по дорогам твоим по пескам.
И себе я уродом казался
Дорогая моя тоска.
 
 
Не искал я в пути облегчений
собирая дорожную пыль.
Всевозможные видел лишенья
и надеюсь покой заслужил.
* * *
 
 
Откуда берутся болезни?
никак я друзья не пойму.
Насколько бывает полезно
увидеть воочью тюрму.
 
 
Не дай мне господь ужаснуться
при виде тюремных ворот.
По новой на нарах проснуться
и матом споганить свой рот.
* * *
 
 
Разве может гранит
вымолвить мне слово.
До придела я взволнован
что мне чувства хоронить.
 
 
Или может я в тумане
заблудился в этот день.
Упрекнёт ведь хулиганом
и исчезнет словно тень.
 
 
Иль не утренней росою
омываются поля.
Иль покрылися листвою
за оконцем тополя.
 
 
Иль весна тому виною
что глупа моя любовь.
Взбудоражила волною
в сердце пламеную кровь.
* * *
 
 
Любовь моя мне очень трудно
искать тебя в тиши.
И голосом простудным
читать тебе стишки.
 
 
От нашей прежней страсти
остались только угольки.
При встрече скажесь Здрасте.
и не подашь руки.
 
 
А осенью ненастной
томит меня печаль.
Прости моя прекрасная
и пригласи на чай.
 
 
Забыть былое можно
но как унять печаль.
Почти что невозможно
уйти от женских чар.
 
 
Любовь моя мне очень трудно
искать тебя в тиши.
И голосом простудным
читать туебе стишки.
* * *
 
 
Любовь, – ручей
журчащий меж камней.
А взляд её очей
безмолвие ночей.
 
 
Приди любовь ко мне
и дай мне исцеленье.
В душе моей томленье
а сердца стук сильней.
* * *
 
 
Позволь мне упасть в кресло
и перевести с дороги дух.
Ну как жила ты антересно.
какой тебя клевал петух.
 
 
Прошу подробностей не надо
и чепуху мне не гони.
Ведь вы на всё способны ради
и скука вам без любви.
 
 
Понятно всё и не понятно
зачем тебя я так любил.
когда держал в своих объятьях
и ночи нежные дарил.
 
 
Теперь спокоен я свободен
и надо думать дальше жить.
всем говорить что я в разводе
и что мечтаю полюбить.
 
 
Любой на то имеет право
поскольку жизнь у всех одна.
Любовь ты горькая отрава
и нужно пить бокал до дна.
* * *
 
 
В комнате тепло и уютно
а за окном свирепая зима.
Рядом спит моя Анюта
и храпит во сне змея.
 
 
Что ей снится непонятно
и зачем во сне шуметь.
Пятым месяцем брюхата
это ж надо так суметь.
* * *
 
 
Старый я стал и немощный
и куда подевалась удаль молодецкая.
Раньше стрелой пронизывал в небе сокола
кулаком мог убить быка рогатого.
 
 
Старый я стал и немощный
и куда подевалась удаль молодецкая.
От стакана водки пьяный в стелечку
а что было с внчера утречком не помнится.
* * *
 
 
Не даёт мне покоя
шаловливая грусть.
Чуть глазёнки открою
и по новой напьюсь.
* * *
 
 
Впервые я открылся так серьёзно
и словно юноша признался вам.
Склонила кроны милая берёза
и ветерок прошёлся по ветвям.
 
 
Впервые я признался так нелепо
что белый свет давно не мил.
Любовь моя видать ослепла
а я так искрено любил.
 
 
Что болен я и неизбежно
вся жизнь сплошной дурман.
Кого теперь целую нежно
и обнимаю чей обман.
 
 
Прильну к устам её прклятым
и горький яд безумно пью.
Так неужели не понятно
что я вас искрено люблю.
* * *
 
 
День я ждал прошёл другой
не дождатся мне ответа.
Друг желаный дорогой
ты прости поэта.
 
