I

И всякий, кто считает, что ему понятны

дела рук Господних, тоже глуп.

Боконон

Локи проснулся от звука глухих ударов по дереву. Заваленный шкурами животных и чьим-то не обремененными лишней одеждой телесами, он с трудом оторвал одеревеневшую от выпитого накануне голову от широченного ложа и попытался прийти в себя. Все туловище ему будто бы нашпиговали свинцовыми грузами или, и того хуже, пару раз использовали в качестве навершия стенобитного орудия.

Не в силах совершить ничего более героического, он попробовал по торчащим тут и там женским конечностям определить примерное количество девиц, с которыми, судя по всему, неплохо провел время минувшей ночью. Несколько раз сбиваясь и начиная заново, нетрезвое божество насчитало вокруг себя семь ног и четыре руки, одна из которых по-хозяйски лежала у него поперек груди. То есть в среднем выходило около трех с половиной человек. А человек ли? Интересно… Локи мутно-задумчиво оглядел окружающую его обстановку приземистой деревенской избы – Асгард или Ванахейм? Или и вовсе в Мидгард занесла его нелегкая?

Решив уяснить для себя хотя бы это, он, нащупав пяткой первое попавшееся туловище, одним пинком спихнул его со спального места. Полуголая девица, выпав из теплого плена выделанных овечьих шкур, только негромко пискнула, грохнувшись на пол, да так и замерев, не проснувшись и не изменив позы. Человек. Значит, все же Мидгард, решил бог. Будь жертва его произвола валькирией, уже гвоздила бы его по башке молотом, какой бы пьяной ни была.

Тяжёлые удары, оказавшиеся стуком в дверь и вроде бы затихшие, спустя пару минут повторились снова, и Локи, проклиная все, на чем стояли девять миров, шатаясь, поплелся к дальней стене лачуги отворять засов, мечтая по пути, чтобы гул в голове не позволил услышать очередную чушь и жалобы на учиненные им непотребства, с которыми наверняка явились к нему неведомые гости.

– Ну, кого там нелёгкая принесла? – хрипло рявкнул он, всем весом налегая на створку.

Открывшаяся с душераздирающим скрипом дверь явила ему тулово стоящего на пороге воина примерно до пояса. Росту в пришлом госте было так много, а проем деревянной хибары располагался до того низко, что разглядеть Локи удалось лишь ноги незнакомца в тяжёлых кованых башмаках из чёрной кожи да позолоченную перевязь с ножнами, в которых имелся нехилых размеров двуручный меч. Подняв голову, он сощурился от болезненно-яркого солнечного света и, потеряв равновесие, чуть не повалился обратно на пол лачуги, но был цепко схвачен за плечо чужой здоровенной ручищей.

– Ну здравствуй, братец! – Голос гостя рокотал подобно раскатам грома, заставив Локи еще раз поморщиться от головной боли. – Паршиво выглядишь!

– И тебе по здраву, Хейм, – с трудом ворочая непослушным языком, отозвался бог коварства, память которого потихоньку начала откликается на зов своего владельца. – Соответствую высокому статусу, как видишь. Заглянешь на огонёк к старому другу?

Названный Хеймом великан потянул носом воздух и недовольно скривился:

– Ты, я вижу, не один. Может, снаружи потолкуем?

– Ханжа! – Локи хмыкнул и медленно выбрался на свет, тщась укрыться от весенней прохлады и поплотнее кутая плечи в непонятную серую дерюгу. Без энтузиазма оглядев место своего пребывания, он наконец начал припоминать, куда его забросила капризная воля судьбы.

В данный момент вокруг имелась обычная человеческая деревня домов на пятнадцать. Людей не было – виданное ли дело спать до полудня, когда во дворе не кормлена скотина, а уходящие на охоту мужья требуют заботы и женского пригляда. Локи сделал пару шагов во двор по хлюпающей под ногами весенней жиже, которую не мог терпеть всем своим естеством, и хмуро огляделся. Где-то у дальнего дома на самой окраине деревеньки завозился и вдруг принялся дурным голосом орать кочет, в соседнем сарае пару раз хрюкнула чья-то свинья, и снова наступила тишина. Пастораль, да и только. Ну что за гадость…

Пытаясь привести в порядок истерзанный выпивкой и не менее чем титаническими замыслами о том, как бы оной достать побольше да подешевле, разум, бог, оскальзываясь, подошел к запримеченной им бочке с дождевой водой, стоявшей недалеко от входа в хижину, и с чувством пару раз окунул в нее голову. Та на подобную фамильярность отозвалась ещё большим шумом в ушах и острыми вспышками боли за глазными яблоками. Поняв, что лучше не будет, Локи безнадежно махнул рукой и развернулся к своему гостю, рукавом утирая стекавшие по лицу струи.

– Ну что там у тебя? Пришел убедиться, что я по-прежнему в ссылке?

– Ты будто бы жалуешься! – Хеймдалль расхохотался, демонстрируя сияющую на солнце улыбку. – По мне, так ты и здесь устроился вполне неплохо!

– Ох, только не лыбься, умоляю! – Локи спешно замахал на своего друга руками, в ужасе жмуря глаза. – От твоей позолоты¹ недолго и окосеть! А что до меня, то никогда не ведал, почему пребывание у смертных Всеотец считает за наказание. Сам-то давно за местными бабенками волочиться перестал? Или, – слушай-ка! – это мне от него, напротив, благодарность? А, Хейм?

