II

Сидя перед вратами в пиршественную залу Асгарда Вальхаллу, бог коварства и раздора, успев основательно устать от долгой дороги и бесконечного ожидания, скучал и предавался воспоминаниям. Он помнил и считал это место своим домом с тех самых пор, как попал сюда ребенком, когда по счастливой случайности оказался здесь вместе с матерью, вскоре, увы, почившей. Отца своего он никогда не видел и не знал, хоть и услышал, став постарше, слухи, что тот был из Гримтурсенов³, которых, впрочем, тоже давным-давно никто не видал.

Среди асов бродило бессчетное число баек, повествовавших о том, что вот тот-то из них-де был потомком великанов, да то-то было сделано их руками, и тут-то их некогда повстречали. А если брага оказывалась особо забористой, то не только повстречали, но и вели беседы! На деле же никто этих загадочных гигантов отыскать не мог, равно как и в место их предполагаемого обитания – Нифльхейм – проникнуть.

Об обычных великанах-йотунах речи, разумеется, не шло – этих неотесанных дурнопахнущих переростков было хоть пруд пруди и в Мидгарде, и среди асов, а уж в Йотунхейме кроме них и вовсе никого не водилось.

Неспешный поток мыслей Локи прервала громыхнувшая створка врат Вальхаллы и донесшаяся следом оттуда какофония звуков, столь нехарактерных для этого места. Нет, вопли, бряцание топоров и угрозы немедленной расправы над оппонентом в споре были привычные, а разница состояла в том, что в этот раз все участники, судя по всему, оказались пугающе трезвыми, что не могло не внушать беспокойство.

В приоткрытом проёме показался быстро приближающийся силуэт Хеймдалля. Подойдя к лавке, на которой полулежа расположился бог лжи и обмана, гигант кивнул, указывая на вход:

– Ступай, они ждут.

Локи протяжно зевнул и, соскочив с каменной скамьи, ленивой походкой направился в пиршественную залу. Попав внутрь, он был встречен резко воцарившейся тишиной, вскоре нарушенной не слишком старательно скрываемым перешептыванием.

– Вот он!..

– Гляди-ка, не побоялся…

– Фригг его по камням размажет!..

– Лишь бы в пиво не попало – отравишься, это как пить дать…

С улыбкой выслушав сводку общественного мнения, Локи двинулся вдоль рядов длинных деревянных столов, оккупированных хмурыми по причине отсутствия традиционного спиртного, эйнхериями⁴, попутно разглядывая убранство помещения. Здесь за время его отсутствия ничего не изменилось: все те же стены, увешанные деревянными щитами, все тот же теряющийся в серой дымке потолок, с которого на сидящих льётся холодный металлический свет, и все тот же неизменный Один, восседающий на своём троне в самом конце залы в окружении преданных ему асов. Скука смертная, как обычно.

Локи уверенно шёл вперёд, весело отвечая на хмурые взгляды викингов. Те к нему, сколько он себя помнил, особой любви не питали. Воином он не был, предпочитая решать дела другими методами. А уж его шутки… Ну и то правда, кому охота обнаружить в своей чарке дохлую мышь вместо эля? А стараниями Локи-подростка подобное происходило регулярно.

Дойдя до центрального стола, он остановился под тяжёлыми взглядами собратьев асов и поклонился, приветствуя старых друзей, ныне глядящих на него кто волком, а кто и обезумевшим от жажды крови вепрем.

– Долгой жизни брату моему, Одину, и вам, добрые асы!

Кое-кто, кажется Тюр, вскинулся от такого приветствия, но был усажен обратно – Локи был в своём праве. В конце концов их побратимство со Всеотцом никто не отменял и не смог бы. Вглядевшись в хмурое лицо названого брата, Локи отметил, что у того с момента его изгнания прибавилось морщин, а на переносице залегла тяжёлая складка, свидетельствующая о том, что все последнее время Всеотец пытался над чем-то думать, а не ломать своим чугунком головы врагов.

Сидевшая рядом с ним супруга, как всегда чопорная и застывшая неподвижной статуей Фригг, выглядела не лучше. Впрочем, её желания читались на лице куда легче, она еле удерживалась от того, чтобы не впиться когтями в глаза ненавистного ей бога обмана, ответственного за смерть её обожаемого сына.

– И ты здрав будь, Локи, – бархатистым басом ответил Всеотец, демонстративно не замечая брожений в собственных рядах. – Я рад, что ты откликнулся на мой призыв.

