– Случается, что обгладывают младенцев, забытых в колыбели… Лежащих больных, – ответил дон Родригу. – Здоровые от них убегут, ведь муравьи не умеют быстро бегать. Зато они умеют плавать… Собираясь в огромный копошащийся ком, они штурмуют водные преграды. Когда этот ком, внутри которого находится царица, прибивает к другому берегу, он распадается, и муравьи всё в том же порядке движутся дальше.

– И что же теперь делать? – спросил мистер Трелони.

– С заходом солнца муравьи уснут, и будут спать всю ночь, а утром жители опять проверят, куда лежит муравьиный путь. Если в деревню – то кострами их попытаются отпугнуть и повернуть в сторону.

И день неспешно потёк дальше. Сегодня было особенно душно и жарко, и на небе появилось большое серое облако, которое росло, росло, пока не заполонило собой всё небо. Послышались раскаты дальнего грома, и Жуан, который в это время учил Платона стрелять из лука, сказал, что скоро пойдёт дождь. Матросы спешно варили на двух кострах рис. Они взяли в деревне ощипанных кур, пальмовое масло и местный щавель и обещали всем знатный гвинейский обед.

К вечеру в лагерь белых пришёл Йаро и сообщил, что вождь Драаго зовёт вождя Линча к себе… «Приём в резиденции», – подумал капитан и невесело улыбнулся. Он собирался идти к вождю, конечно же, с доном Родригу, как с переводчиком, и с Платоном.

Они шли за Йаро по деревне и присматривались: возле своих круглых глинобитных хижин, прямо на улице, чернокожие женщины стирали, занимались рукоделием и готовили что-то на дымных очагах – все были заняты делом, на белых опять никто не смотрел.

– Вот так они здесь и живут, – сказал дон Родригу. – Денег они не знают… Ямс здесь меняют на кукурузу, кукурузу на ямс или курицу, а рабов меняют на скот – прожить можно. Живут же люди и в худших условиях.

Вождь Драаго разместился отдельно от деревни. «Резиденция» его состояла из круглых маленьких хижин, соединённых между собой открытыми проходами и широкими дворами. Капитан уже знал, что такие гвинейские хижины называются «каза». Здесь, как сказал дон Родригу, проживала вся семья вождя: старые женщины – в одном доме, молодые родственницы – во втором, жены вождя – в третьем, а его дети – в четвёртом. Вечернее солнце окрашивало стены каз в насыщенные цвета тёмной охры, а домашние животные, – козы, овцы и куры, – свободно бродили из хижины в хижину, словно по комнатам большого дома.

В дверях одной хижины капитан заметил главную жену вождя Олибу. Она, в позе заправской хозяйки, как любая английская женщина, застыла в проёме на фоне занавешивающей его циновки: плечо опирается о косяк, руки скрещены на груди, голова склонена набок. Встретившись глазами с капитаном, жена вождя стремглав бросилась в дом.

На самом большом дворе под навесом сидел вождь Драаго. Англичане подошли к нему, поздоровались и встали на почтительном отдалении. Капитан приблизился и с поклоном протянул вождю саблю – в подарок.

Вождь Драаго взял саблю, положил её на колени и махнул длинной рукой, и к ним подбежал туземец с подносом, на котором высились три кучки серых крупинок. Дон Родригу взял щепотку из одной кучки и сказал капитану и Платону:

– Это надо съесть… Это всего лишь соль. В этих местах бытует поверье, что некоторые люди даже после смерти остаются жить среди живых… И они будут вести себя, как живые, до тех пор, пока не попробуют соли. И только тогда они поймут, что уже мёртвые.

Португалец проглотил соль, не поморщившись. Капитан и Платон последовали его примеру и приготовились ждать, предчувствуя неторопливую беседу. Но вождь был удивительно немногословен.

– Я оказал вам гостеприимство и хочу, чтобы ты, вождь Линч, отдал мне вот этого раба, – сказал он капитану и показал на Платона.

Когда дон Родригу это перевёл, глаза его засверкали, а от аристократической расслабленности португальца не осталось и следа. Капитан тоже вспыхнул.

– Платон не раб, – ответил он потрясённо, но твёрдо, и уже растерянно добавил: – Платон… Платон – вождь.

– Вождь не может носить корзины, – сказал Драаго, и глаза его хитро сощурились, а полные губы заулыбались. – Корзины носят только женщины и рабы.

– А у нас корзины носят все, – ответил капитан. – Вот я, вождь, а ношу корзины тоже.

– Ты – другое дело, ты – белый человек, – ответил Драаго, его круглое лицо выражало довольство своей находчивостью. – Белые люди – странные люди.

– За гостеприимство я подарю тебе часы, вождь, – поспешил сказать капитан. – Они золотые и громко тикают.

Вождь Драаго, казалось, задумался – глаза его застыли и слегка округлились, несколько секунд он молчал, потом произнёс:

– И часы тоже.

Потом он поднялся со своего сидения и с достоинством удалился, зажав подаренную саблю под мышкой.

****

Капитан вернулся в лагерь в бешенстве, Платон был тих и молчал по-своему обыкновению, у дона Родригу гордо сверкали глаза.

