Ревность

Наступило прохладное утро, дарившее соленый бриз с моря. Наверное, уже в последний раз за этот теплый сезон мы смогли завтракать на открытой террасе. Карло сидел напротив меня и улыбался сквозь пальцы – удивительная привычка нас обоих. Меня это забавляло, я как будто бы видела в нем, как в зеркале, свое отражение. Осеннее солнце, уже не такое жаркое, но еще слепящее, падало Карло в глаза, и он щурился, становясь похожим на хищное животное.

– Карло, твоя улыбка наводит меня на мысль, что со мной что-то не так! – я собрала рассыпавшиеся пряди волос, с которыми играл ветер.

– Я просто любуюсь тобой.

– Ты смущаешь меня, прекрати.

– Ты покраснела, – он рассмеялся, чем привел меня в еще большее смущение. – Роксана, сегодня принесли почту, и там есть кое-какие новости, – он достал несколько сложенных и таких разных конвертов с остатками сургучных печатей.

– Дай мне! – Я отставила чашку с кофе в сторону и с волнением принялась открывать письма.

Одно было от маэстро Николы Порпора, он писал, что, несмотря на все его негодование по поводу и без повода (узнавался вздорный старый учитель!), он будет так великодушен, что посетит нас, чтобы удостовериться в том, что голос его лучшего ученика не потерял своей силы, а его обладатель – своего мастерства.

– Вот отличная новость! Карло, вскоре тебе придется держать экзамен. Ты видишь – маэстро настроен крайне решительно, – любимый продолжал беззаботно улыбаться, ни чуточки не страшась приезда своего строго учителя. – Ты еще в состоянии тянуть длинные ноты и задерживать дыхание на минуту?

Карло приблизил ко мне свое красивое лицо и прошептал в ответ:

– Знаешь, после сегодняшней ночи я уже не уверен.

Это интимное признание здесь и сейчас, когда вокруг было полно посторонних и мы были как на ладони, привело меня в страшное замешательство. Вначале я застыла в кресле, а потом огляделась по сторонам в надежде, что никто ничего не услышал. Пришлось прибегнуть к спасительному вееру – этой милой вещице, так много говорящей и так много значащей для любой женщины. Укрывшись за ним и переведя дух, я нашлась с ответом:

– Карло, в таком случае тебе стоит постараться, иначе синьор Порпора обрушит свой гнев на меня, надеюсь, ты понимаешь, почему.

– Конечно, понимаю, я еще помню недовольство Риккардо по этому поводу, но, уверяю тебя, cara, что краснеть тебе не придется, – его самодовольный вид вызывал и во мне прилив гордости тем, что я была немножечко причастна к этому гению, вот так запросто сидящему со мной за одним столом.

– А что там во втором письме? – потянулась я к следующему конверту, сложенному вчетверо и заполненному знакомым почерком. – Это от Риккардо?

В моем сердце дернулись какие-то глубокие струны, я опасалась прочесть и глазами спрашивала о содержании своего любимого, но он молчал, потом, лукаво улыбнувшись, велел:

– Прочти!

Пришлось раскрыть листок: послание было коротким, не как обычно на несколько страниц, а лишь пара строк. Среди признаний в тоске по родной Италии, выражений братской любви я, не поверив своим глазам, прочла, что в семействе Риккардо ожидается пополнение! Сумбурно и, по-видимому, дрожащей рукой он выводил сообщение о том, что Мария со дня на день должна была произвести на свет следующего (или следующую) Броски.

Я, признаться, совершенно не ожидала таких новостей и сейчас не знала, как отреагировать – это одновременно означало и то, что Риккардо становился счастливее, и то, что мы совершенно теряли его из нашей с Карло жизни. Теперь становилось ясно, что надежда на его скорый приезд к нам, на то, что смыслом его жизни вновь станет музыка, которую он писал для Карло, тает, словно свечка. А что Карло? Я взглянула на него, все еще держа перед собой письмо. Карло был счастлив. Другого ожидать от него не имело смысла – наполненный только добром и любовью человек, а как же я была далека до такого совершенства!

– Caro, ты рад?

– Я просто вне себя от счастья, я не знаю, какие слова могут это выразить!

– Ты станешь дядей, и у тебя будет племянник или племянница, – выстраивала я вслух будущее, рисовала перспективу нашей жизни, того, как она может измениться.

– И ты окружишь его своей любовью и будешь купать в роскоши, я угадала? – скрываясь за веером, я безуспешно пыталась побороть возникшее чувство отчаянной ревности. А Карло словно светился изнутри, глаза его были полны радости и счастья, значит, я все правильно поняла.

– Мы должны поехать к ним! – мой Карло, обычно такой неспешный и меланхоличный, преобразился, казалось, еще секунда – и он прикажет собирать чемоданы.

– Подожди, куда торопиться? Ребенок еще не появился, сейчас им не до нас, поедем потом, когда он родится и немножко подрастет.

Он посмотрел на меня, как на сумасшедшую:

– Нет, нечего ждать! Мы поедем, как только будет готов экипаж!

По-видимому, было бесполезно пререкаться с ним, он уже принял решение, а упрямее человека, чем Карло Броски, надо было еще поискать.

– Хорошо, мы поедем, когда ты скажешь, – я поднялась из-за стола, оставив недопитым кофе и нетронутым завтрак. – Я к себе, соберу принадлежности, чтобы писать на дальнем пляже.

Испытав внезапную потребность остаться наедине с собой и своими мыслями, я быстро наполнила холщовую торбу всем необходимым, вскочила на своего Ragazzo и ударила шпорами по его бокам. Краем глаза я видела, что Карло провожал меня взглядом до тех пор, пока я не скрылась в зарослях зелени. А очутившись через пару поворотов горной дороги на берегу моря, я кое-как стреножила своего коня и бросилась на горячий песок.

