдов. Когда они умирали, я все чувствовал, это моя способность, но был страшно далеко, – выдохнул он сквозь зубы. – Потом вернулся, так быстро как только смог. И все равно безнадежно поздно, даже для нормальных похорон. Дом уцелел, это последнее проявление дара снавей прошлого. Они укрыли его от напастей и чужих недобрых глаз, от всей души для меня постарались. Я добрался и увидел его совсем не изменившимся, хотя здесь шли ужасные бои, применялась огненная сила окаянных, а потом бушевали взбесившиеся воды умирающей Рельвы. Я приехал на затопленное пепелище. Ждать было некого. Только уйти, значило похоронить их еще раз, и я не смог. Оказывается, все же не зря. Вот смотрю на тебя и думаю: как ты могла вообще тут у нас случиться? Зеркало, руны, какой-то непонятный кот… Нелепость на нелепости, случайности так ловко подобрались одна к одной. И вылепилось чудо, то есть – вылупилось. Два дня знаешь о своем даре, и прошла оба посвящения. При том, что сделать это без проводника невозможно, уж поверь старому хранителю памяти.

– У меня был проводник, и хотелось бы знать хотя бы в общих чертах, где теперь носит этого хвостатого интригана! – пожала я плечами и добавила, хмыкая от зрелища охватившего Риана столбняка: – Кот. Зверь домашний, небольшой, вот такого роста, родич рыси, барса, леопарда… кто тут у вас водится еще? А, камышовый дикий кот. Наглый деспот, серо-полосатый, вечно голодный, самовлюбленный мой Ероха. Он всегда встречал меня в том мире у двери и прыгнул к зеркалу. А потом я видела его во сне, он и проводил к месту назначения, ну, где я три дурацких вопроса задала.

– Котов домашних тут нет, – осторожно заметил Риан. – Хотя если подумать, вроде я слышал о таких, их держат в домах на далеком юге за пустынями Обикат, а прочие перечисленные, пожалуйста, все в наличии. Только они не могут провести в мир живых снов. Они обычные дикие животные, хищники.

– А у нас кошки почитались в древности богами, – обиделась я за Ерофея, – считается, что они видят недоступное людям и живут в двух мирах. И вообще, кто же ловит мышей и крыс? Их не может не быть.

– Возразить не могу, хоть и не верю, – буркнул Риан, а потом пояснил: – Мыши, конечно, есть, их ловят ежи, хорьки, совы. Трудно отрицать тот факт, что ты здесь, такая какая есть, а быть подобного категорически не может!

– Очень странно, что именно я, – пришлось признать очевидное, – Не герой, не боец, совсем обычный человек. Кто меня сюда пригласил? И выбрал.

– Сложно сказать, – он слегка замялся, то ли пытаясь смягчить ответ, то ли недоговаривая. – Ты была готова сменить мир, там ничего не держало, ты способна воспринять посвящение, что уже огромная редкость. Вы с Мейджей оказались совместимы, если можно так сказать, – по своим устремлениям, по времени, по обстоятельствам. Одним богам известно, что еще сработало. Ладно. Вставай, пошли в дом. Отвар пить пора.

Ой, как я пожалела об отложенной истерике! Могла бы еще в обморок своевременно хлопнуться, откосила бы от его фирменного «сладкого яда». Теперь вот даже настоящей заботы не дождешься, встал и ушел в дом. Нет чтоб руку протянуть мне, страдалице горемычной, израненной. Потом я вдруг вспомнила, кто вчера был изранен и при каких обстоятельствах. Пришлось смущенно подниматься, отдирая спину от стены, и брести следом.

– Риан, а как ты себя чувствуешь? – запоздало проявила я заботу, переползая порог. В висках от малейшего движения гудело и грохотало. – Все-таки рана была очень неприятная, а ты с ведрами носишься.

– Прекрасно, – недоуменно повел плечами хозяин избушки. – Ты ж своей силы не знаешь, использовать толком не умеешь, выплеснула на меня все что было. А было много, даже чудовищно много. Глядишь, еще и помолодею. А вот тебе теперь отлеживаться и отлеживаться. Мой опыт общения с вашим племенем говорит в полный голос, что это весьма удачный вариант. Ведь поднимешься на ноги – и пойдешь спасать мир. Тут целое болото затопленными спасателями завалено. Сначала идут, что характерно, а потом думают. В следующей жизни, наверное. Поэтому лежи тихо и слушай меня, мудрого старого айри. Я еще не совсем бесполезный для тебя источник информации.

– Так уж и старого! Я пока никого спасать не рвусь, осторожная потому что и робкая от природы, – возразила я искренне. – Вообще разве я могу так вот, без сандалий?

– Да, – серьезно кивнул этот бессовестный долгожитель, хотя в глазах его живым серебром плескалось веселье. – Босиком никак не спасешь. Вот если в хороших сандалиях… принципиально другое дело. Это сразу какой страх непомерный для врагов! Настойчика попей, босоногая. Кстати, снави почти не нуждаются в пище, как ты уже, полагаю, заметила. Особенно прошедшие второе посвящение. И от климата мало зависят. Ты ведь ночью не замерзла, хотя было очень прохладно для лета. Воду любят чистую, лучше родниковую, травки-салатики. А мясо совсем никак. Плохо вам от него.


Я обреченно выпила горячий состав. Готова поклясться, он дал мне миску больше прежней раза в два, а в отвар подмешал нечто окончательно тошнотворное. Как его терпели все прежние поколения? Тут и без врагов от непомерных забот загнешься. Украсил день новой ценной информацией: шашлыки, значит, отменяются пожизненно. Ладно, денег все одно нет, отсутствие забот о пропитании должно радовать. Увы, пока только наводит на размышления. Я, в общем, не шалава какая-то, но приятно знать заранее, чего еще меня лишили в обмен на дар.














































1
...
...
12