 
Что тебе сказать сегодня
милый свет Татьяна.
может заповедь господня
нам казалась тайной.
 
 
Возлюби и будь подвластна
всем желаниям мужчины.
Драгоценной стань прекрасной
самой яркой из жемчужин.
 
 
В этом мире полупьяном
всё дозволено богами.
Так что милая Татьяна
обменяйся адресами.
* * *
 
 
Твоё мочание
сведёт меня с ума.
Невнятное мычание
какие глаза печальные.
Зачем молчишь кума.
 
 
И ласкою горячей
согрел её уста.
Она тихонько плачет
и требут полста.
* * *
 
 
Всей пламеной душой
излить желаю чувства.
Сказать хочу ещё
что мне милей искусства.
 
 
Ваш нежный взгляд
и ослепительные очи.
Ещё хочу сказать
что я люблю вас очень.
 
 
Кто ваш поэт
и божий кто дебил..
ведь я на склоне лет
впервые страстно полюбил.
* * *
 
 
Общее свидание в тюрме.
Глаз твоих вееры
постояно теряю.
Ты уже поверила
что стёкла протираю.
 
 
И дышу теплом
и руками трогаю.
За таким стеклом
станешь недотрогою.
* * *
 
 
Какой густой лес
и промеж ветвей пушистых.
Едва пробивается свет
а вохдух божествено чистый.
 
 
И мысли хладит ветерок
роняя на землю куплеты.
вокруг никово одинок
лищь видом твоим отогретый.
* * *.
 
 
Раньше вся земля
казалась мне сущим раем.
Но пришла ко мне зима
в середине мая.
 
 
Яблонь белый дым
разметало вьюгой.
Стал совсем седым
и реву белугой.
* * *
 
 
После стольких бессонных ночей
забился я в дремотном сне.
Привиделось мне Чёрное море
прислышался шум морской воды.
 
 
Ласкало слух волны плесканье
и затаив в груди дыханье
ловил чарующий мотив.
Хотелось петь и славить бога
что жизнь поэту подарил.
* * *
 
 
В памяти далёким эхом
перекликаются женские имена.
Упивался я тогда успехом
что постыли нынче времена.
 
 
Всё ушло кануло в бездну
и тоска уже который год.
Преподносит пакости любезно
и к земле сырой нещадно гнёт.
* * *
 
 
Болен я неизлечимо болен
и жизнь мне тягостна теперь.
Давным давно ещё в неволе
я был затравленый как зверь.
 
 
В душе моей погасло пламя
и опостылел белый свет.
Годами я дружил с волками
и видел очень близко смерть.
* * *
 
 
Потерял я на время покой
после нашей нежданной встречи.
На твои мне желаные плечи
и на руки смотрел с тоской.
 
 
Дорогая моя пропажа
чем наполнить бокал пустой.
Азиатские пейзажи
от любви моей холостой.
* * *
 
 
Горбачёвщина.
Артист умирает на сцене
и жалобно мне говорит.
Сваляться разок бы на сене
борща бы разочек сварить.
 
 
Люблю я деревню за это
а город одна суета.
Вот помню в прошедшее лето
созвала на отдых сестра.
 
 
Приехал а там загляденье
а воздух какой благодать.
Обеды одно объеденье
а здесь уж привык голодать.
 
 
На что мне паршивые лавры
когда подтянул я живот.
И бьют монотоно литавры
Кто скажет зачем он живёт.
* * *
 
 
Уже которые сутки
гложет меня тоска.
И дым столбом от самокрутки
висит пониже потолка.
 
 
В соседней комнате
спокойно спит моя семья.
Я тоской порядком тронутый
давно сошёл с ума.
* * *
 
 
В столице всё тихо и спокойно
а мне до утра не уснуть.
Полуживой лежу почти покойник
ходячий словом труп.
 
 
Всё в этом мире тленно
и мой черёд настал.
Неуж то жил и вдохвновено
по числам жизнь свою листал.
 