– Как мог я пропустить такое событие? Встретиться с собратьями асами, каждый из которых готов пожать мне что-нибудь. Некоторые, быть может, даже руку.

– Не юродствуй, – устало поморщился Всеотец, на секунду отвернувшись и что-то выслушав от одного из воронов⁵, сидящих у него на плече. Хугин то был или Мунин? Локи никогда не умел различать между собой этих заносчивых крикливых куриц. Наконец Один продолжил: – Хеймдалль поведал, что ты так же, как я и он, чувствуешь дрожь мира, сулящую погибель всем нам. Это правда?

– Да, – коротко подтвердил Локи, вызвав очередную волну шушуканий за спиной. – Хотя я-то, признаться, поначалу грешил на собственное несварение.

– Тишина! – Единственный глаз Одина опасно сверкнул холодом, разом угомонив все прения. – Провидица сказала свое слово. Грядёт буря, грозящая всем нам большой бедой. И ты, Локи…

– Сдохнешь вместе с нашими врагами! – раздался неожиданный выкрик из зала, породив десяток смешков, тут же стихших под хмурым взглядом Всеотца.

– Ты, Локи, должен выбрать, за кого будешь сражаться в грядущей битве, – довершил Один. – Пришла пора откинуть наши разногласия перед лицом Рагнарека⁶, ибо мы сможем выжить лишь объединившись.

– Чушь это все! – не удержался один из асов, любимый сын Тора, со злости шарахнув кубком по столу и расплескав на себя содержимое. – Ты же сам слышал, Всеотец! Этот коварный змей со своими выродками предаст нас, отдав в лапы Йотунам!

– Помолчи, Моди⁷! И остальные тоже! – в который раз осадил своих собратьев Один, и от вспышки его гнева под потолком залы начали сгущаться предвещавшие грозу всем девяти мирам свинцовые тучи.

– Кстати, раз уж мы заговорили о выродках… – подал голос до того молча наблюдавший за разворачивающимся спором и размышлявший о чем-то своем Локи. – Где Фенрир⁸, Всеотец? Не сидел ли мой сын среди вас как равный, в день, когда я был изгнан из Асгарда?

– Да лучше б уж его с тобой отправили! – рявкнул никогда не отличавшийся долготерпением Тюр, расшвыряв державших его друзей и встав в полный рост. – Сам погляди, что он натворил!

Локи получил возможность рассмотреть необъятную фигуру бога чести и доблести и в особенности его правую руку, от которой осталось одно предплечье, оканчивающееся круглой золотой пластиной в районе локтя, исписанной охранными рунами.

– Твой отпрыск сделался безумен! И отгрыз мне полруки, пока мы пытались его скрутить! – довершил свою обвинительную речь Тюр, яростно глядя на собрата.

– Я хочу его видеть. – Локи, подавив секундное замешательство, просительно посмотрел на Одина, откинувшегося куда-то вглубь трона. – Мне надо с ним поговорить и понять, что произошло.

– Нет! – громыхнул Всеотец, голосу которого вторил гром готовой разверзнуться в небесах бури. – Ты примешь решение сейчас! Довольно с нас твоих шуток!

– Ты не услышишь от меня ни единой шутки, Один, но и ответа тоже! Я не приму решения, пока не поговорю с сыном. – Локи смотрел своему некогда брату в его единственный глаз, гадая, какое решение тот примет. Фригг что-то кинулась нашептывать мужу, поступившись статусом ледяной статуи, которую до сих пор изображала. Выслушав причитания жены, Один равнодушно отмахнулся и подался вперед, пристально вглядываясь в лицо непокорного побратима. – Хорошо… – выдохнул он, расправляя плечи, – тебе будет позволено увидеться с Фенриром в его темнице. Ступай немедля. Тюр и Хеймдалль проводят тебя.

Резко кивнув, Локи развернулся и, игнорируя направленные ему в спину взгляды – яростный однорукого и смущенный великана, – широким шагом направился к выходу, стремясь побыстрее покинуть сделавшиеся чужими стены.

***

Они были в пути уже третий час, когда высокие белые башни Асгарда скрылись в туманной дымке где-то за их спинами. Все еще пребывающий в ярости Тюр демонстративно шел чуть впереди, размашисто шагая по каменистой равнине и давая отмашку в такт шагам своим позолоченным обрубком. Хеймдалль держался подле Локи, периодически косясь на друга и гадая, в каком тот пребывает настроении, в очередной раз укрывшись от всех за привычной маской шутливого безразличия.