«Гадкая, гадкая!» – колотила я кулаками по коленкам, стараясь побольнее ударить себя, размазывала слезы по щекам, но ничто не помогало выгнать эту глубоко внутри засевшую ревность. Почему я такая? Почему я не такая, как он?! Верно говорил Риккардо – от меня одни неприятности, так было раньше, так есть и сейчас. Почему в моей голове дурные мысли? Ничуточки мыслей о других, а только о себе! Злая, гадкая эгоистка!

Примостившись на камне, опустив ноги по колено в воду, я вдыхала полной грудью воздух, но это не успокаивало. «Не хочу делиться ни с кем, мне самой его не хватает! Ни с кем – тем более с этим ребенком Риккардо!» И снова: «Как это гадко – так думать!» Я терзалась и мучилась, я бесилась и пыталась писать. Я просила Господа о ниспослании мне тысячной доли души Карло, ангельской души бескорыстного и любящего человека. «Только бы он не догадался ни о чем», – билась в голове одна-единственная мысль, когда я водила кистью по холсту. Я забывалась в работе, я представляла наш приезд и Карло, который, взяв на руки маленького Броски, навсегда отдаст свое сердце ему. А еще… быть может, он… – нет, об этом мне совершенно не хотелось думать и даже допускать намека на эти мысли.

Только что забрезжила слабая надежда на то, что мы уладим свою жизнь, когда Карло вернется в театр, и вот теперь… экипаж, сборы, дорога, этот ребенок…

Из-под моей руки проступало очертание горизонта, на котором сливались в единое целое небо и море, почти одного цвета, едва различимого оттенка ультрамарина. Волны, хлеставшие одна по другой, создавали ощущение движения на картине. Солнце, будто кораблик, тонуло в розоватой дымке, чуть просвечивая и придавая изображенному мотиву теплый и нежный оттенок. Но при всей этой теплой гамме картина вызывала ощущение тревоги.

Вокруг на милю никого не было, только море и я. И осадок одиночества в душе. Отчего оно сопровождает меня повсюду? Мне неуютно с собой, я недовольна собой, но я хочу быть лучше, каждый день видя перед глазами такой пример, как мой любимый. Но я слаба и трудно поддаюсь перевоспитанию. Что ж… будь что будет.

Я вернулась домой вся испачканная краской, уставшая и раздраженная, все вокруг выводило меня из себя, и я срывалась на мальчике, который открывал передо мною двери и одергивал в сторону портьеры.

Эмилио – так его звали – в наш дом отдали родители без всякого сожаления, в надежде, что он выучится играть и петь и больше не будет висеть у них на шее. То, что делал для всех местных жителей Карло, требует отдельного рассказа – стоит лишь сказать, что благодаря его заботам в округе не осталось ни одного бедняка. И бывшие бедные крестьянские семьи уже с гордо поднятой головой посматривали на своих некогда среднего достатка соседей из отдаленных мест. Эмилио, обожавший Карло, и, похоже, боготворивший его, перенес эти чувства на все, что того окружало, и сейчас он готов был на любую услугу, лишь бы угодить своей синьоре. В любой другой день меня бы это позабавило и умилило, но только не сейчас.

Бедный мальчишка оказался под рукой совсем некстати. Я кое-как добралась до своей студии и пыталась найти масло, чтобы стереть пятна краски. Эмилио бросился мне помогать, вообще не зная, как может выглядеть эта жидкость, и в результате грохот, битое стекло, испорченный ковер под ногами и залитый красками стол.

– Эмилио! – закричала я, еле сдерживаясь: – Оставь все, ничего не трогай, бога ради! Просто уйди.

Испуганный мальчик дрожащими руками стал подбирать осколки, с его щеки капнула слезинка, он что-то бормотал… Слова извинения! Он боялся меня?! Этого еще не хватало! Мне пришлось опуститься на стул, потому что ноги мои почему-то стали ватными.

– Эмилио, подойди ко мне.

Он, не поднимая глаз, подошел и стоял, держа в руках остатки склянок.

– Дай мне это, – я протянула руки, и мальчик, не глядя мне в глаза, высыпал осколки мне в ладони. Как же он был напуган, такой маленький, худенький, черноволосый.

– Эмилио, прости меня, пожалуйста, я не хотела на тебя кричать, тем более ругать тебя! – приподняв лицо мальчика, я увидела недоверие в его глазах. – Прошу, не обижайся, ты не виноват, я сама неловко задела все это, ничего страшного, мы сможем вместе поехать в город и купить все новое, правда же? – но, похоже, мальчик не только не доверял мне, но и не верил, что я говорю с ним искренне.

С тяжелым вздохом я отпустила его и продолжала сидеть, обозревая погром в мастерской. Вот так и застал меня Карло. А увидев, остановился на миг, а потом рассмеялся.

Лучше бы он промолчал! Я больше не смогла сдерживать эмоций и просто разрыдалась, уткнувшись в перепачканные ладони. Только спустя его долгие уговоры и поцелуи мне удалось перевести дух и вздохнуть.

– Я понимаю, что сейчас бесполезно у тебя спрашивать, что произошло и отчего ты плачешь? – спросил Карло, крепко прижав меня к себе, на что в ответ мое тело снова содрогнулось в рыданиях. Он пытался успокоить меня, дав воды, и выглядел совершенно растерянным.

– Cara, умоляю тебя, объясни, что случилось? Ты пугаешь меня, скажи, что?!