 
Теперь конец такой печальный
что просто оторопь берёт.
Блгодарю тебя начальник
ух ты паразит проклятый.
* * *
 
 
Дрейфующий сейнер
и полярные ночи.
Неужели Север
лучше Сочи.
 
 
Снова гроши
и тоска монет.
А парням хорошим
счастья вроде нет.
* * *
 
 
Показался экран
и вот дальные страны.
Где страстей океан
описанием страный.
 
 
Где морская волна
оголила прибрежность.
И любовью полна
лиры чистая нежность.
* * *
 
 
Поминки.
С утра бабка Меланья
замесила тесто.
Пироги пошли румяные
словно девицы невесты.
 
 
Вечерком собрались гости
и уселись за столом.
Бригадир колхозный Костя
и районный агроном.
 
 
И конечно дядя Федя
заунывный гармонист.
И поэт Мыкола Бедный
по призванью реалист.
 
 
Всё собранье было в сборе
и гулял чесной народ.
Под конец решили хором
скарулесить хоровод.
 
 
У печи стоит Меланья
и косится на порог.
Мужичок её недавно
съел отравленый пирог.
* * *
 
 
Горе мыкаю
и слыву горемыкой.
А в подземном царствии
чиркаю спичками
чтобы увидеть твои черты.
 
 
Ты ли родилась
для счастья семейного.
Ты ли любовь
иль мученье моё.
В царствии подземном
черти нафыркали
и отобрали моё
золотое кольцо.
* * *.
 
 
Анна милая Анна
что нам день грядущий.
Излиянье чувств из раны
вот весь смысл идущий.
 
 
Что мне день изгнанья
или радость жизни.
Кто судьбу мою изгладит
раны тяжкие залижет.
* * *
 
 
О старый Гомер
уже ли покорил я высь.
Признаниям моим поверь
и из веков ко мне явись.
 
 
Сыграй пленительный Орфей
мне что нибудь из прошлого.
И ты сомнительный Морфей
из усыпительницы пошлого.
* * *
 
 
Я один из тех
кто штурмом брал Берлин.
И даже рассписался на Рейстаге.
ведь был тогда успех
значительный один.
Победа!, и не просто на бумаге.
 
 
Считаю что полвека
господствовал российский лапоть.
И всем нам припиваючи жилось.
Двусмыслена была опека
поболее себе оттяпать.
И мне однажды тоже довелось.
 
 
С войны поковником
ушёл в отстсвку.
И поселился барином в Ростове на Дону.
Было спокойненько
в полковничей папахе.
На всём готовом и с доставкой на дому.
 
 
Бывало в празники
накинешь китель.
Огнём пылают ордена.
А я проказник
до всего любитель
Особливо до белого вина.
 
 
Швырял нелево
и швырял направо.
И многих хлопцев пережил.
Со мною рядом
воцарилась слава
и я ей предано служил.
 
 
Но вот в России перемены
и покатилась манька кувырком.
Куда девался пыл мой вдохновенный
и незабвенный наш Обком.
 
 
Служу опять и многим не повадно
какой тернистый мне достался путь.
Всегда я в кителе парадном
на выкате моя шальная грудь.
* * *
 
 
Глухо ахнул выстрел
и пока рассеялся дым.
Передвинулись быстро
к берёзкам молодым.
 
 
Вновь прямой наводкой
резанули по броне.
Вдруг запахло водкой
что обезумели вдвойне.
 
 
А стршина татарин
кричит давай снаряд.
А танки словно твари
ползут как на парад.
 
 
Горит зелёная трава
и стонет рядом тёска.
Ему прощальные слова
шептала нежная берёзка.
 
 
За стоном братский стон
и всё вокруг померкло.
Четыре года адский сон
то пагубное пекло.
* * *
 
 
Афган.
Беглый огонь
по нашим окопам.
Схоронился майор
а за ним вся пехота.
 