Мистер Трелони и доктор бросились к ним с расспросами. Все они сгрудились в тесной палатке, стараясь говорить тихо и сдержанно. Тихо и сдержанно капитан стал рассказывать, что местный царёк Драаго, этот жирный вонючий козел, – тут капитан захлебнулся яростью и молчал несколько секунд, собираясь с силами, – требует отдать ему Платона в качестве подарка за гостеприимство.

– Джентльмены, нам надо бежать, и чем скорее, тем лучше, – сразу предложил доктор Легг.

– А, может быть, принять предложение Йаро? – сказал сквайр после минутного размышления, он сидел по-турецки и задумчиво покусывал травинку, прищурив один глаз. – Ну, постреляем немножко.

– Я не буду помогать этому интригану Йаро и освобождать для него местный трон, – резко сказал капитан. – Это не наша распря… Мы здесь чужие.

– Кот в перчатках мышей не поймает, – глубокомысленно изрёк мистер Трелони.

– Нет, – отрезал капитан.

– Тогда я предлагаю Платона опять усыпить, – доктор заулыбался, словно через силу, и подморгнул Платону.

– Они не поверят, – сказал капитан. – Я уже думал об этом… Они начнут делать из Платона «зомби» или чучело.

– Палатки придётся бросить, – проговорил сквайр, он уже обдумывал детали побега. – Не начинать же складывать их на виду у всей деревни… Да и нести их будет тяжело, мы одни столько теперь не унесём.

– Самое важное мы возьмём: оружие и медикаменты, – ответил капитан.

Тут подал голос дон Родригу.

– У меня сложилось впечатление, господа, что вождю нужен не столько Платон, сколько его амулет, – осторожно произнёс он.

– Да, я тоже это заметил. Драаго глаз с амулета не спускал, – ответил капитан и, уже обращаясь к Платону, сказал сквозь зубы: – Я тебя прошу – сними ты эту штуку с себя … Сними и спрячь, за ради господа бога!

Платон снял амулет, накрутил на него бечёвку и зажал в кулаке.

– И пусть Платон пока никуда не отходит от лагеря, – вставил своё соображение мистер Трелони.

Тут снаружи палатки раздался голос Жуана, который звал своего отца. Дон Родригу выглянул, потом залез обратно, и лицо его выражало уже непомерное удивление. Посидев недолго с оторопелым видом, португалец тихо произнёс:

– Здешний колдун, имя которого произносить запрещено, зовёт вождя Линча к себе… Сейчас же. Он прислал провожатого.

Капитан выругался сквозь зубы и стал собираться.

Он решил идти, конечно же, с доном Родригу, как с переводчиком, обязательно захватив в подарок для колдуна часы.

****

Выглянув из палатки, он увидел чернокожего мальчика, терпеливо стоящего поодаль.

Капитан потряс свои сапоги, чтобы вытряхнуть из них насекомых, которые туда могли заползти, и стал их натягивать. Следом за ним вылез и стал обуваться с такими же предосторожностями дон Родригу. Мальчик повёл белых людей быстро, иногда оглядываясь на них.

Место, в которое они вскоре пришли, было уединённое и дикое. Неприветливые скалы почти отвесно уходили здесь в тёмную воду. Обогнув скалы и вспугнув нескольких поспешно скользнувших в воду крокодилов, они пошли за мальчиком вдоль берега озера, поднялись на пологий холм и зашагали по сухим серым ракушкам, по скорлупе крокодильих яиц и по многочисленным змеиным выползкам – ороговевшим кускам кожи, сброшенной змеями во время линьки. Высохшая скорлупа яиц зловеще хрустела под ногами.

Вершина холма была покрыта ползучей растительностью. Здесь, на самой вершине, стояло одинокое дерево, от ствола которого дон Родригу отковырнул кусочек, понюхал и протянул капитану. Капитан тоже понюхал: пахло ладаном, это оказалась смола ладанного дерева. Капитан зажал её в кулаке и оглядел окрестности.

Размытые очертания пологих холмов, изрезанных глубокими трещинами, и нагромождения огромных глыб обрамляли идущую к горизонту цепочку тёмных гор. Ничто не оживляло этого застывшего пейзажа, даже звуки, окружающие их до этого, смолкли, казалось, навеки, и капитана охватило щемящее чувство одиночества… «Да, в приятном месте живёт этот колдун», – подумал он и опять поднёс к носу кусочек ладана.

И тут же какие-то неясные воспоминания всплыли у него в сознании паутиной зыбких, неопределённых и путаных линий, но это были странные образы, с реальной жизнью никак не связанные: кружевной зонтик, лежащий на анатомическом столе в окружении хирургических инструментов отвратительного вида, женская туфелька, истекающая кровью, и огромный перевёрнутый таракан, шевелящийся между чьих-то раздвинутых голых ног…

Капитан резко отшвырнул ладан и поспешно вытер руку об одежду.

