В замке я более-менее освоилась, если быть точной, научилась работать и передвигаться незаметно для других. Удобно. Ты всё видишь и подмечаешь, тебя же никто. Хотя мной и так не особо интересовались, что оказалось очень даже на руку.
Вот с чем была проблема, так это с одеждой. С молчаливого согласия Беатрис, Грета обращалась со мной хуже, чем с собакой. Всё, что имелось в моём гардеробе: затасканное платье, которое уже стало мало, дырявый плащ и стоптанные башмаки. Про нижнее бельё разговор особый. Радовало, что оно всё-таки было. Но таким заношенным, что им побрезговала бы даже моль. И мне не разрешали мыться в общей мыльне, которая находилась в одном крыле с комнатами слуг. Грета специально запирала её на ключ, выдавая его только по просьбе. Понятно, что мне можно было и не соваться с такими вопросами. Старая экономка, по-моему, была неравнодушна к герцогу, а потому пятно на его чести, то есть, меня, воспринимала, как удар по собственной репутации.
Я таскала воду с колодца в щербатой плошке и обтиралась куском тряпки, найденным в каморке. Отмыться начисто не получалось, но хоть немного убирала грязь и запах пота.
Ночью лежала и размышляла, для чего меня забросило сюда. Во всех книгах героини приобретают какие-то фантастические способности, ну или на худой конец попадают в богатые семьи. Спасают страны и континенты, свергают монархов или, наоборот, помогают избежать лютой смерти. А я что сделаю? Вынесу больше всех золы? Подмету пол лучше всех? Какой смысл в моём перемещении? Если бы эта девчушка просто умерла, а не уступила своё тело мне, никто бы и не опечалился. Первые два дня я ещё надеялась на сверхспособности, а потом, когда попала в библиотеку, убедилась, что магии здесь нет. Может, её и вовсе не существует ни в одном из миров? Тогда какие силы перенесли меня сюда? Тоже не сходится. Хоть бы инструкцию дали, когда забрасывали меня в чужое тело. Мол, Мария, вот ваш жизненный план на ближайшие столько-то лет. Обидно даже. У меня дома дети остались, пусть и взрослые, работа любимая, муж – подонок. Надо же ему отомстить. А я здесь, в золе.
Свою новую внешность мне удалось разглядеть ещё в первый день в спальне Беатрис, когда чистила камин. Её кровать занавешивал длинный, тяжёлый полог, так что я не опасалась, что она увидит меня. В зеркале отразилась худая девчушка. Возраст определить затруднилась, при таком скудном питании могло быть и двенадцать, и шестнадцать лет. Тусклая кожа, куда намертво въелась сажа, бурого цвета редкие волосёнки ниже плеч. Черты лица аккуратные: маленький, чуть вздёрнутый носик, узкие скулы, серые глаза не особо большие, но красивой формы, внешние уголки чуть приподняты к вискам, какие-то лисьи.
Может мне удастся соблазнить заезжего королевича? Так и представила, как он будет очарован этакой внешностью. Надо признать, вкус у моего гипотетического принца так себе.
От размышлений о горестной судьбе меня теперь хоть немного отвлекал Леви. Парень был отличным рассказчиком, побродить ему удалось по всему герцогству. Сначала он сунулся в Кассель, надеясь наняться в богатый дом. В первый же вечер у него стащили последние деньги, с каждого двора гнали, так что на третий день он рванул из города куда глаза глядят. И кочевал из деревни в деревню, благо летом работы хватало. Те из крестьян, что побогаче, иной раз нанимали батраков за гроши для самой тяжёлой работы. Ночевал Леви на сеновалах или просто в стогах свежескошенной травы. Но лето подошло к концу и остро встал «квартирный» вопрос.
Я с удовольствием слушала его рассказы о быте крестьян, сбегая на конюшню. Забивалась в денник, чтобы не увидели со двора, и болтала с новым конюхом, пока тот занимался лошадьми.
