Глаза Заврини в ночи, при наличии вблизи огненной стихии, теряли разборчивую видимость окружающего мира. Мало того что зрак омрачал сияние Луны и звёзд и претворял обыденные цвета Её обители в серые оттенки, так ещё и пламя огня становилось слишком ярким и не давало сосредоточить взор на близлежащих подробностях местности: вполне себе можно было не заметить камень, большую корягу под ногами или какую-нибудь другую преграду, оступиться или ещё хуже – свалиться наземь. К тому же сами рептилии – их плоть – в тёмное время суток глазами Заврини были видны и различимы лишь на расстоянии двадцати-тридцати шагов, не более! Эта противоположность стихий – ночного мрака и огня – и недальнозоркость воплощения глаз не позволяла охотникам ночью уверенно выходить на промысел. Да и никто, к слову, в племени первых людей со времён гибели Лассо не одобрял ночную охоту!

А вот для ящериц по какой-то неведомой причине пламя огня было особенно завораживающим, но вплотную подходить рептилии боялись. И так как огонь мешал глазам Заврини и в одночасье нужен был, чтобы припугнуть Лазунов и Лапокрылов, то зрак людской и взор рептилоподобный в сложившейся ситуации у шатра были необходимы одновременно, чтобы видеть всё происходящее наверняка. Поэтому Валл и дал команду некоторым стойким охотникам обратить глаза, а остальным – оставить людские. И те, кто воплотил взор, и те, кто остался с обыденным, в одночасье сделались поводырями друг друга. Одни с трудом могли углядеть рептилий во мраке, другие – препятствия. Тут-то и важна была согласованность охотников и доверие, чтобы, самое малое, на свои же рожны не напороться, понимание с полуслова и мгновенная поддержка, чего, конечно же, у сплочённых соплеменников было не отнять – только слаженные действия всего отряда могли оправдать такие вот вынужденные ночные вылазки!

Верещания рептилий доносились со всех сторон. Вокруг таборного шатра происходила полная неразбериха. Лапокрылы пикировали с дымоотвода и крыши строения на Лазунов. Лазуны подпрыгивали и пытались поймать атакующих Лапокрылов. Некоторые летучие ящеры просто попискивали или рокотали, сидя на окончаниях рожнов, а Лазуны, которые были похитрей, старались забраться на рожны и стащить крылатых вниз.

Во взоре шамана, как и у других сородичей с воплощёнными глазами, остались видны лишь свечения факелов да огромное количество маленьких красных плотей. А на слуху гулом раздавались визг, рокотанье и ускоренное сердцебиение не одного десятка ящериц. Завидев это всё, Валл и стойкие охотники, рыча и размахивая факелами, стали бросаться на рептилий. Рядом, бок о бок, издавая охотничьи кличи и так же разгоняя крох, суетились и остальные следопыты. Ящеры, завидев люд, всполошились и ринулись врассыпную. Лазуны пустились наутёк, пробираясь сквозь вбитые рожны, а Лапокрылы перелетали через колья и тут же плюхались в высокую траву. Очень быстро лагерь был очищен от визгливых нарушителей покоя. Ещё спустя немного времени холоднокровных и след простыл даже в округе. Не слышно было ни писка, ни шороха, лишь стрекот ночных цикад и трескунов трелью разливался повсюду.

Обойдя шатёр и проверив окрестности, охотники затушили светочи.

– Ну вот и всё! Делов-то на три вздоха, – промолвил Валл и невольно поднял взор к небу.

Безоблачный свод, как и всегда, был усыпан яркими звёздами. Полная Луна сияла на западной стороне небес, а недалёко от неё мерцало красное светило. Остальные охотники обратили внимание на созерцание вожака.

– Она всё ещё здесь, – прошептал один из бывалых следопытов.

– А куда ей деться-то? – Валл нахмурился. – Это же звезда!