Мальчик поторопил их. Повинуясь ему, капитан и дон Родригу прибавили шаг. Было пасмурно, но чувствовалось, что солнце вот-вот сядет в горы, потому что с каждой минутой становилось сумрачнее. Мальчик подошёл к пролому в скале и скользнул в него. Пролом оказался довольно просторным, за проломом шёл проход в глубину скалы, а где-то впереди трепетал огонь светильника, так что идти было не трудно, и скоро они вошли в небольшую пещеру. Здесь опять пахло ладаном.

Колдун сидел на полу, на циновке, и смотрел на капитана удивительно хитрыми глазами, у его ног горел масляный чадящий светильник. Не зная, что делать, капитан поклонился колдуну и подал ему часы – в свете светильника серебряная пузатая «луковица» часов, мягко поблёскивая привязанным ключиком, быстро закрутилась на крупной цепи. Колдун улыбнулся и протянул длинную руку. Капитан вложил часы в эту руку и отступил.

Может быть, дон Родригу и переводил ему слова колдуна – капитан этого не помнил. Он как будто всё понимал и без всякого перевода.

Очень медленно и внятно колдун сказал ему:

– Уходи к горным фульбе… И не надо слушать Йаро, пусть он идёт своей дорогой… А я задержу вождя. И задержу дожди… Не верь гиенам, они обманщики. Избегай львов, они отнимают друзей. А вот горная лань тебе поможет… А теперь иди.

И словно что-то толкнуло капитана в грудь так, что он даже покачнулся, попятился и посмотрел на колдуна потрясённо, но тот уже закрыл глаза и, казалось, погрузился в глубокий сон – лицо его расслабилось, грудь мерно задышала. Капитан мотнул головой дону Родригу, призывая его за собой, и двинулся на выход за мальчиком, который уже засеменил в темноту прохода…

Очнулся капитан на поверхности.

Он стоял возле пролома в скале и крепко держал за руку дона Родригу, который удивлённо, но молча, смотрел на него. Было так же сумрачно, солнце так же садилось в горы. Мальчик стоял поодаль в ожидании.

Откуда-то невыносимо тянуло ладаном.

****

Капитан и дон Родригу вернулись в деревню.

Они увидели вокруг своего лагеря часовых – четверо могучих, как на подбор, африканцев с копьями в руках повернули головы в их сторону. Матросы и джентльмены, как обычно, сидели у двух костров, разложенных неподалёку друг от друга.

– Что они здесь делают? – спросил капитан про воинов, подходя к кострам.

– Их привёл Йаро и сказал одно слово – «Драаго», – ответил Платон, отодвигаясь в сторону, чтобы освободить ему место. – Я думаю, что так приказал вождь.

– Вот сволочь, – обругал капитан непонятно кого.

Он сел к костру и зябко протянул руки к огню.

– Ну что? – спросил у него сквайр коротко.

– Колдун сказал, чтобы мы уходили, – ответил капитан зло, он смотрел на свои пальцы, красные от огня костра и был словно не в себе.

– А вот это уже приказ! – воскликнул дон Родригу, он как-то вдруг сразу заволновался.

Капитан поднял глаза и оглядел всех.

– Вы, конечно, уже всё понимаете? – спросил он и добавил: – Надо уходить… Сегодня. Перед рассветом. Часовых мы с Платоном берём на себя.

Тут он посмотрел на дона Родригу, который сидел рядом с сыном, и спросил:

– Дон Родригу, вы с Жуаном идёте с нами?

– Да, конечно, – поспешно ответил португалец и что-то сказал сыну.

Жуан кивнул. Капитан улыбнулся ему ободряюще. Некоторое время все сидели молча, думая каждый о своём и готовясь мысленно к завтрашнему дню.

– Как вам местный колдун? – вдруг спросил сквайр.

– Угм, – хмыкнул капитан неопределённо. – Производит впечатление.

– И главное: он ведь старый уже мужчина, – сказал сквайр чуть ли не с одобрением.

– Старый? – переспросил капитан, он казался удивлённым. – Мне он показался не старше вас… Мускулистый такой.

– Мускулистый?.. Да нет же! – заспорил сквайр. – Сухонький, тщедушный старичок, но сильный ещё, кажется. Жилистый.

– Может мы говорим о разных колдунах? – произнёс капитан и обратился к португальцу. – Скажите, дон Родригу, ведь вы этого колдуна уже видели раньше… Как он вам сегодня показался?

– Я его сегодня не видел, – сказал португалец коротко.

– Ну как же? – ахнул капитан. – Мы пришли, он сидел на полу… У его ног горел светильник.

Дон Родригу помолчал, потом потёр себе виски изящным жестом и, не спуская застывших глаз с костра, проговорил медленно:

– Может быть, он и сидел на полу, но он сидел за ширмой… Что-то наподобие ширмы, зелёной такой… Из травы и веток.

У капитана вытянулось лицо. Он потрясённо смотрел на проводника.

– Мать его разтак! – вскричал доктор в полнейшем изумлении.

Остальные ошарашенно молчали, не зная, что и сказать. Тишину нарушил капитан.

– Всем приготовиться, проверить оружие и спать, – сказал он, вставая. – Мы с Платоном – на вахте.

Потом он подошёл к костру матросов и стал с ними о чём-то договариваться.

****