 
Шумно пули свистят
и гуляет костлявая.
Рядом трое ребят
навсегда жизнь оставили.
 
 
И лежат на земле
словно скошены маки.
Им троим по звезде
подарили собаки.
* * *
 
 
Пальмы в ряд и кипарисы стройные
на сваях кофейня дышет прохладой.
Разливаются споры вот и возгласы застольные
приглашаю вы садитесь рядом.
 
 
Чашку кофе пейте Гляссе
сигарету Филипп Морес.
Посидим поточим лясы
и по маленькой заквасим.
 
 
Стар и млад спешат напиться
кофе чёрное. Мне саде.
Нам бы в Турции родиться
и мечтать бы в Акаре.
 
 
Надоели эти лица
повседневный застольный базар.
По ночам нам кофе снится
и всех спорящих азарт.
 
 
Это жутко сидя где то рядом
сигарету курить Филипп Морес.
Пью я кофе Гляссе скучным взглядом
и плюю с терассы прямо в море.
* * * 1975 год.
 
 
Суета сует
и печальная мумия.
Ты откуда поэт
говори из Сухуми я.
* * *
Самолёт пузатый
чуть коснувшись полосы.
Добежал до белой хаты
а потом спустил шасси.
* * *
Уже неделю туман
и не видно солнца.
Опять пустой карман
у бедного эстонца.
 
 
Куда не кинешь взгляд
зеркальные ветрины.
И чешет пальцем зад
хозяин магазина.
* * *
Племяница Кристина
пригласила на крестины.
Веселись хоть до утра братва.
Мужичок из Элевсины
со стола умял маслины
Следом шустро кончилась халва.
 
 
Шум стоял неимоверный
и какой то муж неверный
Обнимал пониже пояса приятеля жену.
Всё кружилось в танце
кроме двух засранцев
что жевали тихо сидя на полу.
* * *
 
 
На до мною небо
и чумазые облака.
Из Сухуми а Ганахлеба
гнал я ишака.
 
 
Возле Красного моста
светанули палкой.
Незаметил я поста
и козлов с мигалкой.
* * *
Невыносимый запах черни
неописуемый здесь смрад.
Сорвал досуг вечерний
и жлю тебе мой брат.
* * *
Обозвали седым
молодого поэта.
Снова курится дым
а в руке сигарета.
* * *
Сбился с курса самолёт
и упал над лесом.
Виноват во всём пилот
с городу Одесса.
* * * (Авиакарастрофа в Греции в 1997 году.)
С утра приятель Лёва
ловил на пристани ершей.
Сегодня нет на море клёва
и не клюёт вообще.
* * *
В погребе дома
стоял бочонок рома.
Приложил я к дырке губы
без сомнеья это с Кубы.
* * *
Туфли одел новые
и сразу попал под дождь.
Погода стоит хреновая
и слякоть мерзостная сплошь.
* * *
Ты всегда во всём права
а я виноват постояно.
Догарают в печи дрова
в этом доме поганом.
* * *
Унизительно быть рабом
а дураком ещё хуже.
И бейся о стену лбом
никому ты не нужен.
 
 
Вот поэтому милые дамы
не плодите на свет голытьбу.
Неизбежны житейские драмы
проклянёте однажды судьбу.
* * *
Ненавижу кровать
и призераю подушку.
мне в порстель ядрона мать
подложили царевену лягушку.
* * *
С моря подул штормовой ветер
и волны заиграли чешуёй.
Далёкий гул раскатами ответил
и в даль унёсся над землёй.
* * *
Уже которые сутки
не прекращается дождь.
Скучают в баре проститутки
и сутинёр их Жорж.
* * *
Над крышами домов
клубится чёрный дым.
Догарают в печи поленья дров
подложи ещё парочку Ефим.
* * *
 
 
Уже которые сутки
льёт дождик за окном.
С огоромной лужи утки
скандалят с петухом.
 