– Дора, прости за вопрос, – Леви собирал граблями с пола грязную солому, – почему ты не помоешься? В замке же есть мыльня?
– Потому что меня туда не пускают, – понурилась я, – ты не подумай, – не знаю, зачем начала оправдываться, – по вечерам набираю воды из колодца, моюсь в своей каморке, как получается.
Леви кивнул, сжав губы:
– Понятно. Почему с тобой так обращаются? У других и одёжка посправней, и вообще…
– Не знаю, – пожала в ответ плечами, – я попала сюда совсем малюткой и всегда жила вот так, – говорить правду о своём происхождении не стала.
– Хочешь, я помогу тебе вымыться? – Вдруг предложил Леви.
– Как это? Отберёшь ключ у Греты?
– Не-е, – рассмеялся он, – я сам к нашим охранникам мыться хожу, мыльня у них своя, за казармами. Только боюсь, девку туда не пустят. Я нагрею тебе во дворе воды, наберу лохань и поставлю прямо здесь.
В деннике, несмотря на холодную погоду, было тепло. Огляделась, оценивая эту возможность.
– А, давай! – Мне просто до скрипа зубовного хотелось отмыться.
Сказано – сделано. Леви занёс большую бадью, поставил её в дальний денник, потом вёдрами натаскал воду.
– Готово, – он подал мне плошку с чуть жидковатой бурой массой, – мыло, – ответил на мой немой вопрос.
– Ты постой возле двери, – попросила я.
– Не боись, подглядывать не стану, – ухмыльнулся парень.
Прикрыла створку денника, скинула одежду и, жмурясь от удовольствия, залезла в горячую воду. Блаженство! Мочалки Леви мне не дал. Я взяла пук чистой соломы и скоблила им кожу, пока она не заболела. Промыла волосы, выковыряла грязь из-под ногтей. Когда уже собиралась вылазить из бадьи, в деннике послышался голос начальника охраны – Тьяго, огромного седовласого мужика, похожего на орка. Сходство усугубляла массивная нижняя челюсть, выпирающая вперёд. Его правый глаз был затянут бельмом, а под ним виднелся безобразный шрам. Голос у него был низкий, рычащий.
Я вздрогнула, схватила платье прикрывшись.
– Леви, как там мой конь?
– Всё в порядке. Вычищен, накормлен, – загородил ему дорогу парень.
А тот самый скакун сейчас косил на меня лиловым глазом из соседнего денника.
– Ну так дай пройти, – рыкнул Тьяго, – чего встал.
– Я сам выведу его к вам, – Леви, как мог, загородил проход.
– На кой? – Удивился охранник, отодвинул с дороги конюха и шагнул в денник.
Я замерла, боясь шелохнуться. Тьяго, как назло, повернул голову и застыл, открыв рот.
– Ты что, девок сюда водишь, охламон? – Зарычал он.
– Я не девка, – пискнула в ответ, пытаясь прикрыться получше, – я Дора.
Леви, весь пунцовый, подлетел к охраннику, стараясь не глядеть в мою сторону:
– Моется она только и всего, – он спешно объяснил всё Тьяго.
Мужчина прикусил седые усы:
– Одевайся, я подожду, – затем убрался подальше.
Гадая, что от меня ему может понадобиться, натянула платье и поспешила к охраннику, встала перед ним, опустив глаза.
– Как тебя зовут? – Нахмурился тот.
– Дора, – наверное, в первый раз он не расслышал.
– Дора?! Та самая? – Взметнулись его брови.
– Н-не знаю, – совсем смутилась я.
– Вот что, – бросил он взгляд на Леви, – идём-ка со мной.
Великан потопал через двор к домику охраны, а я еле поспевала следом.
Миновав тёмную прихожую, мы попали на большую кухню. Тьяго усадил меня на лавку и засыпал вопросами о моей жизни. Врать ему смысла не было. Чем больше я рассказывала, тем смурней становился мужчина.
– Так значится, – покачал он головой, стоило мне замолчать, – ладно, от герцога благодарности ждать не приходится, но хозяйка… Лучше бы в монастырь тебя отдали.