Сородичи снова принялись обсуждать и звезду, и стаю Длинношеих, и взор, и единство молодого загонщика. Глаза соплеменников тем часом свыклись с полночной теменью, а Ирис, сняв шлем из Острошипа, обратил внимание на то, что ночь пришлась не такой уж и тёмной. Сияние Луны залило светом всё в округе, и черновласый мужчина смог разглядеть в полумраке очертания растительности вокруг рожнов. Тут же охотник обернулся в сторону лианового леса и сумел углядеть его опушку. «Светло, однако…» – размыслил здоровяк Ирис и подошёл к кольям, что стерегли северную сторону лагеря. В два шага он забрался на рожны и устремил взгляд в беннеттитовое поле, а следопыты, бурно беседуя в тот момент, не заметили, что сородич отлучился.

Тёплый ветер лёгкими дуновениями покачивал редкие деревья гинкго и степные пальмы. Помимо трели примитивных, отовсюду от порывов ветреной стихии разносился шелест травы и листьев. Ирис навострил уши и на сколько хватило вдоха затянул шипастым носом северный муссон. Не ощутив никаких лишних запахов, кроме ароматов растительного плато, мужчина попытался под свечением Луны различить останки Длинношеего, которого травили днём, но высокая трава и кустарники мешали это сделать. Стойкий охотник обратил глаза, но туша травоядного была слишком далеко, и если бы рядом с ней находились какие-нибудь ящерицы, то вряд ли бы получилось их обнаружить. Тогда Ирис пронзил расстояние взглядом, но всё равно едва смог различить силуэты растительности. Несмотря на светлую ночь, глаза Заврини, как и обыденный взор, плохо зрили в тёмное время. Черновласый охотник вернул людской зрак и пригляделся к странным очертаниям невысоких холмов на горизонте.

Тем временем Тиран, приоткрыв завесу шатра, высунулся наполовину и, шёпотом возмущаясь, позвал сородичей. Ирис же не обратил на зов никакого внимания.

– Ау, ну где вы там? Валл, Арвен, Таро, нам так-то жутковато здесь вдвоём находиться, – возмутился молодой охотник. – А вы ещё бубните – непонятно, что за гул стоит.

Соплеменники услышали призывы Тирана и, не отрываясь от беседы, направились к ночлегу.

– В пути уже всё обсудим, – предложил Валл. – Нам сейчас нужно выспаться хорошенько. С утра дальняя дорога предстоит.

– Что с Саласом будем делать-то? – поинтересовался Таро.

– Да ничего не будем делать, – ответил Валл. – Пускай высыпается, а если выспался уже, то в дозоре посидит, а утром в путь. Доберёмся до Великого Вулкана, а там вождь и старцы пусть сами решают, что делать. Инга сварит что-нибудь, чтобы глаза его в лю…

– Валл, Таро! Все! Идите сюда! – прервал речь вожака Ирис.

Охотники вздрогнули от неожиданного говора сородича. А некоторые возвели орудия.

– Что же ты так пугаешь! – возмутился Арвен. – Откуда ты там взялся, в помёт тебя занеси!

– Идите сюда скорее. Вам нужно это видеть!

Соплеменники направились к Ирису. И Тиран тоже выполз из шатра, чтобы узнать, чего же там углядел стойкий охотник.

– Не вздумай выходить наружу, Салас! Я сейчас вернусь, – наказал он.

***

Юный загонщик прислушался к голосам соплеменников, пытаясь разобрать, о чём же говорят сородичи и что там подметил Ирис, но помимо бубнежа охотников в ушах Саласа ещё и рокотала трель ночной живности. Весь этот гул смешался на слуху, и различить что-либо было невозможно. Среди неразберихи звуков подросток невзначай распознал странное потрескивание. Салас сильнее навострил уши, стараясь уловить источник звука, и ненароком обратил внимание на причудливый огонь пылающих светочей. Подросток вспомнил, что подметил это странное явление пламенной стихии ещё когда очнулся.

Салас сбросил с себя шкуру и скопы пахучих ветвей и, выбравшись из груды мешков, подошёл к факелам. Шелест усилился, и юноша понял, что треск издавали именно они. Причудливый лад огня, похожий на крохотный вихрь светящихся и кружащихся пылинок, исходил из окончаний черенков факелов, пропитанных частичками света! И частички эти под тягой воздуха поднимались к дымоотводу, превращаясь в белый дым. Словно завихрения кружили они, а завораживающее пылевое пламя, как показалось юнцу, источало больше свечения, чем виделось привычным взором. Юноша долго рассматривал причудливый склад стихии, а потом осторожно подул на потоки частиц одного из светочей. Светящиеся пылинки всполошились. Часть из них осталась на черенке, а другие беспорядочно завертелись и, на миг покинув своё местопребывание, вернулись обратно и выстроились в прежнюю цельную круговерть.