 
А куры целой кучей
забились под навес.
Черны сегодня тучи
и дождик льёт с небес.
* * *
 
 
Утром прокукарекал петух
и заблеяли барашки.
У ворот стоит пастух
в ситцевой рубашке.
 
 
Попросил воды напиться
налила ему молока.
Хочет он на мне жениться
но молчит пока.
 
 
Стану я ему женой
и рожу сыночка.
Будет он ходить за мной
и просить сосочка.
* * * 2018 год.
Ах ты зона проклятая зона.
Будьте прокляты вы лагеря.
Засиделся вчера у Кабзона
а в кармане теперь ни рубля.
* * *
Жил в степи глухой
маленький тушканчик.
На него напал глухарь
и теперь он петуханчик.
* * *
Сердце каменое
а мозги деревыные.
Шлёт привет вам пламеный
солдатик оловяный.
* * *.
Дочь моя Кристина
вышла замуж за грузина.
И теперь моя кровинка
Леся Украинка
* * * (Грузино украинские отношения.)
 
 
Рядом за газоном
в траве сочной.
Лежат два робинзона
из города Сочи.
 
 
На траве пустая бутылка водки
а на бумаге хвост селёдки.
Несколко банок из под пива
выглядит очень красиво.
* * *
 
 
Я поковник Кучка
вернулся с войны домой.
А жену мою сучку
обнимает в спальне домовой.
 
 
Выхватил я наган
и шмальнул два раза.
Домовой попал в капкан
и скончался сразу.
 
 
А жена моя тигрица
изменила позу.
Посмотрел на ягодице
я увидел розу.
 
 
Бросил в угол я фурашку
снял в прихожке сапоги.
А под утро мы с милашкой
ели с мясом пироги.
 
 
Домового расчленили
и в кадушке засолили.
Кости выброшу я в реку.
много ль надо человеку.
 

* * *

Отдых в горах Кавказа.

Пархар.