Я вздрогнула, такая перспектива меня тоже не устраивала:
– Н-не надо.
– Отчего? – удивился Тьяго, – в тепле, сытости.
– С-страшно.
– Эх, мышка мелкая, боишься всего, – улыбнулся охранник, – на дочку ты мою похожа. Такая же кроха… была. Приходи раз в неделю к нам, я велю для тебя мыльню топить. Не бойся, никто тебя не обидит. И вот ещё…
Тьяго поднялся и вышел, а минут через пять вернулся с отрезом грубой серой ткани.
– Шить умеешь?
– Ага, – кивнула в ответ, – только иголки у меня нет и нитей.
– Держи, – протянул он ткань, – сейчас разберёмся.
Через пару минут я стала обладательницей двух иголок и целого мотка нитей.
– Хозяйство у нас отдельно от замкового, всё своё есть, – усмехнулся Тьяго, – иногда и одёжу латать приходится.
Не скрывая восторга, рассматривала я ткань. Пусть колючую и грубую, но новую и чистую.
– А вдруг, скажут, что я её украла?
Тьяго задумался, а потом усмехнулся:
– Так передник-то старый останется, не заметят, а через день ты опять вся в саже будешь.
– И то верно, – вздохнула я. Фартук у меня был широкий, почти закрывая юбку.
– Не печалься, детка, – великан погладил меня по голове, – вон лучше к Леви присмотрись. Чем не жених? Возраст-то у тебя подходящий. Пусть и без дома он, однако вдвоём все трудности одолеть можно. Хоть так вырвешься из этого логова гадючьего.
– С-спасибо, я подумаю, – смутилась от неожиданного предложения.
– Беги, кроха. Не то хватится Грета, – улыбнулся Тьяго.
Ещё раз поблагодарив его, помчалась в замок, запихав ткань под фартук и придерживая руками.
В приподнятом настроении доделала всю работу, испросила у Бланки немного масла для своего самодельного светильника и приступила к шитью. Вместо ножниц использовала маленький нож, который тоже одолжила у поварихи. Руки порхали над отрезом, пальцы привычно прокладывали стежки. На пару минут я и позабыла, где нахожусь, окунувшись в любимый труд.
Через пару ночей платье было готово. Получилось оно немного кривобоким, но для меня сейчас это был великолепный наряд. Новый!
Утром, надев его и подхватив совок с ящиком, поспешила в спальню Беатрис, к зеркалу.
А мытьё пошло на пользу. В отражении увидела милую девушку, с каштановыми волосами, приятного, тёплого оттенка гречишного мёда. Пусть и субтильную, с хрупкой фигуркой. Мне уж точно не двенадцать. Спросить у Бланки свой возраст я почему-то не решилась, но Тьяго сказал, что уже можно замуж. Со скольки здесь брачный возраст? С четырнадцати? Шестнадцати? Спрошу завтра у Леви.
Впервые я улыбнулась своему отражению. Ну и пусть мне не суждено стать великой колдуньей и спасительницей монархии. Переживу здесь зиму, а там и правда, попробую уговорить Леви сбежать в город. Не в качестве моего мужа, но единственного друга.
Мне ещё ни разу не доводилось видеть свою мать и герцога вблизи, так же как и Одхрана.
Бруно выходил из себя, когда ему на пути попадались слуги. Исключением были лишь Леопольд и Грета. По мнению Его Светлости, мы должны были передвигаться как призраки, растворяясь в воздухе при одном звуке его голоса. Потому наводить порядок в комнатах нам приходилось на рассвете, либо поздней ночью, когда хозяева изволили почивать.
Только Лотта держалась всегда поблизости от Беатрис, будучи её личной горничной, а Фиби была на подхвате, когда первой девушке надо было отлучиться.
Для замка прислуги было маловато, но герцог был прижимист и не считал нужным нанимать больше людей.