– Ух ты! – удивлённо воскликнул Салас.

Юноша протянул руку к факелу, норовя ощутить теплоту пламени, но внезапно ужаснулся от представленного зрелища. Уклонившись от своей же кисти, он подался назад и плюхнулся наземь, а затем принялся отползать, пока не упёрся спиной в мешки с убоиной. Деваться уже было некуда, и юнец замер, затаив дыхание. Он не мог поверить своим глазам! Осознав, что эта омерзительная конечность принадлежит ему, подросток медленно и с опаской приблизил её ко взору, а затем стал вращать кистью, рассматривая её отвратное сочленение. Рука Саласа – и одна, и вторая – была лишена кожного покрова!

Из красной жилистой ладони и с тыльной её стороны торчали оголённые кости фаланг пальцев, а их начала перерастали в сплетения мышц, мяса и кровеносных сосудов длани. Сочетания руки прятались под кожаные обмотки до самого локтя. Немного приподняв руку, загонщик разглядел и кость на локте. А хитросплетённые, словно витьё лиановых бечёвок, красно-синие мышцы руки выше локтя уходили под одеяние на торсе. Вся эта оголённая жуть блестела под свечением факелов! По телу подростка пробежала дрожь и проступил холодный пот. Едва Салас осознал, что на нём нет ни кусочка людской кожи, его чуть не стошнило.

Подросток ещё раз осмотрел свои пальцы, а затем взглянул на неприкрытые обмотками мышцы ног. Красная груда таких же сплетений, что и на мускулах верхних конечностей, словно свежая мякоть вырезки с бедра Полосуна, сияла перед глазами. Белые кости, похожие на известковые чаши, что для светочей в стойбище изобрёл Варн, торчали в местах коленей, а из-под лоскутов ниже голени в сандалетах виднелись белые фаланги с когтями.

Салас поднялся с земли, и его осенило. Он нерешительно коснулся лика. Ощутив на нём присутствие кожного покрова, юнец с облегчением вздохнул. Затем он правой рукой медленно потянулся к ладони левой. Боясь почувствовать боль из-за неимения кожи, подросток, затаив дыхание и сощурившись, дотронулся до костей пальцев. Не ощутив ничего необычного, Салас открыл глаза и, уже глядя на действо, повторил движение и снова обомлел. Он водил обнажённой рукой по обнажённым местам другой руки, и во взоре его представлялось, что пальцы не касаются оголённой плоти, а дотрагиваются до невидимой, но осязаемой пустоты. Подросток, осмелев, сжал мышцу выше локтя на левой конечности. Сочетание мускул омерзительно напряглось и на месте касания мышцы приняло синеватый оттенок. Но даже сдавив конечность, Салас так и не смог пронизать невидимую оболочку, и понял юный загонщик в тот час, что кожа его на нём и никуда она не делась! Это глаза его созерцают так! Что явились ему глаза Заврини, которым Варн поучал да которые все охотники племени познали, только вот неправильные глаза оказались почему-то, и видеть плоть людскую Салас не должен был. Осознав всё это, юноша закрыл веки и помотал головой, пытаясь освободить взор, но ничего не вышло. Он нахмурил брови, стараясь овладеть сосредоточением, но снова ничего не получилось. «Что же делать? Как вернуть людское видение?» – принялся размышлять Салас.

Внезапно полог шатра распахнулся, и в постройку влетел встревоженный Тиран. Он начал копошиться в сумках и доставать светочи. Собрав их в охапку, Тиран снял горящие факелы, что висели под дымоотводом и, снова велев Саласу оставаться в шатре и никуда не высовываться, выскочил наружу.