– С чего бы ему быть тебе благодарным? – Хеймдалль нахмурился, раздосадованный тем, что замысленный им разговор сворачивает не туда, грозя разбередить лишь недавно переставшие кровоточить раны.

– Да, может, он и сам рад, что от сыночка своего избавился? – Локи преувеличенно равнодушно пожал плечами. – Я бы, к примеру, такого недоросля несказанно счастлив был в лесу под грибом потерять!

– Не надо, братец! – Рука бога-хранителя непроизвольно дернулась, сжимаясь на рукояти меча. – С Бальдром² ты перегнул, сам знаешь!

– Ну, разумеется, как же иначе! – В голосе Локи мелькнула потаенная горечь. – Маменькиному сыночку с перепоя цверги мерещились и засыпать на полгода не хотелось, ну чем не катастрофа? Давайте теперь весь Асгард на уши поставим, сделаем из наследника непобедимого героя! И смертным польза – кто ж против вечной весны возражать будет! – В конце своего монолога он перешел на крик и, лишь успокоясь и откашлявшись, добавил уже чуть тише: – И плевать, что от вечной весны посевы не взойдут, земля не родит, а людишки смертные от голода перепухнут, правда? Зато венки хоть круглый год плети.

Хеймдалль понуро покачал головой, принимая доводы брата, но все же попытался возразить:

– Но ведь не убийством же!

– А хоть бы и так! – Локи раздражённо пожал плечами. – Зато теперь природа сама за себя в ответе. Да и я, как видишь, не в обиде. – Он неспешно подошел к ограде, окружавшей его покосившуюся хибару с просевшей крышей. – И легко отделался, по всему видать. Слышал я, пока в клетке сидел, как Фригг за меня пеклась. Едва ли не самолично хотела мне яд в глотку заливать.

– Мать ведь… – растерянно пробасил Хеймдалль, удостоившись очередного скептического смешка со стороны Локи.

Тому хорошо было известно, что бог-хранитель, добрый и бесхитростный по своей сути, подобных разборок и дрязг, коими так славились их собратья асы, на дух не переносит. А уж предположить, что Всеотец с супругой способны в чем-то ошибиться или опуститься до мелочного сведения счетов с тем, кто отказывается плясать под их дудку, для него было и вовсе чем-то сродни клятвоотступничеству.

– Ладно… – Локи распахнул деревянную калитку, выходя со двора на раскисшую от влаги дорогу. – Иди за мной, раз поговорить хотел. Знаю я тут одно место.

Спустя полчаса, покинув пределы деревеньки и так и не встретив ни одной живой души, исключая вылетевшую им прямо под ноги и чем-то сильно растревоженную несушку, друзья спустились в небольшую долину, сплошь заросшую низкими жухлыми кустами вереска, не успевшими набрать силу и зазеленеть после долгой зимы.

Дойдя до нижней точки, Локи, как стоял, уселся на склоне рядом с бойко журчащим горным потоком, не до конца ещё освободившимся от сковывавшего его зимнего льда и ныне с энтузиазмом подтачивавшего собственное узилище.

Подогнув под себя правую ногу в домашнем тапке из мягкой кожи, бог коварства лениво почесал все ещё мокрую черную щетину, не видевшую бритвы, должно быть, уже добрых пару недель, и похлопал тушей недавно кудахтавшей курицы – а теперь его будущим сытным обедом – по земле рядом с собой, тем самым приглашая Хейма разделить с ним привал. Тот, скинув перевязь и положив меч поближе к себе, не замедлил присоединиться.

– Ну, как там наверху? – Локи смотрел вперёд, щелчком пальца сшибая мелкие сосульки, все еще висящие на ближайшем к нему кусте.

– Плохо, – хмуро признался Хеймдалль, которому, пока садился, снег успел залететь в штанину, разом испортив и без того паршивое настроение. – Ты-то как в эдакой глухомани оказался? Тут ведь даже по меркам людей дыра дырой.

– Не приведи Ясень какая, – подтвердил Локи. – Однако ж девки в здешней тьмутаракани больно хороши. Да ты и сам их видел… Слышал… Нюхал? – Он махнул рукой. – А, ладно! В общем, та ещё краса! И все три – дочки местного кузнеца, представляешь? Ну как уж тут не задержаться? Навеки бы жить у них остался, да мед здесь делают – моча ослиная и то вкуснее будет.

На последнее заявление Хеймдалль иронично хмыкнул, но смутить своего дядюшку ему никогда не удавалось.

– Что ржешь? Попробовал как-то, не разглядев. – Локи и глазом не моргнул, игнорируя подколку. – Дерьмо у них мед, одним словом. И папаша ихний из кузни своей рано или поздно выберется и до меня с дубьем доберётся за то, что дочерей ему перепортил. А то не может же у него пятый день кряду горн тухнуть?

– А четыре дня, значит, мог? – хохотнул Хейм, дивясь очередной проказе неугомонного друга.

– Неисповедимы пути судьбы. – Ехидство в голосе Локи было едва уловимо. – Рассказывай лучше. Что стряслось, что ты битый час мнешься передо мной, словно отроковица на брачном ложе?

Хеймдалль и впрямь покраснел, пойманный на собственной нерешительности.

– Что-то происходит, братец. Ветви Древа трясутся и усыхают, словно предчувствуют грядущую бурю. И даже сама земля… И воздух! Все мироздание будто дрожит, предвещая скорое наступление беды. Я говорил об этом Всеотцу…

– Погоди! – Локи нахмурился, растревоженный дурным предчувствием. – Хейм, скажи мне лучше, что гул в моей башке – неизбежное последствие перебродившего меда.