Сегодня с утра царило оживление. Супруги и Одхран собирались ехать в Кассель на несколько дней. Во дворе уже стояла карета с гербами на дверцах, запряжённая парой красивых рысаков. Кони копытами били по камням двора, закусывали удила. Из ноздрей клубами вырывался пар. Кучер еле сдерживал стремительных животных.
В холле высились сундуки с одеждой, которые вынесли на рассвете. Лотте и Фиби это стоило бессонной ночи. Отчаянно зевая, девушки в последний раз проверяли поклажу.
Я притаилась в конце коридора, за углом. Мне довелось видеть хозяев лишь мельком, а рассмотреть хотелось. В суматохе на меня не обратят внимания, стоит воспользоваться моментом.
Сверху послышался скрипучий старческий надменный голос:
– Леопольд, и учти, бумаги от управляющего положить мне на стол. Разберусь с ними сразу после приезда.
Вниз спускался герцог, сухопарый мужчина с «лицом» хозяйственного мыла. Невзрачный, блёклый, как снулая рыба. Губы изогнуты в презрительной гримасе. Редкие седые волосы собраны в хвост и стянуты шёлковой лентой. Длинный нос вздёрнут так, что можно рассмотреть содержимое ноздрей. Весь он был точно вымочен в хлорке: бескровные губы, бледная кожа, невыразительные прозрачно-голубые глаза.
На нём была шёлковая рубашка тёмно-синего цвета, сверху бордовый упелянд (прим. автора – верхняя мужская одежда, рукава её расширяются книзу в виде крыльев) длиной до колена, отороченный мехом и перехваченный в талии широким ремнём с богатой вышивкой, на котором кровавыми каплями поблёскивали гранаты. Худосочные ноги затянуты в узкие штаны, отчего герцог был похож на отожравшегося таракана с объёмным брюшком и тростинками-лапками. Впечатление усиливали кожаные полусапоги с длинными носами. В руке он нёс шляпу с конусообразной тульей, украшенную перьями. Пальцы унизаны перстнями, на груди перемигиваясь с ними игрой самоцветов, болтался золотой медальон.
– Беатрис, – желчно бросил Бруно, – скоро ты там?
Зашелестели юбки, и на лестнице показалась моя мать. Роскошная женщина с тёмными, почти чёрными глазами, опушёнными густыми ресницами. Лицо её не знало краски, оставаясь свежим, как в молодости. Фарфоровая, нежная кожа, лёгкий румянец на щеках, чувственные алые губы. Роды не оставили следов на её фигуре. Точёная, с умопомрачительно узкой талией и широкими бёдрами.
На герцогине было бархатное чёрное платье, обтягивающее до пояса, а далее расходящееся широкими клиньями, рукава, отделанные золотым кружевом, расширялись, начиная от локтя, и спускались вниз почти до земли. Поверх платья длинное алое сюрко (прим. автора – верхняя женская туника без рукавов либо с короткими и широкими рукавами) подбитое мехом, на лифе которого мерцали колдовским блеском рубины в нежной оправе из жемчуга. Поверх Беатрис накинула плащ-мантию с меховой отделкой, он был застёгнут золотой фибулой в виде розы с кроваво-красными лепестками. Из-под платья выглядывали носки изящных сапожек.
Отливающие шёлком чёрные волосы герцогини были заплетены в косу, перевитую жемчужной нитью и уложенную короной на голове. В маленьких ушках сверкали массивные серьги-канделябры с жемчугом и рубинами. Пальцы унизаны перстнями и кольцами.
Рядом с супругом она смотрелась слишком блистательной, как вампирша и её жертва.
– Мне теперь ещё Одхрана ждать? – Притопнул герцог недовольно.
– Не сердитесь, дорогой, – мягко произнесла Беатрис грудным певучим голосом.
Да-а-а, внешностью я пошла точно не в мать. Невольно сравнивала нас, выглядывая из-за угла. Куда мне до такой красоты.
Супруги спустились в холл, наблюдая за погрузкой сундуков, которые пристёгивали ремнями к заднику кареты.