***

Далеко на окраине беннеттитового поля, на покатом холме, вершина которого граничила лишь со звёздным небом, сородичи разглядели очертания рептилий. Тёмные фигуры ящеров осветила полная Луна, и зрелище, что предстало перед охотниками, захватило дух. Длинношеие смиренно шагали по возвышенному плато, а впереди них, судя по отличным размерам и шипастой спине и шее, величаво шёл Гигантозавр. Огромная рептилия по сравнению с добродушными травоядными даже с далёкого расстояния была настолько основательна, что все ящеры позади неё представлялись её же выводком. Охотники с изумлением смотрели на происходящее. То ли пять (тяжело было разглядеть точно, так как чёрные силуэты сливались между собой), то ли шесть Длинношеих покорно следовали за древним ящером.

На восточном крае того же холма показались ещё очертания всё тех же Длинношеих. А с ними и особи поменьше, видимо детёныши. И даже когда силуэт Гигантозавра смешался с очерками пальмовидных деревьев, а могучая рептилия растворилась в ночи на фоне других холмов, Длинношеие не переставали появляться из-за склона возвышенности.

– Глазам своим не верю! – восторгался Кун. – Откуда их столько? Впереди Гигантозавр шёл?

Охотники стояли, раскрыв рты.

– Да, Кун, это он! – ответил Ирис.

– Я никогда не видел Гигантозавра! – изумился Рилан.

– Я за все свои луны прожитые не видал столько гигантов, сколько вижу сейчас, – сказал Таро.

– Вот, про что я вам говорил, – промолвил Валл. – Стая!

– Откуда они взялись? – поинтересовался Трис.

– Не знаю, мой друг, – ответил вожак. – Только Пангее известно. Тут без единства не обойтись.

– Будто все гиганты всех земель Великого Вулкана собрались в одном месте, – представил Ирис. – А Гигантозавра я не видел со времён провозглашения Рошана вождём.

– Они со стороны лианового леса вышли, – подметил Валл. – Но почему они собрались в стадо?..

– Валл, а ты смог бы в шатре постичь единство? – поинтересовался Арвен.

Соплеменники забубнили, никак не одобряя идею молодого охотника.

– Ты с ума сошёл, юнец? Мне ещё единения здесь не хватало! – возмутился шаман. – Салас, вон, уже побывал в единстве! Нам бы до Великого Вулкана добраться, да поскорее. За последнее время слишком много тревожных событий.

Бывалые следопыты зашастили, поддерживая возмущения вожака, а потом они ещё долго смотрели на очертания рептилий на горизонте, предполагая причины возможного скопления ящеров. И когда на холме из виду скрылся последний Длинношеий, Таро предложил заползти наконец-таки в ночлег и выспаться. Охотники собрались было идти к шатру, но похрипывание и рокот неподалёку от стойбища застали сородичей врасплох.

– Ока воплоти! – приказал Валл. Следопыты приготовили орудия и обратили глаза.

Справа, в десяти-пятнадцати шагах от рожнов, показался силуэт Острошипа, а за ним ещё несколько подобных ящеров. А затем ещё, и ещё! Огромная стая травоядных, которых стороной обходили не только Разавры, но и не решались тревожить даже повелители небес, медленно подошла к лагерю.

Соплеменники замерли.

– Только Острошипов нам не хватало! – прошептал Таро.

Весьма недружелюбные рептилии, высотой чуть ли не до бёдер взрослого люда и пять-семь шагов в длину с учётом хвоста, обитали небольшими семействами – семь-восемь ящеров. Передвигались они, как и все травоядные, не считая Толстошкуров и прыгунов Пернатых, на четырёх лапах, а на широких спинах рептилиям сама Пангея сотворила крепкие наросты. Панцири – так называли наросты охотники. И панцири эти были полностью усыпаны острыми выступами.

Но Острошипами ящеров величали не из-за этих отростков. В начале шеи из панциря любого Острошипа, даже только что вылупившегося детёныша, торчали в обе стороны – и влево, и вправо – два огромных заострённых шипа. И шипов сторонились все рептилии, которые встречались когда-либо у Острошипов на пути! К слову, отряды Большой Охоты не отказывали себе в рискованном промысле – потравить этих ящеров. Охотничьими уловками загонщики дразнили Острошипов, тем самым заставляя травоядных следовать в нужную сторону и бросаться на дразнящих. А другие следопыты в тот момент убивали одну из отбившихся от стаи ящериц. Доспехи и копья из Острошипа получались на славу не только из костей и шипов, но и из шипастой шкуры со спины!