– А скажи-ка, племянничек, – решил закинуть пробный камень бог коварства, рассчитывавший если и не вызнать у аса какие-нибудь новости, то хоть побесить угрюмого вояку пустыми турусами. – Как же так вышло, что ты руки-то лишился. В карты проиграл аль на спор?

Тюр какое-то время молча шагал вперед, раздраженно потряхивая век нечесаной косматой гривой волос, но все же, немного погодя, не утерпел и ответил:

– Не трепись, о чем не ведаешь! Фенрир твой обратился в огромного волка и едва не покусал Всеотца, когда тот сидел на пиру. А потом чуть не разнес половину Асгарда. И ведь разнес бы, когда б его не пленили.

– Чем пленяли-то? – присвистнул Локи, гадая, отчего сын, всегда здравомыслящий и не выказывающий тяги к жестокости, мог впасть в эдакое буйство. – Или ты решил скормить ему себя и тем вызвать у него несварение?

Вместо брата ответил Хеймдалль, поняв, что еще немного, и Тюр потеряет последние крохи терпения:

– У них был уговор: Фенрир согласится дать опутать себя девичьими лентами, если в ответ Тюр положит ему в пасть руку.

– Что за ленты? – Локи удивленно сморгнул.

– Цверги сделали, – отозвался Тюр. – Все иное твой волчоныш в клочья порвал и не поморщился. – В голосе бога звучала иррациональная гордость за воспитанника. В конце концов, это ведь именно он взял тщедушного отпрыска бога обмана в ученики и сумел превратить того в достойного аса, равного, а то и превосходящего по силе своих собратьев. И пусть теперь разумом Фенрира завладело безумие, отринуть того, что год от года пестовал и направлял нескладного подростка, ставшего со временем умелым воином и опытным полководцем, Тюр не мог.

– Ну ладно, а что за история с предсказанием? Раз уж я будущий отступник, надо ж знать, сколько просить за свое предательство. Не хотелось бы продешевить!

– Две зимы назад я впервые почувствовал неладное, – начал рассказ Хеймдалль. – Некоторые из ветвей Ясеня усохли и перестали откликаться на мой зов. Испугавшись, я сразу отправился к Всеотцу рассказать о своих тревогах. Он прислушался, ибо сам чувствовал что-то подобное, и своей волей призвал из обители мёртвых пророчицу Вельву⁹. Чокнутая старуха, если меня спросишь. Но она предрекла нам войну с Йотунами и скорую гибель всем асам и девяти мирам.

– Ага, – исподлобья глянув на Локи, поддакнул Тюр. – А про тебя поведала, что выступишь на стороне великанов и вообще гад.

– Забавно. А про то, как мне удалось избавиться от их запаха, не распространялась? Жаль, – задумчиво проронил Локи, вновь размышляя о чем-то своем. – И откуда у Всеотца такие силы, чтобы, не испросив разрешения хозяйки Хель¹⁰, вызывать из её царства провидиц?

– Да уж было дело! – хмыкнул в бороду Тюр. – Пока ты, дорогой дядюшка, портил девок по всему Мидгарду, Всеотец вновь захаживал к Мимиру¹¹ за советом.

Локи страдальчески закатил глаза:

– Великое Древо! Только не говори мне, что братец решил завязать с деторождением всяких хлюпиков и на сей раз оставил у этого гнилого кочна свои причиндалы!

– Ха! Если бы! – хохотнул Тюр, но тут же исправился: – Да тьфу на тебя, паршивец! Слухи ходят, что Всеотец на девять дней пригвоздил себя Гунгниром к мировому Древу, после чего обрёл неслыханное могущество!

– Чем бы дитя ни тешилось… – устало покачал головой Локи.

За разговором они вскоре вышли к гигантскому разлому в земле, уходящему в обе стороны куда только хватало глаз. Противоположная стена расщелины виднелась где-то метрах в пятидесяти. Локи нерешительно глянул вниз и спешно отошел назад, пытаясь справиться с головокружением: дно, выстеленное туманом, оказалось, прямо сказать, далековато.

– Пришли, – выдохнул Тюр, указывая на край пропасти, на отвесной стене которой была прорублена труднопроходимая каменная лестница. – Спускайся вниз, мы тебя тут подождем.

– Так бы и сказали, что избавиться хотите! – буркнул себе под нос бог обмана, тем не менее направляясь к ступеням и осторожно ступая ногой на скользкую и выщербленную от времени плиту.