На лестнице показался Одхран. На нём был надет короткий, до середины бедра, бархатный синий котарди (прим. автора – узкая верхняя мужская одежда с застёжкой спереди, длиной до середины бёдер, с рукавами различной формы) с богатой вышивкой шёлковой нитью и россыпью драгоценных камней. Широкие плечи юноши подчёркивал присборенный окат рукава, под которым явно были ватные накладки. На талии красовался наборный золотой пояс. Узкие коричневые штаны подчёркивали стройные ноги с развитыми икрами. Сапоги с такими же тонкими длинными носами, как у герцога, усыпаны самоцветами. На пальцах столько колец и перстней, что глаза заболели от блеска.
Странно, зачем так одеваться, словно отправляются не в провинциальный городок, а на приём к монарху.
– Ты заставляешь меня ждать, – поджал герцог и без того тонкие губы, завидев сына.
– Прости, отец, – ответил он с очаровательной улыбкой, доставшейся ему от матери.
Одхран вообще взял от обоих родителей самое лучшее. Он был вызывающе красив. До плеч спускались тёмно-каштановые кудри, благородные черты лица, чуть массивная нижняя челюсть, однако вкупе с пухлыми губами, это придавало облику юноши ещё больше очарования. Удивлённо распахнутые синие глаза напоминали сапфиры. Чуть длинноватый, как у отца, нос не портил внешности, скорее добавляя ей шарма аристократичности. Нежная кожа, тонкие пальцы с перламутровыми ногтями. Настоящий принц! Но вот его взгляд, лишённый эмоций, холодный и бесстрастный, как у рептилии, смазывал всё впечатление. Нижняя губа капризно выступала вперёд, как у ребёнка.
Во дворе становилось оживлённее. Показался Тьяго в лёгких доспехах, верхом на гнедом массивном скакуне, который недавно бесстыдно подглядывал за мной, пока я мылась. Рядом с ним собирались его подопечные.
Заметила Леви, выводящего из конюшни чёрного как ночь, норовистого скакуна. Тот гарцевал, вскидывая голову, в осознании своего великолепия. Начищенная шкура лоснилась и переливалась на солнце, тонкие ноги, словно танцуя, переступали мелкими шажками. На коне красовалась богатая сбруя.
Багаж был приторочен к заднику экипажа. Беатрис с помощью Лотты взобралась в карету, следом за ней герцог. Служанка заняла место на козлах, рядом с кучером, кутаясь в тонкий плащ.
Одхран стоял на крыльце, красуясь перед челядью. Он одним плавным движением, взлетел в седло, удерживая нетерпеливого коня.
Карета тронулась, скакун юноши рванул вперёд, высекая искры из камней. За ними кавалькадой двинулась охрана.
Я вышла на крыльцо, спрятавшись за массивные квадратные колонны портика.
– Привет! – Махнул мне Леви, выпрямляя спину и отирая с лица сажу. При хозяевах он старался выглядеть, как я его научила.
– Видел? – Задала риторический вопрос.
– Аха. Вырядились, аж в глазах зарябило. Каменьев-то, нам сто лет прожить безбедно хватит.
Я оглянулась, проверяя, нет ли поблизости лишних ушей:
– Леви, тебе нравится работать здесь?
– Да как сказать… Кормят сытно, а платят мало, сущие гроши. Хорошо хоть крыша над головой есть.
Конюхи жили в крохотной пристройке за конюшней. Маленькая комнатушка с печуркой и двумя узкими койками. Между ними втиснулся сундук, заменяя и шкаф, и стол.
– Почему ты спрашиваешь? – Смерил меня Леви подозрительным взглядом.
Не знаю, почему, но я доверяла парню. Возможно, оттого что больше просто некому.
– Хочу сбежать отсюда.
Леви махнул рукой:
– Идём в конюшню, там спокойней.
Во дворе показались мальчишки-помощники, и я поспешила убраться с глаз долой.
О проекте
О подписке