– Тиран? – едва слышно обратился Валл.

– Да? – прошептал Тиран.

– Медленно и без единого шороха ты идёшь в шатёр и несёшь сюда все факелы, что у нас есть. И те, что горят под дымоотводом, тоже берёшь с собой.

Тиран кивнул и, пятясь, бесшумно направился к постройке.

Острошип, что шёл впереди всех, остановился возле кольев и, рокоча, уставился на первых людей. Другие рептилии не торопясь принялись обходить рожны. Среди ящериц – так подметили охотники воплощёнными взорами – были и их детёныши. И Острошип, конечно же, завидев люд, недаром встал на стрёме. Сторожа выводок и семейство, он чувствовал угрозу и наблюдал за поведением встретившихся на пути следопытов. А следопыты, в свою очередь, знали, что если ящер захочет до них добраться, то рожны вряд ли его остановят. И ладно был бы Острошип один или несколько – в случае нападения на лагерь их ещё можно было бы отогнать или даже одолеть. Но такое количество – целое стадо – и мокрого места не оставило бы от отряда!

– Во имя Пангеи, откуда их столько – мне кто-нибудь скажет? – возмущённо прошушукал Кун.

– Понятия не имею – ответил Таро. – Наверное оттуда, откуда и Длинношеие…

– Они тоже из лианового леса вышли? – спросил Трис.

– Из леса, видимо, – предположил Валл.

Охотники, стоя на взводе и поглядывая на рептилий, принялись перешёптываться и обсуждать весьма странное появление Острошипов, а как только выводок обошёл лагерь, ящер, что стоял настороже, снова зарокотал и, развернувшись, направился за детёнышами. Остальные Острошипы безмятежно обходили заставу и вовсе не обращая внимания на первых людей.

– Они будто не опасаются нас, – недоумённо произнёс Арвен. – Куда они направляются?

– Я представить себе не могу, – молвил шаман. – Я всякое видел за свои луны, но подобное – впервые!

– Они на запад идут, Валл, туда же, куда и Длинношеие, что на холме виднелись, – уверенно сказал Кун.

Тем временем из шатра вышел Тиран с факелами. Рептилии, завидев стихию пламени, остановились на миг и повернули морды в сторону источников света. Пофыркав немного, они снова двинулись по своим надобностям.

Валл вернул глазам людской зрак и принялся запаливать принесённые Тираном светочи. Охотники последовали примеру вожака, и вскоре стойбище первых людей засветилось яркими огнями.

Шипастые травоядные уже никак не реагировали на пламя. Тогда следопыты забрались на окончания рожнов, чтобы подсветить происходящее получше да рассмотреть поближе подозрительно спокойных в эту ночь ящериц. И к удивлению разглядели сородичи поодаль от Острошипов бегущих Прыгунов.

– Вы только посмотрите! – Ирис изумился в полный голос. – И пернатые тут!..

– Валл? Таро? – в тот момент Салас вышел из халабуды и встал у рожнов, что направлены были на южную сторону беннеттитовой равнины. – Что здесь происходит?!

Свет Луны во взоре юноши ярко освещал просторы далей, будто только-только наступали сумерки, но Салас понимал, что уже давно за полночь, и такая светлынь удивила его. К тому же повсюду среди растительности мерцали крохотные зелёные источники свечений. Они то были неподвижными, то перелетали в воздухе с места на место, то ползали по земле, траве и листьям кустарников. Тут же, в шагах пятидесяти от стойбища, в юго-западном направлении на лугу мелькали нагие – без кожи – силуэты рептилий, и тот гул, что слышался юнцу ещё в шатре, мгновенно преобразился в десятки сердцебиений. Потрясённый Салас смотрел на происходящее, а в один момент в слаженности ящеров он узнал Стервятников. Подросток сроду не видал столько падальщиков. Их плоти мчались по полю так быстро, будто за ними гнались голодные Разавры! Чуть дальше Стервятников различались и другие рептилии – огромные травоядные ступали среди саговников и пальмовидных деревьев. Это были Толстошкуры и Хвостолихи. А меж зарослей порой виднелись силуэты Пискунов.