Воспоминания об этих днях отдыха высоко в горах Кавказа, оставили в моей памяти, незабываемые впечатления на всю мою оставшуюся жизнь. Можно сказать, что мне тогда крупно повезло, как счастливчику, которому было суждено летом 1968 года, увидеть Кавказские горы и по достоинству оценить их сказочную красоту и величие. Приехав, как обычно на летние каникулы домой, отец мой, Аристид Афанасьевич, заявил мне – Что пойдёшь со мной, и с дедом, в горы попить Нарзан. Завтра у нас заканчиваются все приготовления, и дед с лошадью и провиантом, будет поджидать нас, у подножия горы, откуда и берёт начало тропа, уходящая к источнику. К деду мы поедем на автобусе, который едет в Келасури, а там дальше на конечной остановке, у меня с ним назначена встреча. Сможешь осилить этот переход соглашайся, а если нет, то оставайся дома. Добираться до источника около двое суток, и придёться идти пешком, потому что у нас всего одна лошадь. Выслушав отца, я не задумываясь дал согласие. На следующий день, мы с отцом, сели в пригородный автобус, и благополучно добрались до места. Как и было условлено, наш дед, был уже там с Мальчиком, так он ласкательно называл свою лошадь. На крупе этого бедного животного, покоился перетянутый ремнями и верёвками, неимоверного размера груз, который и должен был придать нашему отдыху, благоприятное существование. Оказывается, мои родичи неоднократно, в конце лета поднимались к Нарзану, веря в целебные свойства этого источника, который начинал бурлить, именно в конце августа. Тропа, по которой мы стали взбираться в горы, резко пошла на подъём, и была узкой и трудно проходимой. Следует отметить породу лошади, специльно предназначенную, для таких переходов в горах Кавказа. Это необыкновенное, и очень выносливое существо, способно было тащить на себе тяжеленный груз, и передвигаться по горным тропам, не уступая в проворности диким козлам. Иногда дед Афанасий, утомлённый ходьбой, взбирался верхом на своего любимца, а тот получая двойную нагрузку, как бы играючи, продолжал свой нелёгкий путь. В такие моменты, не желательно было идти в конце цепочки, а наоборот следовало находиться спереди Мальчика, потому что на крутых виражах из под хвоста бедного животного в атмосферу, выбрасывалось большое количество выхлопных газов, отчего нарушался размеренный шаг пешего строя. Пройдя, приблизительно 3 км. пути, дед Афанасий слез с лошади, и подойдя ко мне сказал – Пойдём, попьём воды из родника. Это здесь, совсем рядом от тропы. Отойдя с десяток шагов в лес, он быстро нашёл родник, и зачерпнув из неё полную крушку, протянул её мне со словами. – Эти родники нашли наши греки, пасшие здесь своих коз, ещё при царе Горохе, а до Нарзана их будет ещё с десяток. С каждым разом вода будет намного вкусней, и прохладней. И на самом деле, содержимое крушки, показалась мне райским напитком, с редкими вкусовыми ощущениями. Возле родника, дали возможность Мальчику отдохнуть, после чего снова тронулись в путь. Лес в этих местах наблюдался молодой, и редкий, с однообразием пород деревьев, и кустарников. Иногда наша тропа проходила, вдоль горной реки, с привлекательными лужайками, и полянами для отдыха, но дед Афанасий, нисколько не реагировал на эти красоты, и надо было идти дальше. К вечеру пройдя км. 10, пройденого пути, мы осилили несколько возвышенностей, на одной, из которых нам предстояло заночевать. Здесь, на этих горных вершинах, прорастали нигде не виданные мной раньше растения, и удивительные по красоте цветы. Местами попадался на глаза, талый снег и ледниковые озёра, с очень чистой, как слеза водой. Это и был Пархар, своеобразный дачный посёлок из деревяных домиков, – по истине рай земной, выбраный нашими предками для семейных отдыхов. Мы без проблем отыскали балаган моего дяди Константина, старшего брата моего отца, где нас радушно встретили, и накормили. В деревяном домике, называемое балаганом, имелись две комнаты, сколоченые по старинке. Передняя комната служила кухней, а вторая спалней, где имелась огромная деренвяная нара, на которой всем всегда хватало места, а на ночь подушек и тёплых одеал. Вечер, и часть ночи мы скоротали при свете керосиной лампы, слушая удивительные сказки дяди Константина, адресованые детям, которых в балагане было несколько. Помимо умения рассказывать, он обладал ещё талантом импровизатора, что придавало обычным сказкам новизну, и сценическую привлекательность. Спустя годы, уже после смерти Константина Афанасьевича, мне пришлось упрекнуть себя в легкомыслии, что не записал его сказки, и не дал им достойную жизнь. Рано утром следующего дня, наспех накормив отдохнувшего за ночь Мальчика, мы вновь продолжили своё восхождение к источнику. Горная тропа к Нарзану от Пархара, как выяснилось потом, оказалась намного сложнее пройденного нами отрезка пути, по причине крутых подъёмов, и тающих ледников на перевалах. Как правило, каждый перевал, имел свой собственый ледник, лежащий на нашем пути протяжённостью до ста, и более метров. Медленное таяние ледника, образовывало многочисленные ручьи, которые стремительно убегали вниз по склону, чтобы сроднится там, с могучим потоком реки Бзыбь. Как и было обещано, дед Афанасий по мере следования по тропе, показал мне все свои родники, а из последнего, пить ледяную воду, было просто невозможно. Здесь на перевалах, чаще на крутых поворотах тропы стали попадаться нам окопы времён Отечественной войны 1941 – 1945г. Всюду на земле валялись отстреляные гильзы и дырявые армейские каски. Местами рядом с тропой наблюдались обложенные камнями, безымяные могилы убитых красноармейцев, которые летом 1942 – 1943г., бились на смерть с отборной немецкой дивизией Эдельвейс.

Чусио.